Воющие псы одиночества - Александра Маринина

Так тянулось несколько месяцев. Наконец Петру надоело «изображать из себя», и он приступил к делу.

- Или ты будешь давать деньги, или пожалеешь, - заявил он, позвонив в очередной раз по телефону.

- Я не понимаю, почему я должна давать тебе деньги.

- Не мне, а матери. Потому что она по твоей милости осталась без кормильца.

- Ну да, я буду давать ей деньги, а ты их будешь забирать. Я уж не говорю о том, что без кормильца она осталась не по моей вине, а исключительно по воле твоего отца, который сам решил все продать и пропить. А твоя мама, между прочим, этому не препятствовала. Вот с ней и разбирайся. Отец выносил вещи и продавал, а она-то куда смотрела? Она вместе с ним пила на эти самые деньги. А ты сам куда смотрел? Ты же с родителями жил. Ты что, не видел, что из дома вещи исчезают? Видел. Так чего ты теперь от меня хочешь?

- Давай матери деньги, - тупо твердил Петр.

Аля перестала обращать внимание на его звонки. До тех пор, пока однажды не приехала к себе домой и не обнаружила, что обивка двери в квартиру изрезана ножом. На другой день Аля вызвала мастеров, дверь привели в порядок, а она отправилась на телефонный узел, сунула главному инженеру конверт с деньгами и договорилась, что им сменят номер.

Теперь Петр не сможет ей звонить.

Звонки, само собой, прекратились. Но Аля то и дело натыкалась на очередную выходку Петра. То перед дверью ее квартиры обнаруживалась куча дерьма, то рядом, на стене лестничной клетки, появлялись угрожающие надписи, то в двери оказывалась записка с требованием немедленно принять решение, позвонить и дать денег. То еще мерзость какая-нибудь.

Петр проявлял завидную настойчивость и удивительное терпение. Ему очень хотелось денег и очень не хотелось много и трудно работать. Он искренне не понимал, как женщина может отказываться от такого счастья, как ежедневный гарантированный секс, и отказ Али счел банальным кокетством, которое вполне можно переломить, нужно только уметь ждать.

Каждый раз после поездки к себе домой Аля возвращалась разбитой. Сперва мучительный страх перед тем, как сделать шаг из лифта,на лестничную площадку: что там сегодня? Подожженная дверь? Разлитые помои? Потом не менее мучительные угрызения совести: как она могла допустить такое развитие событий? Ничего не происходит само собой, если все так повернулось, значит, она дала повод. Она сама виновата. Так, может быть, и в смерти Володи, Петиного отца, она тоже виновата? Настроение портилось, и возвращалась она с холодным железным комом в груди и с теми самыми «черными мыслями», которые так точно улавливала своим обостренным чутьем Дина…

- Хорошая история, - покачал головой Назар Захарович. - Это ж надо еще поискать людей, которые могут в такую влипнуть. Редкий ты человек, Элка. Почему ты брату-то не рассказала?

- А зачем? То, что я помогала Надьке, это, мое личное дело. У меня к ней никакой неприязни нет, я даже благодарна ей за Андрюшу, а как он отнесся бы к этому? Может, он ей не простил, что она его продала, видеть ее не хочет, слышать о ней не желает, а я тут приду, видите ли, и начну рассказывать, как я ей помогаю.

- Но ты же сказала, что он ее нашел и собирается с ней встретиться. Значит, он о ней не думает ничего плохого.

- Ой, Наджар, так ведь он только сейчас мне сказал, что нашел Надьку, только на прошлой неделе. Я даже не знала, что он ее ищет. А теперь, как представлю, что он с ней встретится и с этим уродом Петей, мне прямо плохо делается. Ведь они в него вцепятся, как пиявки. И будут ныть, что я во всем виновата, и теперь мы все должны стройными рядами идти искупать свою вину. Со мной этот номер не пройдет, а Андрюшка попадется. Ему только дай повод чем-нибудь пожертвовать… Характер такой, - Аля горестно вздохнула. - И потом, он так долго ее искал, наверное, представлял, себе, как они встретятся, какая она чудесная, и как он будет ей помогать, и как он облагодетельствует ее сына. А что увидит? Жалкую пьянчужку, думающую только о том, где бы достать денег на водку, и ее тупого наглого сынка, который не желает ничему учиться, а желает исключительно жениться на престарелой бабе и тянуть из нее деньги. Был бы Андрюшка другим, я бы сразу все ему рассказала, но с его страстью к жертвенности… Нет, не рискнула. Что делать, Наджар?

- Ничего, - он пожал плечами. - Тут, Элка, уже ничего не поделаешь. Допустим, я могу устроить так, что твой Петр к тебе больше не сунется. Это несложно, нужно только заплатить, есть люди, которые этим займутся.

- Я заплачу, - торопливо сказала Аля, - у меня есть деньги. А с Андреем что делать?

- Я же сказал - ничего. Тут ничего сделать нельзя. Он хочет встретиться со своей матерью. - он с ней встретится. Он хочет ей помогать - он будет это делать…

- Но она же все пропьет! - в отчаянии воскликнула Аля. - Или этот кретин у нее все отберет и на себя истратит, на девок и на ту же водку. Все кончится тем, что Надька тоже умрет от пьянства, и Андрюша будет себя корить, угрызаться и считать себя виноватым. Я этого не хочу.

- Элка, Элка, - Назар Захарович укоризненно покачал головой, - я уж сколько лет назад тебе про конфликты рассказывал, а ты все, видно, позабыла. Ты сама-то себя слышишь? Ты слышишь, что говоришь?

Ей на мгновение показалось, что время повернуло вспять, и ей снова девятнадцать, она сидит с Назаром на кухне, как и тогда, тридцать семь лет назад, и слышит точь-в-точь те же слова.

- Ты боишься, ты чего-то там не хочешь, ты брата жалеешь, ты за него беспокоишься, переживаешь. Всюду одна только ты. А он-то где? Где твой Андрей? Он-то сам чего хочет?

- Страдать он хочет, вот что. И жертвовать.

- Так и пусть себе страдает и жертвует. Это его желание. Это его выбор. И тебе придется этот выбор уважать. При всей твоей горячей любви к брату и привязанности к нему у вас жесточайший конфликт. Либо он живет так, как ему нравится, и ты при этом страдаешь, потому что умираешь от жалости к нему, либо он наступает себе на горло, но ты счастлива.

- И какой же выход?

- Да элементарный, Элка. Пусть твой Андрей живет так, как ему нравится, вот и все дела.

- А я как же? Я же с ума сойду, переживая за него…

- А ты не сходи. И не переживай. Это был твой собственный выбор: страдать от жалости к брату. Или уважай свой выбор, скажи себе: это мой собственный выбор, никто меня не заставлял страдать, я сама себе это выбрала, я это люблю, мне это нравится, и я буду жить с этим всю жизнь, или скажи себе: нет, мне это не нравится, я этого не люблю, это был ошибочный выбор, и больше я его не делаю. Или - или. Твой брат сделал свой выбор - страдать. И он с этим живет и никому, как я понимаю, не жалуется. Ведь не жалуется?

- Да нет, - подтвердила Аля, - не жалуется.

- Вот видишь. Он сделал свой выбор и уважает его. И ты прояви уважение. Это тебе со стороны кажется, что брату плохо. А ему-то как раз отлично. И не нужно за него переживать. Человек, который сделал такие деньги, как Андрей, уж как-нибудь понимает, что ему нужно в жизни и чего не нужно, можешь мне поверить. Не надо за него думать. Ты за себя думай.

- Но я не могу перестать его жалеть, Наджар, - жалобно проговорила Аля. - Он для меня навсегда остался маленьким птенчиком, ласточкой моей, котенком. Что я могу с собой поделать?

- У-у, Элка, вот с собой-то мы как раз можем сделать все, что угодно. Это с другими людьми мы не можем ничего сделать, да и не нужно это, а с собой - все, что угодно. Ты хочешь перестать его жалеть или не хочешь?

- Хочу, конечно.

- Не ври, - он строго посмотрел ей в глаза. - Ты хочешь совсем другого. Ты хочешь, чтобы твой брат вел себя так, чтобы тебе не было его жалко. Вот чего ты на самом деле хочешь. Ты хочешь, чтобы кто-то, в данном случае - твой Андрюша, что-то для тебя делал. А я тебя чему учил? Что никто не обязан ничего для тебя делать. Человек существует на этом свете вовсе не для того, чтобы быть кому-то приятным и удобным. Научись уважать людей такими, какие они есть сами по себе, безотносительно к тому, удобно тебе это или неудобно. Андрей - такой, какой он есть, - тебе неудобен, хоть ты его и любишь до безумия. Так это, девочка моя, твои личные проблемы. Это тебе неудобно, понимаешь? А ему отлично. И тебе надо не с Андреем что-то делать, а с собой, со своим отношением к нему. Перестань хотеть от брата, чтобы он вел себя и жил так, как тебе приятно. Начни хотеть от себя самой. Загляни в себя поглубже и спроси, действительно ли ты хочешь перестать его жалеть или нет? И если да, то просто перестань. И все.

- Думаешь, это так просто?

- Я не думаю. Я знаю. Знаю, что это невероятно трудно. Но жить постоянно в жалости к человеку и в страхе, что его что-то может расстроить, точно так же трудно. У тебя есть выбор, Элка. Или одна трудность, или другая. Кстати, нам ехать-то не пора?

Она посмотрела на часы. Без четверти час. Пожалуй, пора.

Машина - темно-синие «Жигули» с тонированными стеклами - стояла напротив соседнего подъезда.