Продолжение следует - Павел Комарницкий

Правда, у здешних дикарей ещё сохранились архаичные формы управления — вождей тут выбирают, точно в каком-нибудь первобытном племени. Но это тоже пройдёт со временем, все проходили через это, даже Истинно Разумные. Вон и в Древнем Риме тоже была республика. Всё это кончится, когда основная масса населения приобретёт правильный образ мыслей. Главное — делать деньги. Делать своё дело, приносящее доход. Какое дело? Неважно, главное — делать, делать хорошо. И ещё весьма полезно усвоить — начальник всегда прав. Всё, иди работай!

А на другом материке, на одной шестой части суши строят светлое будущее, альтернативу прогнившему капитализму. Догоним и перегоним Америку! Пятилетку — в четыре года! Нет, в три с половиной! Даёшь!

У них есть заметные шансы на успех, у коммунистов. Прежде всего — чётко выстроенная вертикаль власти, куда более эффективная, нежели архаичная демократия. Плюс энтузиазм народных масс, все свои силы отдающих на великое дело построения коммунизма. Гигантская пирамида рабов, поражённая к тому же фанатизмом — сила страшная.

И потом — разве может отсталое рыночное хозяйство соперничать с чётко продуманными, железными планами партии большевиков, ведомой гением товарища Сталина? Да ни в жисть! План хлебосдачи выполним и перевыполним! Ну и что, что неурожай? Не сдашь план — положишь партбилет на стол. Это для начала…

И уже скрипят подводы, медленно едущие по притихшему селу. Похоронная команда заходит в хаты, где давно нет ни крошки съестного, вытаскивают иссохшие одеревенелые трупы. Ничего, великая цель требует великих жертв. Лес рубят — щепки летят!

А в Европе события идут своим чередом. В 1929 году весь мир потряс небывалый доселе системный кризис. Производство разваливалось на глазах. Останавливались заводы, разорялись миллионы фермеров и мелких предпринимателей. Толпы безработных, бездомных, голодающие оборванные дети просят милостыню на улицах европейских столиц. И это без всякой войны, при потрясающем изобилии! Чтобы удерживать цены, котлы пароходов, идущих из Америки, топили зерном. А идущие назад — бразильским кофе.

В отличие от предыдущих кризисов, более-менее быстро рассасывавшихся, этот кризис всё углублялся, втягивая всё новые страны и отрасли. И к 1933 году многие на Западе считали, что Маркс и Ленин правы — у капитализма нет будущего. Мировая революция неизбежна!

Коммунисты всех стран развили бешеную активность. Днём и ночью работает штаб Коминтерна в Москве. СССР оказывает зарубежным товарищам немалую материальную и огромную идеологическую поддержку. Плечом к плечу с коммунистами зачастую встают различные социалисты и другие разномастные революционеры. Профсоюзы проводят массовые митинги и забастовки. Властям капстран нечего предложить народу, остаётся давить грубой силой. Полиция, а кое-где и войска расстреливают демонстрации, ещё более озлобляя массы. «Мировой капитал» трещит по всем швам. Ещё немного! Ну!

В Германии события развиваются особенно круто. Бумеранг, запущенный когда-то кайзером, возвращается. Да здравствует пролетарская революция!

И тогда, чтобы хоть как-то остановить коммунистов, германская буржуазия фактически приводит к власти Гитлера…

На экране вопит, брызжет слюной маленький человечек с неряшливой чёлкой, с нелепыми усиками. Толпа добрых немцев внимает его гениальным откровениям. Величие и мощь Германии… Жизненное пространство… Истинные арийцы — ха, да это же мы! Хайль!

И добрые немцы отдают свои голоса за национал-социалистов. А чего, правильно он говорит! Долой еврейский капитал! Вот у меня рядом сосед-еврей, денег куча… Мне бы его магазинчик…

А несогласным уже вышибают зубы прикладами, для профилактики кариеса, перед отправкой в концлагеря — ведь там лечить их будет некому. И прежде всего под топор попадают коммунисты, и щепки летят уже от лесорубов…

Это была последняя серьёзная попытка доказать всему миру правоту учения фараона Нармера — весь мир делится на рабов и господ. Только вместо каменных топоров в ход пошли танки, пушки и самолёты.

На экране бравые немецкие парни в касках маршируют по Европе, не встречая серьёзного сопротивления, захватывая одну страну за другой. Лидеры великих демократий Англии и Франции смотрят на Гитлера с умилением — кушай, кушай, милок! Ух, какой здоровенный зверюга вымахал, уж он-то передавит всех коммуняк, как крыс, уж он-то сокрушит эту проклятую Россию… Ай, ты чего! Ой, больно!

Вот фашистский дракон уже рвёт бывшую Францию. Англичанам чуть легче — побросав всё, вплоть до штанов, они вплавь спасаются бегством из-под Дюнкерка. Зверь, который был буквально выращен для одной-единственной цели — уничтожить СССР — жрёт своих кормильцев…

А на экране армада самолётов, украшенная крестами, уже ползёт в светлеющем небе, чтобы обрушить свой груз на головы спящих людей. Двадцать второе июня тысяча девятьсот сорок первого года от рождества Христова, завещавшего людям своё «не убей»…

Это был второй приступ всемирного буйного помешательства, охвативший человечество. Гораздо более тяжёлый, чем первый.

На экране проплывают кадры, снятые вездесущими и невидимыми телезондами. Я с огромным трудом сдерживаю подступающую тошноту. Да, со времён Чингис-хана и Тимура люди здорово продвинулись в этом деле, в уничтожении себе подобных. Ну как убивали монгольские нукеры? Стрелы, копья, железная дубинка для разбивания голов… И как предел фантазии — завернуть человеку пятки к затылку, сломать хребет… А тут тебе и газ «циклон Б», и крематории, и прочие достижения человеческой мысли. Дьявольского разума сильно продвинутых хищных обезьян, познавших науки.

А на экране уже голые ребятишки сдают кровь перед отправкой в печь. Немцы — народ практичный. Ну зачем им кровь, покойникам? И волосы тоже не нужны этим недочеловекам, на матрасы пойдут…

А вот уже доктор Менгеле ставит свои опыты над малолетними евреями. Это же гораздо лучше морских свинок…

Меня всё-таки вырвало, прямо на ковёр. И зачем я ел, ведь знал, что придётся смотреть…

— Домовой, явись! — я выключаю просмотр. Надо отдышаться, не могу больше…

А верноподданный пылесос с гофрированными щупальцами рук и ног уже ждёт моей команды.

— Убери в комнате… пожалуйста… — зачем-то добавляю я. Мне сейчас стыдно даже перед роботом. Стыдно за то, что я был человеком.

«Ира, Ир…»

«Ау! Что случилось, Рома?» — она уже почувствовала моё настроение.

«Ты долго ещё?»

«Долго. Тебе плохо, да? Скажи, тебе очень плохо?»

Но я уже беру себя в руки. Действительно, нельзя же так… Рассопливился. У неё работа.