Тристан и Женевьева (Среди роз) - Шеннон Дрейк

Со двора раздался шум, и Женевьева подбежала к окну, движимая любопытством и отчаянием.

Ее шелковые юбки зашуршали, когда она вскарабкалась на кресло и выглянула наружу. Женевьева застыла. Причиной шума было возвращение откуда-то Джона и Тристана. Граф ехал верхом на своем огромном пегом коне. Их встречали радостными криками, конюх подбежал к ним, чтобы принять поводья, когда они спешились. Плащи рыцарей развевались от легкого осеннего ветерка, головы были непокрыты.

Тристан вдруг глянул вверх, на ее окна, и Женевьева невольно отпрянула, и чуть было не шагнула назад, забыв, что стоит на кресле, хотя и понимала, что он не видит ее. Но Женевьева не могла не заметить мрачную задумчивость, написанную на его лице.

Это пугало. Она поднесла руку к горлу, осознав, что он не забыл о ней. И что он совсем не смягчился.

Женевьева слегка тряхнула головой. Помимо своей воли она признала, что Тристан был самым привлекательным мужчиной, которого она видела за свою жизнь. Он мог бы стать героем легенды, отважным юным принцем, посланным спасти принцессу.

– Нет, он дракон! – выдохнула Женевьева. Ибо насколько он был привлекательным, настолько же он был и безжалостным.

– Джон, Тристан!

Женевьева посмотрела туда, откуда раздался детский голосок, и увидела Энни.

«Энни! Энни, вернись!» – подумала она, когда ее маленькая кузина побежала через двор, с развевающимися сзади косичками. Джон подхватил девочку на руки и к удивлению Женевьевы, та что-то сказала Тристану, отчего они с Джоном рассмеялись, и граф перехватил ее у Джона и посадил к себе на плечо, откуда Энни протянула ручку и потрепала коня рыцаря по мягкой морде. Она рассмеялась, явно довольная тем, что восседает на широком плече Тристана.

– Ах, Энни, и ты тоже предала меня! – пробормотала Женевьева и спохватилась. Она должна радоваться, Энни жила как маленькая леди, как в свое время жила она сама.

Девушка слезла с кресла и снова почувствовала холод. «Что же произойдет, когда все это кончится? Что будет, когда Джону наскучит Эдвина, когда Тристан устанет от мести, когда им надоест их собственность?» – думала она.

Женевьева обернулась, услышав, как отодвигается дверной засов. Ее сердце учащенно забилось, но затем она догадалась, что это не может быть Тристан. Скорее всего, он все еще оставался во дворе, он бы не успел так быстро подняться к ней.

Затем раздался стук.

Тристан никогда не стучал. Он входил когда ему хотелось.

– Войдите, – сказала Женевьева.

Вошла молоденькая девушка. У нее были огромные бархатные, карие глаза, пышная красивая грудь и крутые полные бедра. Она задумчиво посмотрела на Женевьеву, затем как будто вспомнив о хороших манерах и своих обязанностях, сделала реверанс.

– Миледи, меня зовут Тесс. Я буду вашей служанкой. Я буду прибирать у вас и приносить то, что попросите.

– Тесс – прекрасно.

Девушка, казалось именно так и думала, в отличии от Женевьевы. «Где Мэри? Как она скучала по своей Мэри! А эта…». Ей захотелось, чтобы у нее в руках сейчас была вышивка или книга, чтобы она могла показать, что очень занята и ее не интересует окружающее.

Но у нее ничего не было, и она просто уселась в кресло, стоявшее у камина, в то время как Тесс ходила по комнате, подправляя тут, складывая здесь, и при этом протяжно вздыхала.

Любопытства ради, Женевьева обернулась. Служанка разглаживала покрывала на кровати, на лице ее было неподдельное восхищение.

Она почувствовала на себе взгляд Женевьевы и обернулась, улыбаясь легко и лукаво, как бы говоря, что она была рада стать служанкой леди, но знала о ее курьезном положении.

– Он… – прошептала Тесс, – здесь он лежит!

– Что? – спросила Женевьева.

– Лорд Тристан. Здесь покоится его голова… Его тело вытягивается здесь… Плечи, грудь, ноги…

Женевьева почувствовала, как у нее в висках застучало. Она заставила себя улыбнуться. «О, Господи, это было последней каплей, переполнившей чашу ее терпения! Милая бестактность деревенской девчонки, которая пришла в ее спальню за тем, чтобы сладострастно мечтать о Тристане де ла Тере. И откуда она взялась!»

Наверняка ее прислал сам Тристан…

Неужели все эти дни он был с этой девицей. Оставил Женевьеву в покое для того, чтобы подыскать себе лучшее занятие где-то еще?

Она бессознательно сжала кулаки, пока не заметила, что ее ногти глубоко впились в ладони. Но ей каким-то образом удалось удержать улыбку на лице.

– Тесс, мне кажется, что в комнате относительный порядок.

– Да, я сделаю все, что угодно вашей милости.

– Я хотела бы остаться одна, Тесс.

С несчастным видом девушка убрала руки с постели и повернулась, чтобы уйти.

– А я-то думала, что понравилась ей!

Дверь закрылась с негромким стуком. И у Женевьевы возникло совершенно необъяснимое желание чем-нибудь запустить в нее. Еда нетронутая стояла на туалетном столике, она потянулась к нему со злорадной мыслью швырнуть поднос через всю комнату. Но ее рука замерла в воздухе, когда она увидела полную бутылку «Бордо». Вино усмирит ее дух.

Женевьева распечатала бутылку, налила и быстро выпила, проигнорировав еду. И словно теплая волна прошла по ее телу. Ей сразу стало легче. Она снова наполнила кубок и снова выпила, и боль начала стихать.

Она расхаживала по комнате и ругалась, клянясь, что сбежит от него. Если бы она только была терпеливой и осторожной, чтобы подождать, пока он успокоится. Ей было куда уйти, за холмами находится женский монастырь, и если она сумеет добраться к монахиням, то найдет там убежище и даже сам король не осмелится что-либо предпринять.

Наконец она решила, что убежит во Францию, где жил ее дядя. Она сделает это. Она должна это сделать. Наконец ее возбуждение иссякло, и она почувствовала утомление. Может быть, в этом сыграла свою роль и та половина бутылки «Бордо», которую Женевьева попыталась усвоить. Сначала она упала на колени подле камина, затем вытянулась во весь рост, подложив ладонь под горячую щеку. Почему, почему она чувствовала такую бурю внутри? Она презирала его, а то, что он испытывал к ней, было еще теплее, еще сильнее. Она не хотела, чтобы он касался ее. Она могла поклясться, что не хотела, что бы он снова прикасался к ней, но…

То, что он делал, было волшебством.

Но это же стыдно!

Сначала она чувствовала жар, затем ее тело как бы наполняли журчащей сладостной жидкостью, как будто это было следствием опытов какого-нибудь алхимика, который заставлял ее кипеть, гореть и извергаться.

– Я должна освободиться от этого! – громко прошептала Женевьева, обращаясь к самой себе, чувствуя еще больше отчаяние, чем прежде.

Тристан не вышел к обеду.