Как управлять собой, делом и судьбой. Психология управления в действии. - Михаил Ефимович Литвак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
3. Ну и по мне и моей истории спрогнозируйте, куда меня во время учебы в вузе заведет мой интерес?
Мои «трофеи» селфхантинга и лабораторные выводы:
– усиление интереса к происходящему вокруг;
– развитие интереса к людям, их поведению;
– развитие навыков рефлексии;
– формирование критического мышления, умения делать общие выводы из своего и чужого поведения, выделение закономерностей; – развитие чувства юмора и понимание парадоксальности жизни;
– жадный, живой интерес к собственному обучению и развитию;
– интерес к законам обучения;
– умение работать с информацией, умение слушать, «считывать» образ; – любимые школьные предметы (практически все – значит, образование без дыр, перекосов, целостный широкий взгляд);
– педагогические, тренинговые навыки;
– стихийные психологические навыки и открытия;
– коммуникативные навыки;
– лидерские качества и навыки;
– увлечение и умение работать со словом, текстом;
– любовь к путешествиям, встрече с культурой и «душой» разных мест;
– формирование оптимистического мировоззрения;
– осознанный выбор профессии, исходя из ключевых интересов и целей жизни;
– создание лаборатории КОРЖ со своей исследовательской гипотезой.
Кейс 3 Вуз. Становление профессии
Понятно, что в медицину я шла осознанно, хотя на тот момент не подозревала, что то, что было моей целью – понять, как устроен человек и его жизнь, как он может быть здоровым и счастливым, в медицине найти вряд ли возможно. Причем так получилось, что я не смогла поступить в институт с первого раза (действительно был большой конкурс – не прошла). И это как раз помогло уже определиться окончательно, что я хочу именно в медицину и чего я от нее хочу.
Я год поработала в медицинской клинике санитаркой и младшей медицинской сестрой и подготовилась направленно. И решила пойти на педиатрический факультет, достаточно логично рассудив, что здоровье начинается с детства. Если вылечить и научить быть здоровыми детей, тогда и взрослые будут здоровыми. Но вот как это сделать – оттуда еще не было видно.
Параллельно с учебой в институте я работала (подрабатывала санитаркой, лаборанткой, медсестрой) в разных клиниках, так что наивности у меня после такой практики опять поубавилось прилично. Было понятно, что медики – это не идеальные «люди в белых халатах» в хорошо оборудованных помещениях красиво лечат, а люди, которые вопреки неидеальным условиям что-то еще делают. Как моя заведующая отделением говорила: «Я – доктор Айболит. Меня под деревом посади, так я прием проведу, мне только фонендоскоп нужен. Хотя могу и ухо к груди, как старые врачи раньше слушали».
И при этом нам давали такой объем знаний о человеке и его здоровье (болезнях больше, правда), как будто мы его всю жизнь будем рассматривать очень и очень глубоко, до клеточного уровня. Школа Ростовского медицинского института шла от Варшавского университета (его эвакуировали к нам в Первую мировую войну, и он так и остался), и нам еще досталось выучка «старой школы», ее духа, традиций, субординационной церемонности. И я вновь, уже на другом уровне понимания, всерьез увлеклась научной и исследовательской студенческой работой, поймав кайф (простите за просторечие), от того, что любую практику можно систематизировать, подняться над частным случаем и увидеть общее, лучше осознавая, что на что в здоровье и жизни влияет. Занималась в нескольких научных кружках. Для того чтобы запомнить огромный объем информации с латинскими названиями, точным расположением всего в организме (а там столько всего!) каких приемов мы только ни придумывали. Например: «Песни и пляски на тему: Связки». И пели, и плясали. И систему образного запоминания изобрели. Потом оказалось, что до нас уже мнемотехники существовали, но никто же не запрещает изобретать велосипед, если ты его не видел, а он нужен. И опять каким-то мистическим образом именно в нашем кружке по детским инфекциям был поставлен мой любимый педагогический вопрос – почему одни студенты тянутся к науке, другие – нет. И, как водится в моей жизни, я опять попала в удачное стечение обстоятельств, когда в научном кружке мы изучали, разрабатывали и внедряли способы обучения студентов и аспирантов ведению научной и исследовательской работы. И я еще была старостой этого кружка, т. е. опять лидерские «ушки» выглянули.
На пятом-шестом курсе меня еще очень увлекли два предмета: хирургия и психиатрия (в ее рамках впервые нам читали хотя скромный, но все же курс медицинской психологии). Я всерьез хотела стать детским хирургом, активно занималась на хирургии. И забавно, что именно на пересечении этих практически непересекающихся направлений медицины я впервые услышала пророчество, что быть мне психотерапевтом.
Так получилось, что мы на хирургии присутствовали на поликлинической операции вскрытия панариция на большом пальце ноги, идущей под местной анестезией. И пока все сгрудились вокруг ноги пациентки, чтобы смотреть ход манипуляции, я заметила, что она ужасно нервничает, стала у изголовья, отгородила ее собой от студентов и хирурга и стала с ней разговаривать. Заговаривала зубы, как могла (слышали, наверное, что слово «врач» происходит от древнерусского «врати» – т. е. уметь говорить, «заговаривать» болезнь).
Как раз рассказывала о своем интересе к хирургии, психиатрии и психотерапии и выборе между ними в будущем. Если учесть, что это действительно было достаточно болезненное вмешательство и анестезия там очень слабая, то комплимент, который я получила в результате, считаю, был мною заслужен и хорошо запомнился. Моя «психотерапевтируемая» и одновременно оперируемая пациентка по окончании процедуры удивленно произнесла: «А я ведь забыла, что боялась, и почти не чувствовала боли! Доктор, не надо в хирургию, идите в психотерапию! У вас дар помогать людям словом!»
Но не рисуйте вновь себе идеальную картину, что я сижу безотрывно на лекциях, грезя о своем медицинском предназначении, потом в библиотеку бегом, вечером – научный кружок, оттуда – работать в клинику, а по ночам, если это не ночное дежурство, – пишу конспекты. В общем, было, конечно, все – и лекции, и библиотека, и бессонные ночи, и даже сон на лекциях. Но и все, что положено живой и творческой девушке, «студентке, комсомолке и красавице», тоже было: практическое изучение отношений, т. е. просто
