Салават-батыр (СИ) - Хамматов Яныбай Хамматович

Когда из крепости прибыло подкрепление, положение башкир стало совсем критическим.

Оценив в считанные секунды обстановку, Салават издал призывный клич. Уцелевшие в бою батыры, отстав от карателей, со всех сторон бросились к нему. Быстро сгруппировавшись, салаватовцы дружно сорвались с места и под прикрытием немногих пушек, помчались в сторону леса. Пока опешившие от неожиданности каратели приходили в себя, они успели скрыться из виду.

VIII

Заночевав в ауле Тал дар, Салават собрал наутро своих помощников на совет.

— Агай-эне![88] Сами видите, как похолодало. Вот-вот зимние бураны нагрянут. Народ наш с голодухи мается. Так что воевать с карателями ни у кого нет сил. По всему видно, придется нам отряд наш покамест распустить… А весною, как потеплеет, соберемся сызнова и, если на то будет воля Аллаха, продолжим. Согласны?

Соратники, привыкшие беспрекословно во всем повиноваться своему прославленному вождю, все, как один, поддержали его предложение:

— Мы согласны!

— На все твоя воля, Салауат-батыр!

— Предложение твое разумно. Побережем силы до весны.

Уговорившись не терять связи и назначив время, когда будет подана весть о месте будущей встречи, Салават отпустил людей, а сам стал думать, где ему и оставшимся с ним товарищам было бы лучше всего перезимовать. Он уже знал, что вся его семья, включая родителей, находится в руках карателей. Но даже это не сбило батыра с ног. Салават понимал, что жизнь его принадлежит не ему и не семье его, а народу и решил сберечь себя для будущей войны.

После роспуска отряда с ним осталось всего лишь несколько человек: есаул Ракай Галиев с братом Абдрашитом, Юртым Адылов и Зейнаш Сулейманов[89]. Не желая навязывать им своей воли, он спросил:

— Ну как, дустарым, где зимовать будем?

— Где угодно, только уж никак не в ауле. Куда ни пойдем, солдаты нас везде достанут. Придется нам в какой-нибудь пещере схорониться, где ж еще, — сказал Сулейманов.

Абдрашиту Галиеву такое предложение не понравилось.

— Ай-хай! Ты хоть знаешь, каково в каменной пещере в зимнюю стужу?!

— Сказывают, будто Кинья к казахам бежал. Может и нам в те края податься? — вставил свое слово Юртым.

— Про то, куда Кинья-абыз[90] подевался, никто не знает, — заметил Салават. — А что до казахских степей, то и впрямь будет лучше там укрыться. Думаю, так безопасней будет.

— Верно, Салауат-батыр!

— Поехали на зиму к казахам!..

Салават закусил и пожевал верхнюю губу, потом с сосредоточенным видом почесал затылок. Приду мать-то они, конечно, придумали, куда на зиму спрятаться, да вот как осуществить задумку?.. Как переправиться, положим, хотя бы через реку? Вода ведь еще не промерзла. Да и каково им будет пробираться непроходимыми лесами и горами, одному только Аллахы Тагаля ведомо.

Долго размышлял батыр, мучаясь сомнениями. Видимо, придется все-таки на какое-то время в лесу возле Миндишева схорониться. Это глухое и потому самое подходящее для них место, потому как царские войска, расквартированные по крепостям, заводам и крупным селам, в лесистые горы и в топкие места, вернее всего, не сунутся. Да и тамошние башкорты самые надежные. Они обеспечат Салавата и его товарищей провизией, одеждой и будут сообщать им о передвижении карателей.

Но, как известно, человек предполагает, а Всевышний располагает. К великому несчастью, все получилось не так, как задумывалось. Вся беда была в том, что аул, где скрывался Салават со своими людьми, находился в окружении заводов и русских поселений. Когда они готовились уходить, в избу ввалился какой-то крепыш.

— Бегите отсюда, не мешкая! — протараторил он с порога.

Не допив чай, Салават вскочил со своего места.

— Что стряслось?

— Кругом шымсылар… Мишарский старшина Абдусалямов Муксин, тот самый, что когда-то Батыршу поймал, выведал, где вы, и ведет сюда с собой какого-то Аршина с войском.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

«Аршеневского, — тут же сообразил Салават, — это его люди ограбили недавно нашу семью, пол сотни лошадей умыкнули…»

— А где они сейчас? — спросил он.

— Мишар ведет каратов по окружной.

— По окружной? — изумился Салават. — А зачем?..

— Негодяй Муксин боится, что башкорты дознаются и бежать тебе пособят. А Муксинов братишка Ямгур, сказывают, грозился и второй урысов отряд привести.

Бежать немедленно! Салават стал торопить своих друзей. Они наскоро побросали кое-какие вещицы в мешки, привязали их к седлам и, вскочив на лошадей, помчались по левому берегу Юрюзани.

Воздух был свеж и по-зимнему морозен. Нагоняя снег, дул сильный, порывистый ветер.

— Хоть бы следы наши замело. Тогда нас не найдут, — сказал Салават, приостановившись.

Остальные промолчали.

Переночевав в Каратаулы, они оставили там лошадей и дальше уже отправились на лыжах.

И вот уже неподалеку родные шайтан-кудейские владения. Им бы только до знакомой охотничьей избушки добраться. А уж каратели не скоро их там отыщут…

Но и на этот раз Салавату не повезло. Очень скоро, двадцать пятого ноября, беглецов догнал передовой отряд команды поручика Лесковского.

Окруженные со всех сторон джигиты ощетинились, направив на карателей свои стрелы, но Салават остановил их:

— Не надо! Зачем губить себя понапрасну?

— Уже лучше в бою смерть принять, чем в руки врага угодить! — вспылил Ракай Галиев.

— Нам бы только живыми остаться. А весной, Алла бойорха, как сговаривались, сызнова начнем, — проговорил едва слышно Салават.

Не встретив сопротивления, каратели, среди которых находился и коварный Муксин Абдусалямов, тоже не стали стрелять. Велев связать беглецов, не успевший опомниться от радости поручик, возомнивший себя уже капитаном, сразу же отвез их в Калмыково[91], где сдал своему начальнику подполковнику Аршеневскому.

Боясь поверить в свою удачу, сулившую ему славу и повышение в чине, тот осторожно приблизился к плененному Салавату, молча обошел его и внимательно осмотрел со всех сторон, как бы прицениваясь. Не спуская с гордо стоявшего батыра алчных глаз, Аршеневский бросил через плечо:

— А вы часом не ошиблись, поручик? Это и есть главный между башкирским народом возмутитель? Уж больно молод…

— Никак нет, ваше высокоблагородие, не ошиблись. Не извольте сомневаться! — уверенно отчеканил Лесковский, покосившись, в свою очередь, на мишара Муксина.

Братья Абдусалямовы услужливо закивали.

— Он, он! Точно он, — закричал Муксин. — Это я его поймал.

Сотник Ямгур едва не оттолкнул его в досаде локтем, протискиваясь к Аршеневскому.

— Я его выследил, ваша высокая благородия. Вы уж не забудьте при случае… — начал было он, но тут же осекся, съежившись под презрительным взглядом Салавата, говорившим: «Уж я-то знаю, чего вам надо. Вы, шакалы проклятые, вечно на земли наши зарились. На куш богатый надеетесь, стервятники. Уже и грызетесь из-за добычи, прямо тошно смотреть…»

Наслаждаясь лицезрением главного преступника, подполковник едва не потирал руки, предвкушая свой скорый триумф. Готовый на радостях расцеловать всех и каждого, он даже к пленнику не испытывал той неприязни, которую тот вызывал у него до поимки.

Пребывая в таком благорасположении, Аршеневский приступил, наконец, к допросу. Однако вскоре настроение его переменилось. Вопреки ожиданиям подполковника, Салават, отвечая на его вопросы, держался независимо, ничем не выказывая своего раскаяния.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Все прочие бунтовщики толпами к нам с повинной являются, а ты, как я погляжу, даже и не думал сдаваться, — не скрывая своего раздражения, заметил Аршеневский.

— Не думал…

— Столько злодеяний совершил и не раскаиваешься?! — заорал, потеряв самообладание, подполковник.

Салават промолчал.