Базар житейской суеты. Часть 3 - Уильям Теккерей

Теперь что? Амелія думаетъ да думаетъ и, послѣ головоломной работы, продолжавшейся около сутокъ, сочиняетъ объявленіе, переписанное на карточку самымъ мелкимъ, превосходнымъ почеркомъ. Вотъ оно:

«Благородная женщина, имѣющая въ своемъ распоряженіи нѣсколько лишняго времени, желаетъ заняться воспитаніемъ маленькихъ дѣвочекъ, которыхъ она можетъ учить англійскому и французскому языкамъ, также географіи, исторіи, а также музыкѣ. Спросить А. О. въ магазинѣ мистера Брауна.»

И она вручаетъ этотъ документъ джентльмену, торгующему на Аделаидиныхъ Виллахъ произведеніями изящныхъ искусствъ. Онъ кладетъ изящный манускриптъ на конторку, гдѣ въ скоромъ времени, онъ покрывается мухами, и достаточнымъ количествомъ пыли. Амелія время отъ времени проходитъ съ замираніемъ сердца мимо дверей магазина, въ надеждѣ, что мистеръ Браунъ сообщитъ ей пріятную новость. Но никакихъ новостей не сообщаетъ мистеръ Браунъ. Онъ и не замѣчаетъ бѣдной вдовы. Когда она заходитъ въ магазинъ для маленькихъ покупокъ, Браунъ говоритъ, что никто не обращается къ нему съ требованіями наставницы для дѣтей. Бѣдная, простодушная, нѣжная и слабая леди! тебѣ ли бороться съ треволненіями житейскаго базара?

Съ каждымъ днемъ становітся она печальнѣе и грустнѣе; лицо ея худѣетъ, и въ глазахъ, обращенныхъ на сына, выражается какая-то странная тревога, которой не можетъ постигнуть юный Джорджъ Осборнъ. Часто просыпается она по ночамъ, и заглядываетъ украдкой въ его комнату, чтобы видеть, спитъ ли Джорджинька, и не украли ли его. Сонъ рѣдко смежаетъ теперь заплаканные глаза мистриссь Эмми. Страхъ и постоянныя заботы преслѣдуютъ ее днемъ и ночью. Одна и та же мысль, тяжелая, жестокая, чаще и чаще прокрадывается въ ея голову, мысль, что ей необходимо разлучиться съ малюткой, и что она сама стоитъ на перепутьи къ его счастью. Разлучиться?! Нѣтъ, нѣтъ, какъ это можно? По крайней мѣрѣ не теперь. Когда-нибудь, въ другое время. Нѣтъ, никогда, никогда! Амелія плачетъ, становится на колѣни и молится усердно о счастія малютки-сына.

Внезапная мысль сверлитъ мозгъ мистриссъ Эмми, и она краснѣетъ, какъ дитя: не выйдти ли ей замужъ за достопочтеннаго мистера Бинни, молодаго пастора на Аделаидиныхъ Виллахъ? Онъ небогатъ, конечно, но все же можетъ прокормить и ее, и малютку Джорджа, и обоихъ стариковъ. Но тутъ грозно смотритъ на нее миньятюрный портретъ покойнаго Джорджа, и она съ трепетомъ гонитъ изъ головы нечестивую мысль. Нѣтъ, чтобы ни случилось, но она чистою и невинною возвратится къ нему на небеса.

И эта борьба, описанная нами въ нѣсколькихъ словахъ, продолжалась въ сердцѣ бѣдной Эмми нѣсколько мучительныхъ недѣль, и не было у ней друга, способнаго сочувствовать ея скорби. Впрочемъ дружескіе совѣты были бы тутъ совершенно безполезны, потому-что Амелія не видѣла для себя никакой возможности покориться силѣ обстоятельствъ, хотя больше и больше, съ каждымъ днемъ, она сознавала могущество врага. Истины, одна другой ужаснѣе, выступали передъ ней съ грозной и сокрушительной обстановкой. Бѣдность и нищета для всѣхъ, нужда и униженіе для родителей, несправедливость къ сыну, — могла ли женская голова устоять противъ всѣхъ этихъ нападеній грозной судьбы? Внѣшнія укрѣпленія маленькой цитадели, гдѣ бѣдная душа берегла свое единственное сокровище и любовь, были наконецъ пробиты и взяты одна за другою.

При началѣ этой борьбы, мистриссъ Эими написала убѣдительное письмо къ своему брату въ Калькутту. Она живо изобразила безнадежное и безпомощное состояніе родителей, и слезно умоляла Джоя не оставлять стариковъ передъ концемъ ихъ страдальческой жизни. Увы, не знала мистриссъ Эмми всей обширности семейнаго несчастья. Мистеръ Джозефъ аккуратно продолжалъ высылать сумму, назначенную старикамъ, но получалъ ее одинъ честный заимодавецъ въ Сити. Старикъ Седли продалъ сыновній пансіонъ за извѣстную сумму наличныхъ денегъ, понадобившихся ему для приведенія въ псполненіе одного изъ его безумныхъ проектовъ. Эмми съ нетерпѣніелъ дожидалась изъ Индіи благопріятнаго отвѣта. Она записала въ своей карманной книжкѣ почтовой день, когда письмо ея было отправлено.

Былъ у нея въ Индіи еще одинъ другъ и вмѣстѣ опекунъ маленькаго Джорджа, нѣкто майоръ Доббинъ, но Амелія уже не писала къ нему ни строчки, съ тѣхъ поръ какъ поздравяла его съ наступающимъ днемъ свадьбы. Ея скорбь и душевная тоска были такимъ-образомъ неизвѣстны легкомысленному майору. Амелія воображала съ отчаяніемъ въ душѣ, что и этотъ единственный другъ, принимавшій нѣкоторое участіе въ ея судьбѣ, покинулъ навсегда и забылъ бѣдную вдову.

Дѣла шли прескверно. Кредиторы заходили каждый день въ хижину обнищавшаго семейства; старуха-мать предавалась истерической скорби; мистеръ Седли былъ угрюмъ и молчаливъ; члены семьи, занятые каждый по одиначкѣ мыслями мрачными и тревожными, тщательно старались избѣгать другъ друга; хозяинъ и хозяйка хмурились и пыхтѣли за кухонной перегородкой. Прескверно шли дѣла. Однажды, отецъ и дочь случайно столкнулись въ гостиной, и остались наединѣ, съ глазу на глазъ. Желая утѣшить старика, Амелія сказала ему, что она дѣлала въ это утро. Она писала къ брату Джою, въ Калькутту, откуда отвѣтъ долженъ быть полученъ мѣсяца черезъ три, или ужь много, черезъ четыре. Джой всегда былъ великодушенъ, хотя нѣсколько безпеченъ. Онъ не откажетъ въ денежномъ пособіи, какъ-скоро узнаетъ про стѣсненныя обстоятельства матери и отца.

И тогда-то бѣдный старый джентльменъ разоблачилъ всю истину передъ мистриссъ Эмми. Сынъ продолжаетъ сполна высылать назначенную сумму, да только самъ онъ, собственнымъ безразсудствомъ, лишился сыновняго пансіона. Онъ не смѣлъ въ этомъ признаться ранѣе. Амелія поблѣднѣла какъ смерть, выслушавъ эту тайну, и въ глазахъ ея несчастный старикъ прочиталъ укоръ для себя.

— А! воскликнулъ онъ, отворачиваясь отъ дочери, причемъ губы его страшно задрожали. Ты презираешь теперь своего стараго отца.

— Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! вы ошибаетесь, милый папа, вскричала Амелія, бросаясь къ нему на шею, и покрывая поцалуями его исхудалое лицо. Вы всегда были добрымъ и великодушнымъ отцомъ. Вы надѣялись разбогатѣть, милый папа, осчастливить насъ. Не о деньгахъ плачу я, нѣтъ… О Боже мой! Боже мой! умилосердись надъ несчастной матерью, дай мнѣ силы перенести это горе…

И еще разъ поцаловавъ отца, мистриссъ Эмми ушла въ свою комнату.

Но старикъ все-таки не зналъ, что значило это объясвеніе, и недоумѣвалъ, отчего съ такими страшными порывами отчаянія, оставила его бѣдная дочь. Мы все знаемъ, и потому можемъ довести до свѣдѣнія читателя, что судьба побѣдила наконецъ злосчастную вдову. Страшный приговоръ произнесенъ. Сынъ долженъ оставить свою мать — удалиться въ чужой домъ — забыть мать. Ея сердце и сокровище, ея радость, надежда, любовь, — прощайте вы, всѣ нѣжныя чувства, привязывавшія къ жизни! Амелія должна отказаться отъ своего сына, и тогда… Тогда уйдетъ она къ Джорджу, на небеса, гдѣ они вмѣстѣ станутъ молиться о счастіи своего малютки, и ожидать его къ себѣ.

Сама не зная что дѣлаетъ, Амелія вышла на бульваръ, по которому Джорджинька обыкновенно возвращался изъ школы, и куда она выбѣгала къ нему навстрѣчу. Былъ майскій полупраздникъ. Деревья покрывались зеленью, погода стояла превосходная. Вскорѣ появилась на бульварѣ фигура Джорджиньки, возвращавшагося изъ школы съ кипою книгъ въ сумкѣ на плечѣ. Рѣзвый и веселый мальчикъ подбѣжалъ къ матери, и затянулъ какую-то пѣсню.

Итакъ вотъ онъ, юный Джорджъ, разцвѣтающій въ красотѣ и силѣ. Неужели они разстанутся? Нѣтъ, это невозможно. Задыхаясь отъ внутренняго волненія, Амелія прижала малютку къ сердцу, и руки ея судорожно обвились вокругъ его стана.

— Что съ тобою, маменька? сказалъ Джорджъ. Ты очень, очень блѣдна.

— Ничего, дитя мое, сказала мистриссъ Эмми, продолжая цаловать его розовыя щеки.

Вечеромъ въ тотъ день, Амелія заставила мальчика прочесть исторію Самуила, о томъ, какъ Анна, мать его, провела его къ первосвященнику Иліи для посвященія Господу Богу. Пѣснь Анны произвсла впечатлѣніе на мать и сына. Читатель, если ему угодно, можетъ найдти ее въ своемъ мѣстѣ. Потомъ читалъ Джорджинька, какъ Анна собственными руками приготовляла для Самуила хитонъ, и каждогодно, въ день жертвоприношенія, приносила ему это платье. Затѣмъ, по поводу этой трогателъной повѣсти, Амелія предлагала соотвѣтствующее истолкованіе своему сыну. Она объяснила, какимъ-образомъ Анна, не смотря на свою безпредѣльную любовь къ Самуилу, должна была однакожь разстаться съ нимъ въ слѣдствіе своего обѣта. Нѣтъ никакого сомнѣнія, что она всегда думала о немъ, когда шила праздничный хитонъ, и Самуилъ ужь конечно, никогда не забывалъ своей матери. Можно представить, говорила Амелія, какъ мать и сынъ были счастливы при своемъ обоюдномъ свиданіи. Зато вотъ онъ и сдѣлался такимъ премудрымъ… Комментарій законочился горькими слезами.