Базар житейской суеты. Часть 3 - Уильям Теккерей

Какъ женщина строгихъ правилъ, невинная и прекрасная, леди Гигантъ занимала самое высокое мѣсто на Базарѣ Житейской Суеты. Отличное уваженіе, съ какимъ лордъ Стейнъ обходился съ нею, приводили въ очарованіе всѣхъ, кто только былъ свидѣтелемъ его истинно-джентльменскаго поведенія, и самая строгая критика соглашалась, что онъ былъ великій лордъ въ полномъ смыслѣ слова.

Великая битва наступила. Для успѣшнѣйшаго отраженія общаго врага, леди Гигантскаго дома призвали на помощь леди Барикрисъ. Карета леди Гигантъ отправилась за ея матерью на Гилль-Стритъ, такъ-какъ собственные экипажи леди Барикрисъ находились въ рукахъ заимодавцевъ, и поговаривали, будто эти неумолимые Израильтяне присвоили себѣ даже брильянты и гардеробъ миледи. Они завладѣли также замкомъ Барикрисъ, со всѣми его драгоцѣнными картинами, мебелью, великолѣпными произведеніями Вандика; картинами благороднаго Рейнольда и портретами Лоренса, которые, лѣтъ за тридцать передъ этимъ, считались драгоцѣннѣйшими произведеніями истинваго генія. Едныственная въ своемъ родѣ «Танцующая Нимфа» Кановы была снята съ самой леди Барикрисъ въ эпоху ея цвѣтущей юности. Тогда она была блистательно-прекрасна, богата и славна, но время и заботы исказили всѣ черты ея безъ всякаго милосердія и пощады, такъ-что никто не угадалъ бы въ ней теперешнюю беззубую и лысую старуху, одѣтую слишкомъ скромно изъ остатковъ ея прежняго гардероба. Тотъ же художникъ, и тогда же, изобразилъ лорда Барикриса въ гвардейскомъ полковничьемъ мундирѣ, съ обнаженной шпагой передъ фасадомъ замка Барикрисъ. Теперь онъ истасканный и худощавый старикашка въ скромномъ сюртукѣ и въ парикѣ à la Brutus онъ слоняется по утрамъ около судейскихъ конторъ на Грэиннскомъ Скверѣ, и обѣдаетъ одиноко въ клубахъ.

Лордъ Барикрисъ не любилъ обѣдать у Стейна на Гигантскомъ Скверѣ. Въ молодости они были большими друзьями, и состязались на одной и той же дорогѣ житейскаго базара суеты, Стейнъ удерживалъ за собою свой постъ, и былъ теперь гораздо славнѣе, чѣмъ въ 1785 году, когда знали его подъ именемъ лорда Гиганта, но Барикрисъ не устоялъ: свихнувшись разъ навсегда, онъ полетѣлъ стремглавъ съ верхнихъ подмостковъ обанкрутился, разбился и погибъ. Онъ слишкомъ часто занималъ деньги у Стейна, чтобъ находить какое-нибудь удовольствіе въ его обществѣ на Гигантскомъ Скверѣ. Чувствуя особенный припадокъ неугомонной веселости, милордъ любилъ повременамъ спрашивать леди Гигантъ, отчего такъ рѣдко она видится съ своимъ отцомъ?

— Онъ ужь, если не ошибаюсь, не былъ здѣсь мѣсеца четыре, говорилъ лордъ Стейинъ. По вексельной книгѣ мнѣ всегда легко справиться; когда Барикрисъ навѣщалъ меня въ послѣдній разъ. Вы не можете представить, милостивыя государыни, какъ мнѣ пріятно вести денежные счеты съ тестемъ моего сына.

Писатель настоящей исторіи не чувствуетъ особеннаго желанія распространяться о другихъ знаменнтыхъ особахъ, которыхъ мистриссъ Бекки имѣла счастіе встрѣтить при первомъ своемъ появленіи въ обществѣ большаго свѣта. Былъ тутъ впрочемъ испанскій грандъ, Питерварадинъ, съ своей супругой. Красная леита Золотаго-Руна весьма эффектно обвивала его шею, и былъ онъ перетянутъ въ ниточку, какъ джентльменъ, отлично понимавшій тонкости моднаго туалета. Говорили, что Петерварадинъ владѣлъ на своей родинѣ безчисленными стадами.

Былъ тутъ еще мистеръ Джонъ Павелъ Джефферсонъ Джонсъ, почетный членъ американскаго посольства, и корреспондентъ одной нью-йорской газеты. Когда разговоръ нѣсколько пріостановился за столомъ, мистеръ Джонсъ, думая доставить удовольствіе леди Стейнъ, обратился къ ней съ вопросомъ: «Понравилась ли Бразилія его любезному другу, несравненному Джорджу Гиганту?» Онъ и Джорджъ познакомились въ Неаполѣ, и вмѣстѣ восходили на Везувій. Мистеръ Джонсъ представилъ полный и подробный отчетъ объ этомъ обѣдѣ, напечатанный, черезъ нѣсколько времени, въ нью-йорской газетѣ. Онъ обозначилъ имена и титулы всѣхъ гостей, и сдѣлалъ даже біографическій очеркъ главнѣйшихъ особъ. Онъ описалъ весьма краснорѣчиво всѣхъ дамъ, сидѣвшихъ за столомъ, и подмѣтилъ всѣ оттѣнки ихъ великолѣпнаго костюма. Лакеи, съ ихъ ливреями, также заняли приличное мѣсто въ его отчетѣ. Онъ исчислилъ блюда, вина, всѣ украшенія буфета, и окончательно опредѣлилъ приблизительную цѣнность столоваго сервиза. По его соображеніямъ, на каждую особу израсходовано за столомъ отъ пятнадцати до восемнадцати долларовъ, никакъ не меньше. Впослѣдствіи мистеръ Джонсъ, основываясь на своихъ короткихъ сношеніяхъ съ Джорджемъ, завелъ постоянную привычку отправлять своихъ protégés на Гигантскій Скверъ, рекомендуя ихъ вниманію и покровительству лорда Стенна. На этотъ разъ онъ былъ очень сердитъ на молодаго Саутдауна, который съ непонятною дерзостью перебилъ ему дорогу, когда всѣ гости пошли въ столовую залу.

«Лишь-только», писалъ Джонъ къ своимъ американскимъ друзьямъ, «хотѣлъ я предложить свою руку прекраснѣйшей, блистательной, очаровательной и чрезвычайно умной мистриссъ Родонъ Кроли, какъ-вдругъ, не знаю, откуда взялся этотъ заносчивый патрицій, и подцѣпилъ мою Елену, не сказавъ ни слова въ извиненіе. Я принужденъ былъ занять мѣсто въ арріергардѣ съ мужемъ этой дамы. Жирный толстякъ, Родонъ Кроли, составилъ свою каррьеру при Ватерлоо, гдѣ повезло ему гораздо больше, чѣмъ его красноперъмь товарищамъ въ Новомъ-Орлеанѣ.»

При вступленіи въ это джентльменское общество, полковникъ краснѣлъ какъ піонъ и былъ стыдливъ, какъ шестнадцатилѣтній мальчикъ, котораго привели въ дѣвичій пансіонъ, гдѣ училась его сестра. Было уже сказано, что честный Родонъ никогда не имѣлъ случая въ своей жизни привыкнуть къ обществу прекрасныхъ леди. Въ клубѣ съ джентльменами, или въ казармахъ за общимъ столомъ, онъ былъ какъ у себя дома: говорилъ безъ умолку о лошадяхъ, о собакахъ, держалъ заклады, ѣздилъ верхомъ, курилъ и неустрашимо подвизался на бильярдѣ съ отважными игроками. Былъ онъ правда на своемъ вѣку друженъ и съ прекраснымъ поломъ, но этому прошло ужь лѣтъ двадцать, и притомъ прекрасныя его пріятельницы принадлежали къ разряду тѣхъ не весьма блистательныхъ леди, съ которыми, какъ гласитъ извѣстная комедія, былъ въ свое время знакомъ молодой Марло, прежде чѣмъ образумила и остепенила его очаровательная миссъ Гардкассель. Времена слишкомъ переходчивы: ныньче ужь порядочный человѣкъ никакъ не дерзаетъ, въ хорошемъ обществѣ, заикнуться о той веселой компаніи, которую молодые люди посѣщаютъ въ казино и танцовальныхъ залахъ… Словомъ сказать, хотя полковнику Родону Кроли стукнуло уже ровно сорокъ-пять лѣтъ, но до сихъ поръ не встрѣчалъ онъ и полдюжины настоящихъ леди, за исключеніемъ, разумѣется, своей жены, этой истннной львицы въ джентльменскомъ кругу. Добрая леди Дженни сюда не идетъ въ разсчетъ. Полковникъ любилъ и уважалъ ее отъ всего сердца, но всѣ другія женщины рѣшительно пугали Родона Кроли. Впродолженіе своего перваго пребыванія въ Гигантскомъ домѣ, онъ хранилъ глубокомысленное молчаніе, и сообщилъ только одно совсѣмъ не интересное замѣчаніе относительно погоды. Бекки могла бы, безъ зазрѣнія совѣсти, оставить его дома, но приличія свѣта требовали, чтобъ мужъ, присутствіемъ своимъ, покровительствовалъ и защищалъ это робкое и слабое созданіе при первомъ его появленіи въ большомъ свѣтѣ.

Лишь-только Ребекка переступила черезъ порогъ великолѣпнаго палаццо, лордъ Стейнъ, выступивъ впередъ, поклонился, взялъ ее за руку и представилъ супругѣ своей, леди Стейнъ, и ея прекраснымъ невѣсткамъ. Великосвѣтскія леди сдѣлали едва замѣтный реверансъ, и хозяйка подала руку новой гостьѣ, холодную и безжизненную, какъ мраморъ.

Ребекка, однакожь, поспѣшила взять эту руку съ благодарнымъ смиреніемъ, и при этомъ выполнила реверансъ съ такимъ чуднымъ искусствомъ, которое могло бы сдѣлать честь первому танцмейстеру въ мірѣ. Затѣмъ, рекомендуясь миледи Стейнъ, она чистосердечно объявила, что великодушный лордъ Стейнъ былъ однимъ изъ первыхъ покровителей ея бѣднаго отца, и что, на этомъ основаніи, она, Бекки, научилась еще въ ранней молодости, почитать и уважать фамилію Стейнъ. Дѣло въ томъ, что лердъ Стейнъ купилъ однажды двѣ картины покойнаго Шарпа, и признательная спрота никогда не могла забыть этого великодушнаго благодѣянія.

Затѣмъ послѣдовало возобновленіе знакомства съ леди Барикрисъ; полковница привѣтствовала ее почтительнымъ поклономъ, и получила въ отвѣтъ гордый и надменный кивокъ джентльменской головы.

— Съ вами, миледи, я имѣла удовольствіе познакомиться еще въ Брюсселѣ, лѣтъ десять назадъ, сказала Ребекка побѣдительнымъ тономъ. Мы встрѣтились первый разъ на балу у герцогини ричмондской, въ ночь наканупѣ ватерлооской битвы. И я помню, миледи, какъ вы и леди Бланка, дочь ваша, сидѣли въ каретѣ у воротъ гостинницы, въ ожиданіи лошадей. Надѣюсь, брильянты ваши сохранились въ цѣлости, леди Барикрисъ.