В самом Сердце Стужи - Александр Якубович

за пером и чернилами, чтобы поставить подпись. То, что документ примут в Атритале, я не сомневался. Никто в здравом уме выдавать себя за аристократа не станет. Особенно обычный мельник. — Часто в мой город муку возишь? И давно?

— Ну как часто, раз на неделю точно вожу, — ответил мужчина. — А бывает и чаще, коли заказ есть. А на господина Мюллера я уже лет пятнадцать работаю.

— И все эти годы — на телеге сидишь? — уточнил я, сжимая в руках вексель.

— И на телеге, и погрузить, и разгрузить, и на помоле подсобить, — стал перечислять мужик.

Он уже чуть осмелел. Шапку обратно не натянул, но теребить ее перестал, да и голову поднял. Точно не крепостной — вольный человек, зарабатывающий честным трудом. А то, что я не приказал выгнать его пинками, а принял документы и сейчас дам расчет, так только располагало мужика ко мне. Страх на его лице сменился аккуратным любопытством, как и у любого местного жителя, что видел чужака.

Когда Арчи наконец-то вернулся с пером и чернильницей, я быстро поставил несколько подписей с расшифровкой, что груз принял барон Виктор Гросс, оторвал корешок и протянул основную часть векселя мужику. Извозчик принял бумагу, низко поклонился, после чего бросился помогать сгружать мешки с мукой моим бойцам, которые складывали ценный груз под небольшим навесом, где хранили фураж. Позже Арчи разберется, куда сложить этот провиант или кому из городских пекарей требуется сырье, а пока мне стоит заняться делами.

Первое — нужно срочно встретиться с Ларсом, у меня было для него задание.

Мой второй заместитель нашелся в казарме — беззастенчиво спал на лавке, подложив под голову чей-то плащ. Своим же он укрыл ноги, чтобы было не так зябко. Эту особенность Ларса — лоботрясничать — я прекрасно знал, так что первым делом и стал проверять места, где этот оболтус может дать храпака.

— Вставай, мой зам, у меня есть дело, — я толкнул лавку под Ларсом носком сапога, заставляя сонного мужчину потерять равновесие из-за внезапного качения его опоры.

— Командир! — тут же вскочил Ларс. Вот зараза, и сна же ни в одном глазу, будто бы он даже не сидел, а стоял здесь все время, в ожидании моих приказов. — Что за дело⁈

— Собирайся в путь, отправишься в Кэмкирх, — коротко сообщил я.

Ларс в ответ только присвистнул.

— А что за дело такое, что мне в один конец четыре дня скакать? — уточнил мой заместитель.

— Не четыре, а три, а лучше за два с половиной справиться, если найдешь перекладную лошадь, — ответил я, выходя из казармы и направляясь к замку. Ларс же поспешил следом за мной. — В Кэмкирхе есть контора королевских приказчиков.

— Так и в Атритале есть, — возразил мужчина. — Как минимум, поверенный имеется, и гильдия у них крупная, город с ней дела ведет… А, вот оно что… Нельзя в Атриталь, да?

Я только мрачно кивнул, продолжая шагать узкими коридорами в сторону третьего этажа. Нужно срочно написать письмо и подготовить послание для королевских стряпчих. Но для начала — посетить дом Легера и местного писаря в поисках других доказательств. Пока не были уплачены налоги, корешки векселей они уничтожить не могли, а значит, требуется разыскать другие документальные доказательства.

Когда бумага извозчика только попала ко мне в руки, я посмотрел сразу на число мешков. А потом заметил, что сумма фактической уплаты мельнику и сумма погашения торговой гильдии в Атритале отличалась на треть. Тридцать процентов! В учетных книгах, по ощущениям, почти половина платежей из городской казны совершалась в сторону торговцев из Атриталя, то есть, совершалось погашение векселей вот по таким обязательствам, которые выписывались различным купцам и поставщикам товаров и услуг в Херцкальте. Даже если это было как-то оформлено в качестве «комиссионных» за обслуживание, процент был просто чудовищным, а условия подобного договора — кабальными. Тут налогов-то платили десятину в королевскую казну и десятину на храм. Крепостные еще отрабатывали барщину, но не более двух дней в неделю. Остальное — на собственном хозяйстве. А тут получается, треть всего товарооборота облагалась каким-то нереальным НДС, который, очевидно, оседал в карманах заинтересованных людей.

Иначе, если бы эту схему не нужно было прятать от королевских мытарей, то цифры бы на корешках и в основных векселях бились. А «обслуживание» оплачивалось бы по отдельной ставке или проценту, который бы отражался в учетных книгах.

Нет, это точно был схематоз, причем вынесенный за пределы финансовой структуры Херцкальта благодаря тому, что по какой-то причине тут не было торговой гильдии. Я еще удивлялся — город с учетом ближайших поселений за стеной, большой. Полтыщи народу — это не шутка! И всего три купца, хотя на такую прорву народа только муки надо в день — четверть тонны, с учетом местного потребления. Двести пятьдесят кило муки в день минимум! Почти сто тонн муки или сто двадцать тонн зерна только на хлеб в год! Ладно, если списать на малоимущих и детей, не сто тонн, а семьдесят, но все равно, это огромные объемы! Даже если в деле замешана только мука — все коммерческое зерно мололи в Атритале или за пределами надела Херцкальта, хотя я знал, что в частных домохозяйствах были малые ручные мельницы и часто крестьяне делали грубую муку сами…

Если булка хлеба в фунт стоит четвертушку, то муки ушло на производство примерно в два раза меньше. То есть на пол четвертушки. Каждый житель съедает в день минимум по два фунта хлеба, на приготовление которого уходит по фунту муки или по полкило. В мешке килограмм двадцать пять, их вес не указывается, но видно по объему. Это пятьдесят пять фунтов на мешок или два серебряных монеты с копейками в стоимости хлеба, если покупать у пекаря. А мешок по учетной книге закупался за одну серебряную монету с четвертью. А реальная цена, указанная мельником, составляла десять медных за мешок…

От подсчетов и перевода в уме из имперской в метрическую систему и обратно у меня даже чуть заломило затылок. Может быть, я где-то и ошибся в своих прикидках, но порядок утечки был именно таков. Только на хлебе на каждом мешке «терялось» минимум две медные монеты, а иногда и половина серебряного, ведь в разное время года цены были разные.

Это означало, что при потреблении хлеба наделом на десять-одиннадцать серебра в день — а это огромные