В самом Сердце Стужи - Александр Якубович

Точнее, это предложение было сделано, но без слов. В брачную ночь, когда этот мужчина тяжело навалился на меня всем телом, когда его губы коснулись моей шеи, а горячее дыхание обожгло кожу, когда он аккуратно, но настойчиво раздвинул своим телом мои колени и после потянулся к моим губам, я ему отказала. Вместо того чтобы опустить ладони на мощную шею и плечи, чтобы ответить на поцелуй или хотя бы посмотреть ему в этот момент в глаза, что было бы распутством и дерзостью, но распутством и дерзостью понятной любому мужчине, я выбрала подчиненную благовоспитанность. И прогадала.

Ведь я тем самым отвергла его, когда воспитание и нормы приличия ничего не значили для этого человека. Он демонстрировал прямоту и искренность намерений и ожидал этого от других. Болезненно честный в своем поведении и еще более болезненно гордый — о чем я и не могла догадываться, недооценив его в тот момент — он принял мой отказ с поистине королевским достоинством.

И теперь я стала писарем. Я стану экономкой, но не уверена, что когда-нибудь смогу стать полноценной женой.

Тревога о будущем, о раскрытии подлога с консумацией брака, банальное беспокойство о том, что меня могут признать негодной, если я не произведу для Виктора Гросса наследника — окатили меня холодной волной.

Нет, Виктор Гросс не изгонит меня. Я смогу навсегда остаться в статусе экономки и управляющей наделом — он прямо сделал мне это предложение и сейчас мы разбирались с учетными книгами, а позже будут и другие хлопоты, в которых я проявлю себя с лучшей стороны. Но я почему-то была уверена, что даже если я сейчас встану со своего места, опущу засов на двери и, вздернув юбки, как последняя гулящая девка попробую оседлать собственного мужа, он лишь с невозмутимым выражением лица подхватит меня на руки и усадит обратно за письменный стол, работать с учетными книгами.

Единственная подвижка в наших отношениях касалась того, что он все чаще стал называть меня по имени, но только лишь в ответ на мои прямые обращения, в иных случаях употребляя обычное, но столь инородное для него «миледи».

Кажется, сама того не желая, из жены я сделала себя третьим помощником командира его небольшой дружины, который будет ответственен за учет и письменную работу.

И если до свадьбы такой исход меня бы вполне устроил, то теперь, глядя на то, как этот полный неожиданных талантов мужчина вдумчиво изучает записи Легера, как тонко пишет своим странным пером и как быстро считает в уме сложные суммы, я начинала жалеть о том, что дела обстоят именно так.

Глава 24

Виктор

С того момента, когда мы начали с Эрен работать над учетными книгами, я с огромным нетерпением ждал захода солнца. Потому что как только за узкими окнами-бойницами темнело и в кабинете становилось совсем сумрачно, у меня появлялся легальный повод уйти подальше от молодой жены и остудить голову.

Я не думал, что мне будет настолько сложно находиться в замкнутом пространстве с привлекательной девушкой, которая поставленным лекторским голосом будет зачитывать для меня строки из средневекового гроссбуха. Но реальность оказалась такова, что сосредоточиться на работе было крайне тяжело и единственное, что меня спасало — состояние потока и необходимость сосредотачиваться на процессе письма.

Хоть ручка получилась удачной, но это все же не шариковый стержень, да и бумага здесь была зернистая, с вкраплением волокон и крайне неровная, так что на письмо уходило очень много внимания. Я не мог допускать слишком много ошибок, ставить кляксы или рвать листы острием пера, и это помогало мне не смотреть в сторону Эрен, которая, сидя с прямой спиной и чуть сдвинутой на бок головой, прилежно выполняла свою часть работы.

Едва я оказывался за порогом кабинета, напряжение отступало, и я погружался в невеселые размышления о том, кто же на самом деле такая моя жена и почему король Эдуард настоял на нашем браке. Умная, красивая будто бы специально созданная для моей ситуации — будь я чуть более доверчивым или глупым, я бы подумал, что мне несказанно повезло, но чем больше я проводил с Эрен времени, тем более глубоким становилось чувство неясной тревоги.

Секрет моей жены висел над нами, словно кислотная туча, которая если прорвется ливнем, то не просто вымочит тебе одежду, но сожрет твою плоть до самых костей. Я боялся того, насколько привлекательной была для меня эта женщина, но еще больше я опасался, что тайна ее происхождения вскроет неприглядную правду о том, почему именно Эрен стала моей женой.

Вслух я не признавался — да и некому было признаться — но я не был настоящим Виктором Гроссом. Я был Витей Казанцевым, инвалидом-колясочником из Подмосковья, а не командиром отряда наемников из королевства Халдон. Я мог сколько угодно пыжиться с раздачей приказов, мог сколько угодно браться за меч и надевать на шею тяжелую баронскую цепь с выгравированным на каждом звене словом «Херцкальт», мог сколько угодно обращаться к Эрен «миледи» и называть своей женой.

Правда же заключалась в том, что все это — не моё, и моим не должно было быть по определению. Непонятно как и непонятно зачем оказавшийся в этом мире, я сейчас трепыхался и хватался за глупые идеи типа варки консервов, переписывания учетных книг и поиска дыр в бюджете города. Я все еще не провел масштабные встречи с купцами, не созвал народный сход, не показал свою власть мастеровым. Я даже в город толком не выходил — всеми делами надела сейчас занимались Арчи и Ларс, им активно помогал Грегор, а я сидел в маленькой комнатке и строчил никому ненужные цифры, которые кроме нас с Эрен в этом замке даже прочесть никто не сможет.

Я даже толком не знал, сколько у меня осталось денег с королевского векселя и когда я потеряю возможность платить жалованье своим собственным бойцам, без которых я — просто огромный дурак в черном доспехе, с пустым замком и парой горшков вываренной до состояния месива каши с мясом.

Вот такие мысли одолевали меня после очередного дня в одной комнате с Эрен, а я и сам не заметил, как вышел на таможенный двор замка — тот самый, в который мы заехали в первый день и через который проходили все грузы, прибывающие в Херцкальт.

Прямо сейчас тут стояло несколько телег, а извозчик, немолодой мужик в потрепанном