В самом Сердце Стужи - Александр Якубович

что у меня были десятилетия практики, работа в храмовых скрипториях и архивах. Так я считала до момента, пока не оказалась в этом кабинете.

Виктор Гросс продемонстрировал мне совершенно другой уровень. При этом первые дни он писал немного хуже, чем сейчас — я точно это видела по листам. Цифры стали ровнее, а движения руки мужчины еще более уверенными. Будто бы когда-то он писал много, даже больше моего, но по какой-то причине отложил перо в сторону и взялся за меч. А вот в ходе нашей работы — просто вспомнил свои старые навыки.

Когда перо опять попало ко мне в руки, я внимательно осмотрела его наконечник. Сейчас я обратила внимание, что ранее показавшийся мне острым, кончик железного пера барона был чуть скруглен и как будто бы заполирован.

Я обмакнула перо и попыталась сделать несколько росчерков, но вместо четкой линии на бумаге остался только едва заметный бледный след. Провозившись некоторое время, я все же смогла поймать нужный наклон, но так и не поняла, в чем же удобство этой конструкции по сравнению с обычным гусиным пером, кроме того, что его не нужно очинять.

Как оказалось, барон уже длительное время как отложил в сторону бумаги и сейчас наблюдал за моими попытками совладать с его письменной принадлежностью. После очередной провальной попытки, в ходе которой я просто поцарапала бумагу, не оставив линии, мужчина встал и обошел стол, остановившись прямо у меня за спиной. Меня тут же обдало волной тепла, исходившей от него, а еще обдало запахом мыла и травяного чая, который сейчас выпил Виктор Гросс.

— Миледи, — тихо начал барон, склонившись надо мной и чуть ли не шепча на ухо. — Зачем вы крутите перо в пальцах при письме?

— Если не крутить его, то чернила не будут подаваться, — возразила я. — Обычным пером очень сложно проводить линии против направления заточки.

Ладонь мужчины легла рядом с моей рукой, а его пальцы — на рукоять пера, обхватывая ее чуть выше того места, где держалась я.

— Здесь используется другой принцип, — тихо начал барон, поднимая мою руку и аккуратно обмакивая перо, словно я была ученицей и впервые взялась за письмо. — Ювелир отполировал наконечник, чтобы он был ближе к форме шарика и не рвал бумагу. А чернила подаются по узкой прорези с основания пера, пока не закончатся. С ним вы можете вести руку в любую сторону, пока сохраняете правильный наклон, при котором чернила свободно стекают вниз.

Пока барон говорил, наши руки жили отдельной жизнью. Мягким движением Виктор Гросс положил мое запястье на стол и установил перо вогнутой частью внутрь. После этого мужчина легкими круговыми движениями стал аккуратно выводить небольшие петельки на поверхности бумаги, показывая мне таким образом, как работает железный наконечник.

— Если замедлиться, то чернил на бумаге будет оставаться больше и линия будет толще, — барон чуть навалился своей грудью на мое плечо, почти прижимая меня к столу, и я почувствовала, как едва-едва сбилось дыхание мужчины. — Поэтому, чтобы не было чернильных пятен, я стараюсь писать быстрее.

В подтверждение слов, рука барона сделала пару резких росчерков, оставляя на бумаге тонкий след, как от хорошо заточенного гусиного пера, но под совершенно невероятными для обычного письменного инструмента углами. А еще миг — и его пальцы, скользнув по тыльной стороне моей ладони, исчезли из моего поля зрения, а сам барон отстранился. Я больше не чувствовала ни исходившего от него жара, ни чуть сбивчивого дыхания мужчины, ни его поразительно чуткого прикосновения к моей ладони. Будто бы он никогда и не вставал со своего места, а все это мне лишь привиделось.

Чувствуя, как лицо заливает краской, я уткнулась в лист, не в силах поднять глаза на мужчину, который уже вернулся за свой стол. Хоть мы и были супругами, но такая близость граничила с бесстыдством. То, как барон положил пальцы на мои, как говорил, как я ощущала его дыхание у самого своего уха и шеи… Все это было столь интимно и столь нетипично для него, что у меня уже появились мысли, будто бы он пытается соблазнить меня. Но едва я смогла поднять глаза, то увидела, что этот мужчина более не проявляет ко мне никакого интереса, а опять сидит на своем месте и внимательно изучает свежие и старые записи в поисках несоответствий.

В этот момент мою грудь укололо иглой сожаления. Виктор Гросс был видным здоровым мужчиной, вне всяких сомнений, я имела удовольствие наблюдать его обнаженный торс, сильные ноги и ягодицы каждый вечер, словно он дразнил меня этим, хотя вел себя он совершенно спокойно и свободно. Но при этом ничего более муж мне не показывал, не проявлял никакой чрезмерной учтивости, не делал комплиментов. Сегодняшнее прикосновение было первым за всю неделю, в последний же раз столь четко я ощущала, что барон не фантом, а живой человек, в нашу брачную ночь.

Тогда же и случилось что-то, почему этот мужчина вел себя со мной настолько отстраненно. Иногда я ловила на себе его задумчивый взгляд, но в нем читалось какое-то сдержанное сожаление и ожидание. Мужчины, которые хотели меня, которые добивались меня или даже покупали меня во время жизни в борделе, смотрели всегда совершенно иначе. С похотью, вожделением, жадностью или надеждой на сладострастную ночь. Было в их взгляде что-то отупляющее, звериное, что низвергало их до неразумных животных, целью которой было лишь совокупление.

Барон Виктор Гросс при всей же своей устрашающей наружности — а он был на самом деле устрашающ из-за своих размеров, физической силы, густой бороды и черных глаз — оказался человеком до боли сдержанным. Как он и обещал мне ранее — мы просто быстро разбираем учетные книги. Я — его помощница и писарь, грамотный человек, который будет вместе с ним вести дела надела. Именно это он предложил мне во время нашей беседы после свадьбы, именно это я сейчас и получала.

Статус партнера, статус хозяйки этих земель и владелицы титула баронессы Гросс. Он предложил мне это, но не предложил быть его женой абсолютно во всех смыслах.

Я почувствовала себя обманутой. Удивительно, но теперь я начинала сожалеть о произошедшем, ведь я оказалась в ситуации «наложницы-наоборот». Виктор Гросс хотел получить от меня все то, что игнорировали другие мужчины — мои знания, навыки письма и управления, на что я с радостью согласилась. Но вот последнего предложения, на которое я имела право как