Уинстэнли - Татьяна Александровна Павлова

внимание на деятельность копателей: 15 апреля Государственный совет направил реляцию мистеру Пентлоу, мировому судье графства Нортгемптон. «Мы одобряем, — говорилось в ней, — ваши действия в отношении левеллеров и не сомневаемся, что вы понимаете, какой вред могут нанести их преступные замыслы и сколь необходимо принять против них эффективные меры». Безусловно, здесь имелись в виду не разбитые прошлой весной последователи Лилберна, а «истинные левеллеры», объявившиеся в Уэллингборо, потому что дальше в приказе следовало: «Если существующие законы против тех, кто вторгается в права чужой собственности, запрещающие подобные действия и назначающие наказания за все мятежные сборища и подстрекательские и бунтарские митинги, будут приведены в исполнение, не будет недостатка в средствах оградить общественное спокойствие от попыток этого рода людей. Пусть против них будет возбуждено судебное разбирательство на следующей сессии, и если кто-либо, кому положено принять меры по их наказанию, станет уклоняться от своих обязанностей, дайте нам знать, чтобы мы могли потребовать их к ответу за такое небрежение».

В этой реляции есть намек на то, что кто-то, даже в судебных органах, сочувствовал диггерам, но основной пафос ее недвусмыслен: власть имущие и на местах, и в центральном правительстве не на шутку напуганы действиями копателей и намерены окончательно с ними расправиться. И недаром: помимо Серри, Нортгемптона, Бекингемшира и Кента, прошли слухи о мятежах сельских бедняков в местечках Слимбридж и Фрэмптон, графство Глостершир; толпы доведенных до отчаяния жителей разрушали ограды и покушались на чужую собственность.

Плебейская Англия, разбуженная революцией, не могла успокоиться и смириться с господством новых тиранов. И кто знает, может, сбудется когда-нибудь пророчество последнего трактата Уинстэнли, обращенного к угнетателям: «Имена ваши исчезнут с лица земли, и собственная ваша власть истребит вас».

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

К СТРАНЕ ОБЕТОВАННОЙ

(1650–1652)

Вот праведный закон. Скажи, о человек,

Поддержишь ты его — или убьешь навек?　

Являет правда свет, но ложь имеет власть.　

Как, видя это все, в отчаянье не впасть?　

Уинстэнли

У ЛЕДИ ДУГЛАС

начале июня в Лондоне гремели пушки. Столица ликовала, встречая вернувшегося из Ирландии Кромвеля. Непокорный Зеленый остров, очаг всегдашнего недовольства Англией, был залит кровью, опустошен, покорен. Армия «железнобоких», в свое время главная боевая сила революции, попав в Ирландию, превратилась в наглую разбойничью орду, готовую грабить и убивать во имя высоких платежей, земель, подачек. А ирландские земли, щедро розданные новым хозяевам Англии — джентри, офицерам, членам парламента, дельцам Сити, — стали базой крупного землевладения и в конечном итоге базой возвращения Стюартов на английский престол.

Но пока в Лондоне гремели салюты и устраивались пиры в честь победоносного завоевателя, а сам Кромвель готовился к новому тяжелому походу. Ему предстояло теперь покорить Шотландию, которая провозгласила принца Чарлза королем Карлом II Стюартом пятого февраля прошлого года. Принц подписал в голландском городе Бреда соглашение с шотландским парламентом. Он обязывался установить государственную пресвитерианскую церковь в Англии, Шотландии и Ирландии, давал Шотландии относительное самоуправление и отказывался от всяких сношений со своими бывшими ирландскими союзниками. Десятого июня он отплыл в Шотландию. Англии теперь угрожало вторжение с севера.

Однако и другие не менее важные соображения заставляли английский парламент спешить с покорением северного соседа. Развращенные легкой ирландской добычей, променявшие революционные идеалы на алчное. стремление к наживе, разбогатевшие на революции дельцы мечтали захватить шотландские земли с полными рыбой озерами и залежами руд в горах и обогатиться еще более за счет шотландского народа.

Вот почему Кромвеля отозвали из Ирландии. Его назначили заместителем главнокомандующего — им по-прежнему оставался Фэрфакс — и спешно принялись за организацию похода. Но тут парламент, и армию, и Государственный совет подстерегала неожиданность. Лорд-генерал Фэрфакс решительно отказался возглавить новый поход.

Он давно уже находился в тяжелом разладе с самим собой. Генерал Фэрфакс был прежде всего воином, воспитанным в борьбе с внешним врагом на полях сражений Европы. Проливать кровь соотечественников ему претило. Казнь божьего помазанника, с такой смелостью осуществленная Кромвелем, вызвала его возмущение: он и на суд не пошел, чтобы не запятнать свою совесть участием в этом деле. Симпатии его — и религиозные, и политические — всегда были на стороне пресвитериан, а значит, он склонялся к союзу с монархией ценой умеренных уступок с обеих сторон. Шотландцы провозгласили королем Стюарта, представителя династии, которая с незапамятных времен занимала их трон, — зачем же идти и подавлять их силой? Тем более что открытого вторжения в Англию они не предпринимали.

И Фэрфакс наотрез отказывается возглавить северный поход против единомышленников — шотландских пресвитериан. Ни уговоры самого Кромвеля, ни скрытые угрозы не могут поколебать его решения.

— Мы связаны с шотландцами договором — Национальной лигой и Ковенантом, — говорит он. — Вопреки ему и без всякой причины с их стороны вторгнуться к ним с войсками и навязать войну? Я не могу найти этому оправданий ни перед богом, ни перед людьми.

Фэрфакс уходит в отставку и уезжает домой, в Йоркшир. Главнокомандующим всеми вооруженными силами Английской республики назначается Кромвель. В конце июня он отправляется со своей армией на север.

А сельская Англия бедствовала по-прежнему. Лето сорок девятого года выдалось неурожайным, как, впрочем, и сорок восьмого. Голод и болезни свирепствовали в графствах. Дневник мемуариста Уайтлока пестрит сообщениями о несчастьях, преследовавших сельских жителей. В мае 1649 года он записывает: «Из Ньюкасла сообщают, что в Камберленде и Уэстморленде множество людей умирают прямо на дорогах от голода, целые семьи покидают свои жилища и идут с женами и детьми в другие графства, ища пропитания, но ничего не могут найти. Мировые судьи Камберленда подсчитали, что тридцать тысяч семей не имеют ни хлеба, ни зерна для посевов, ни денег, чтобы купить его; объявили сбор пожертвований…» Из Ланкашира, с родины Уинстэнли, приходили еще более устрашающие сведения: «Голод свирепствует в графстве, а вслед за ним разразилась чума, которая косит целые семьи;