Ненавидеть игрока - Ребекка Дженшак

мне требуется минута, чтобы понять, что я ищу ее. Вина сковывает мои внутренности. Я должен был сказать Вайолет, что хочу, чтобы она была здесь. Я хотел. Я хочу. Не знаю, почему я этого не сказал. От дерьма с отцом у меня кружится голова, но это не оправдание.

— Все в порядке? — спрашивает Дженкинс, подходя ко мне. Наверное, я выгляжу пораженным, стоя здесь и глядя в толпу.

— Да, я в порядке. Ты видел футбольную команду? — Я указываю.

Дженкинс усмехается. — Это потрясающе.

— Это действительно так. — Я поднимаю запястье. — Готов сделать это?

— Конечно готов. — Он касается моего запястьем.

* * *

С самого начала игра динамичная и физическая. «Гонзага» крут. Они подвергли нас прессингу на всей площадке и отделались несколькими хитрыми фолами [Прим.: В баскетболе фол — это несоблюдение правил вследствие персонального контакта с соперником и/или неспортивного поведения]. Мы сопротивляемся, но мы расстроены и выходим из игры. Вот так и начинаются обороты. Один неудачный пас превращается в перенос, и следующее, что я помню, это то, что за первые пять минут мы проигрываем на восемь.

Тренер объявляет столь необходимый тайм-аут, чтобы мы успокоились.

— Сделайте глубокий вдох и отпустите это. — Он пишет на доске игру, которую мы все знаем наизусть. — Берегите мяч. Протолкните его по площадке, приготовьтесь и пройдите по периметру. Обещаю, если вы достаточно повернетесь, кто-нибудь увидит корзину. Они играют слишком плотно, чтобы не отстать ни на шаг. Все поняли?

Мы все киваем в знак согласия.

— Пойдемте. — Он поднимает руку вверх, и каждый из нас делает то же самое, объединяясь. Мы в унисон говорим: — Работать “эм”.

Ной передает мне мяч под корзину «Гонзаги». Как будто они сделали всю игру, они фиксируют нас в прессе на всей площадке. Я выталкиваю мяч на площадку и передаю его, как только пересекаю половину площадки. Дженкинс держит мяч, пока мы не окажемся на позиции, затем отдает пас на правый фланг. Их защита плотная и цепкая, парень, прикрывающий меня, постоянно держит меня за локоть или за майку, что угодно, лишь бы не дать мне уйти от него.

Однако я на шаг быстрее его и могу быстро попасть с фланга в корзину. Ной передает мне мяч, а защитники приближаются с двух сторон. За долю секунды я принимаю решение, что отдать мяч товарищу по команде более рискованно, чем пытаться сделать это самому, поэтому я делаю два ведения, поворачиваю свое тело и прыгаю над защитой, чтобы забить мяч.

Мои ноги вырываются из-под меня, и я неловко опускаюсь вниз. Толпа взрывается, когда я падаю на землю. Разрывающее ощущение пронзает мое левое колено. “Нет. Нет. Нет. Нет.”

Я сворачиваюсь калачиком и прижимаю ногу к себе. Кажется, я кричу, но шум на арене оглушительный. Вероятно, проходит всего лишь секунда, прежде чем все поймут, что что-то не так, а затем сто семьдесят тысяч человек замолкают.

35

ГЭВИН

Мои товарищи по команде толпятся вокруг меня. Я не смотрю на их лица, боясь, что моя паника отразится на мне.

Судьи кричат моим товарищам по команде, чтобы они дали мне место, а тренеры окружают меня со всех сторон. Я опускаю голову на деревянный пол и раскидываю руки, занимая как можно больше места и позволяя своему телу впитать это ощущение пребывания на корте. Я не планировал прощаться, лежа на спине, но не хочу забывать это чувство. Пол, свет, пот, капающий с меня.

Шум медленно возвращается обратно. Шепот в толпе, тренер соперника, зовущий своих ребят, и глубокий голос, который я слишком хорошо знаю, прерывает остальных.

— Гэвин! — кричит мой папа. Я делаю вид, что не слышу его.

Кто-то должно быть попытался остановить его, потому что он добавляет: — Это мой сын.

Он появляется позади тренеров. Тот панический взгляд, которого я старался избежать, врезается в меня.

— Ты слышал хлопок? — Он наклоняется, чтобы лучше рассмотреть мою ногу.

Я игнорирую его, поэтому он спрашивает об этом снова.

Тренеры помогают мне сесть, а затем двое из них берут меня за руки, по одному с каждой стороны, чтобы я встал. Толпа аплодирует, помогая мне покинуть площадку, а на обочине меня ждет гольф-кар. Я теряю отца из виду, пока меня не грузят на кузов.

— Гэвин… — начинает он.

— Уходи, — кричу я ему.

— Не смеши. Я твой отец. Я пойду с тобой.

— Нет. — Я стискиваю зубы.

Он делает шаг ближе.

— Я не хочу, чтобы ты был здесь. Почему ты не можешь усвоить это в своей голове? Ты не можешь разыграть карту отца, когда тебе это удобно. Ты чертовски дерьмовый отец. Ты отсутствовал большую часть моего детства. Слишком занят тем, что играешь, пока мама снимает твою слабость. Нам было хорошо без тебя. Ты нам не нужен был тогда, и ты не нужен мне сейчас.

Он выглядит шокированным моей вспышкой, и тогда я вижу, что камеры направлены прямо на нас.

* * *

Игра продолжается, но меня отправляют в ближайшую больницу делать рентген. Томми едет со мной, и моя мама звонит и говорит, что будет там, как только сможет улететь. Думаю, я пытался отговорить ее от этого, но у нее этого не было, а у меня не хватило сил сопротивляться.

Я боюсь. Травмы колена — это те вещи, от которых люди не возвращаются. Что, если это оно? Мои глаза горят. Этого не может быть. Этого не может быть.

Я лежу на кровати в отделении скорой помощи, все еще в форме, и жду врача. Томми шагает рядом со мной.

— Чувак, расслабься.

Он кивает и садится в одинокое кресло возле моей кровати. Его нога отскакивает, от чего его ботинок скрипит по полу.

— Можешь ли ты дать мне минутку? Я хочу позвонить Вайолет.

Томми быстро встает с таким видом, словно рад, что ему есть чем заняться. — Конечно. Ты хочешь что-нибудь?

Я