Крепостной Пушкина 3. Война - Ираклий Берг

по причине безумия Хозрев-паши, в ослеплении своём возжелавшим власти абсолютной. Для того он разогнал всех верных, честных, благородных и достойных слуг молодого падишаха, частью даже казнил. Возместил потери капудан-паша людьми мерзкими, подлыми, алчными и продажными. По счастью, Всевышний не оставил благословенную Порту своей милостью, вразумил часть отступников, которые удрали с большей частью флота в Египет, как было известно Пушкину-ага и прочим русским эфенди. Тогда предатель Хозрев впал в неистовство и задумал погубить султана, заменить другим, совсем еще ребенком. Всевышний, однако, не оставил своих сынов и уберег падишаха от преждевременной кончины, вырвав его из лап чудовища. Ослепленный гордыней Хозрев не нашел ничего лучшего, чем устроить гибельную войну со всем светом, организовав нападение на посольство российского императора. Остатки разума подсказали ему не убивать дипломатов, они были задержаны отдельно, но прочие, увы, погибли.

— Скажите, уважаемый, а это помутнение рассудка охватило Хозрев-пашу в отношении только нашего представительства, или касаемо остальных дипломатических миссий тоже? — бесцеремонно выступил вперёд Безобразов.

Рауф замялся, что и было ответом.

— Понятно. Интересное помешательство, вы не находите?

— Находим! — Степан вдруг передумал и решил тоже поучаствовать в переговорах. — Тут помню, а тут не помню это называется.

Турок продолжил говорить. Кто знает, что творится в голове у безумца? Отчего-то именно русские вызвали его гнев. Быть может, оттого, что он не любит их больше прочих. Но нет, посольства остальных европейских держав почти не пострадали, хотя побоище и погром в округе вышли знатными.

— Да стойте вы! — ухватил Степан Пушкина за плечо, видя, что тот готов броситься на визиря, — он ведь тупо не понимает.

— А? Что? — немного опомнился Александр.

— Это для нас выглядит…кхм… что только прибить и будь что будет. А им ничего. Вы поймите, Сергеевич, в их представлении ценность только мы имеем. Следовательно и наш взгляд сходен. Главные целы? Целы, ну и прекрасно. Прочие — мелочь, можно не считать. А буйство ваше, хорошо если как попытку себе цену набить будет вопринято.

— И вообще! — обратился Степан ко всем разом. — Давайте разбираться. Где Хозрев-паша? Где молодой султан? Вы красно говорили, — кивнул он толмачу, — но я тоже недопонял. Какова диспозиция, черт побери⁈ И о ключах от города, ещё раз поподробнее, пожалуйста. И я хочу выпить.

* * *

Когда Рауф-паша удалился с гордо поднятой головой и мелко семеня ногами, Степан со вздохом облегчения добрался до вина.

— Налей и мне. — попросил Пушкин, вытирая батистовым платком пот со лба.

— И мне.

— Что, без бутылки не разобраться? — пришурился хитро Степан. — А знаете, господа, я ещё больше разочарован.

— Чем, позвольте полюбопытствовать?

— Всё тем же, Пётр Романович. Востоком. Где загадочность, покрывало таинственности? Нет, пожалуй, что покрывало и есть. Но что скрывается под ним? Коровье вымя, простите за мой французский. Все как у нас в деревне! — сокрушенно покачал головой добровольный виночерпий.

— Ну уж! — рассмеялся Безобразов. Напряжение начало отпускать и его.

— Ей-богу. Восток то, восток сё. Восток — дело тонкое. И что я вижу? Примитив.

— Вы думали попасть в сказку? Впрочем, о чём я. Замечу только, что раньше подобные жалобы вы изъявляли в состоянии менее трезвом.

— Зря смеётесь, — серьёзно ответил Степан и внезапно для самого себя пропел:

— Турецкая ночь, волшебный восток. Здесь чары и месть, отвага и месть, дворцы и песок!

Безобразов зааплодировал.

— Браво! Жду не дождусь продолжения. Начало неплохое. А ваше разочарование, оно обыкновенное. Если не лукавите, граф.

— Все это прекрасно, господа, но что далее? — оборвал нервное веселье Пушкин.

— Далее, ваше превосходительство, наступит завтра.

— Я не склонен шутить. Вы понимаете в каком мы положении? Ладно нам ограничили свободу, что же! На войне как на войне. Но нам, а лучше сказать прямо — мне, навязывают роль куклы в бродячем театре. Петрушки на руке сказочника. Вы действительно считаете, что с подобным легко согласиться?

— Какие шутки, Александр Сергеевич. Турок — юла. Ванька-встанька. Если желаете, то могу высказать свое мнение.

— Говори.

— Турок наводит мосты. Яснее ясного. Пока мы здесь сидели…то есть сидим, там шла обыкновенная драка за власть. Почти как у нас. И вот победитель зашёл нас наведать.

— Вы критикуете Восток, но плохо понимаете его. — возразил Безобразов. — Победитель ни в какой мере не ползал бы тут на коленях. Он бы желал, чтобы ползали перед ним. Тем более сам визирь. Если он тоже не лукавит, конечно, о своём статусе.

— Победители бывают разные, — поколебался Степан, — но прочие турки ничего и не видели, кроме толмача. А с ними здесь разговор короткий в случае чего.

— Продолжай.

— Так вот. Здесь всякий человек — торгаш. И этот Рауф не исключение. Как он вошёл, припомните. Родной человек, можно подумать. Ключи от города вам на блюдце, гости драгоценные. Прямо сейчас, сию минуту, вот только… только не сейчас. А, например, завтра. Приём обыкновенный, известный. Оглушить сперва, дабы поплыл покупатель, а после втюхать ему на рупь пятаков. Ну а завтра выяснится что-нибудь еще.

— Ясное дело что! — опрокинул в себя содержимое бокала Безобразов.

— Поясните, Пётр Романович.

— Чего думать? Он пусть Великий визирь, поверим. Но не султан. Завтра оно и выяснится, что жалует псарь, да не жалует царь. Ахахаха.

— Что же ему было нужно?

— Оценить нашу готовность к сотрудничеству. В турецком понимании — насколько мы размякли и готовы уступать. В этом плане, Александр Сергеевич, ваша решимость пришлась очень кстати. А вот его сиятельство напрасно полез.

— Что мы должны уступить?

— Как минимум, снять с них, с визиря и султана вину за произошедшее. В глазах государя. Более того — оказать поддержку в борьбе с мятежником, который воплощение зла и хочет посадить на трон другого царевича. Всё