Несовместимость - Илана Л

должна была это уяснить. Я осознано пошла на этот шаг. Поражение. Полное. И больше возврата не будет. Надо смириться. И жить дальше.

Расплатившись с таксистом, держа в руках цветы, порывистым шагом я вошла в открытые, большие ворота.

Седовласый мужчина докуривал сигарету, но, увидев меня, затушил окурок и широким, размашистым шагом направился ко мне.

– Здравствуйте, – хриплым от курения голосом, отозвался он, ‒ вы говорили, что уезжаете на неделю.

– Так и есть.

– Я скамейку подкрасил, как вы просили.

Я кивнула. И собиралась уйти, но вспомнив, достала из кармана заранее заготовленные пару сотен гривен, протянула деньги.

– Не стоит. Вы вчера достаточно заплатили, – на словах отказывался он, но, на деле, забрал предложенные купюры, – вы не переживайте, я присмотрю, каждый день буду менять цветы.

– Спасибо. Для меня это очень важно. Пожалуйста, не забудьте, – намекнула я на то, что он получил достаточное вознаграждение за оказанную услугу.

Попрощавшись со сторожем, я двинулась по знакомой тропинке.

Было бы странно, если бы что-то изменилось со вчерашнего дня. Цветы не успели высохнуть, и я просто налила воды в еще одну вазу, добавив новые.

Дотронулась до серого камня. Прохладный. Провела по выступам, словно гранит живой. И мне даже показалось, что он отреагировал на мое касание.

Подошла ближе, присела на корточки, погладила ангела, державшего в руках плюшевого медведя.

– Привет, моя хорошая. Ты снилась мне сегодня ночью...

***

Пять месяцев ранее

Мир рухнул. Опять. Стал совершенно иным; перевернувшись там, где должны были помочь, спасти, сделать невозможное, ‒ ведь медицина не стоит на месте, но только не в нашем случае... Я не могла слушать вердикты врачей. Не хотела верить. Понимать. Принимать. Сколько можно окатывать холодной водой снова и снова?

Я, свернувшись в маленький комочек, лежала на больничной кровати, отвернувшись от всего света. Эхо последних дней проносилось как кадры из кинофильмов. Но все действия были размыты, никакой точности. Будто во сне. Тело лишилось эмоций. Абсолютно. Словно бы выбили из меня остатки сил и чувств.

Дрожа, потянулась к одеялу, принесенное медсестрой, но Рома предугадал, выхватил из рук женщины покрывало.

– Ты вся дрожишь, – с излишней поспешностью он накрыл меня им, попытавшись обнять. Я не отодвинула руки, прижавшие мое тело. Хотелось исчезнуть, раствориться, превратиться в прах. Миллионы игл вонзались в сердце. Я не верила словам врачей.

Этого просто не могло быть! "Организм отреагировал на неизбежное. Иммунологическая несовместимость – этого своего рода приговор ", – с горечью произнес акушер–гинеколог, только едва ли легче мне стало?

Лекарства, понижающие тонус матки – не помогли. Моя малышка умерла через час после родов. Не раскрылись легкие.

– Нет, нет. Проверьте дыхание! Пожалуйста. Она дышит, я знаю! – неистово кричала, настаивала, цеплялась за руку врача, который лишь беспомощно качал головой.

Отрицала. Родов не было. Все время казалось, что чувствую движение, прикладывала руки к животу и старалась уловить удары маленького сердца. Я надеялась на чудо, молилась всем богам, лишь бы это было ошибкой. Большой, страшной ошибкой, чьей-то шуткой. Мы столько прошли, столько преодолели и вот наконец появилась надежда.

Как же я была счастлива. Я порхала, мне все казалось таким не важным и незначительным. Во мне росла жизнь, что может быть важнее?! Я старалась не мечтать, но все равно не могла остановиться. Представляла, как привезу домой крохотный сверточек, жизнь, продолжение меня и Ромы, маленькие ножки будут топать по дому, а однажды и потом, много-много раз, маленькие ручки обнимут меня и скажут: "Мама, я люблю тебя".

Я же видела малышку во сне. Медовые волосы, серые глазки. Она словно живая улыбалась мне. И в животе она регулярно толкалась то ручками, то ножками. Эти шевеления никогда не смогу забыть, они настоящие, самые чудесные!

А теперь...

Я не помнила, как проходила подготовка к похоронам. Я не помнила, как Рома забрал меня из больницы в дом к его маме. Запомнилось только, как в больничной палате Рома вместе с мамой собирали мои вещи, а я стояла у окна, как будто меня не было. Помню, как все вокруг рыдали, а я нет. Я ничего не чувствовала. Это потом я лежала в слезах и мечтала умереть. Ненавидела себя, проклинала. Была готова собственноручно себя задушить. Душа болела, металась. Требовала удовлетворения, наказания. Только кого и зачем, сама не знала. Просто испытывала потребность в крови за немыслимую боль, которая непрекращающимся фонтаном раз за разом обрушивалась на нас.  Только все равно уже нечего было исправлять. Да и была ли у нас такая возможность? Но в больничной палате самой элитной клиники Одессы, я не чувствовала ничего. Во мне будто была разламывающаяся, сосущая пустота.

– Даш, давай поговорим, – немного хриплым голосом просил Рома. Трудно даже представить, сколько раз он произносил эту фразу. Сложив руки на груди, любимый привалился спиной к бетонной стене дома и прикрыл глаза. За пеленой своих страданий, я не хотела замечать его боли и горя.

– О чем? О чем ты хочешь поговорить, Рома? О том, что умер наш ребенок? Она даже глаза свои не открыла, понимаешь? Она не видела меня, тебя. Нас, – я дико затрясла головой, прогоняя в памяти этот момент. Я ведь искренне верила, что мою красавицу спасут. Мы бы вытянули. Задействовали самых лучших заграничных врачей. Только через час меня просто заживо похоронили. Даже малюсенького шанса не дали нам, не позволили прижать к груди теплый комочек, – Ромa, наша девочка пробыла час во тьме, подключенная к трубкам. Она так и не увидела света! Об этом ты хочешь поговорить? – тихо чеканила каждое слово.

Оглушающая тишина оказалась невыносимой. Я та, которая предпочитала молчать, вдруг замерла в ожидании взрыва или упреков.

 Я же видела, как он держался из последних сил. Молчал. Терпел.

– Даш... – с какой-то даже покорностью произнес он. Снова щелкнул зажигалкой.

Мы были на улице, во дворе дома Тамары Ильиничны. Я сидела на ступеньках, Рома ходил взад-вперед, лишь изредка поглядывая на меня. Я смотрела на его напряженную спину, пальцы, обхватывавшие сигарету. Не могла отвести глаз от шеи, на которой вздувались вены при каждом мощном выдохе дыма.

Встав со ступенек, я неслышно сделала несколько шагов, остановившись, от хрипоты его дыхания, эмоций, переполнявших меня, заходившегося сердца. Провела рукой по щеке, вытирая катившиеся слезы.

Мы так и стояли, разделенные непониманием.

– Даша, родная, – отчаянно Рома взъерошил волосы на голове.

– Что?

Он