Зеркало тьмы - Уильям Дитрих

– Сокар защищает старую, истинную религию. Именно подобные люди станут считаться святотатцами и будут уничтожены.

– С меня хватит. – Сокар уткнулся носом в руку Озириса, гладящего его по голове. – Я ухожу. Я не имею более ничего общего с вами. Я ухожу, пока мы все не оказались в аду.

– Ты не можешь уйти, или я натравлю собаку на твоего сына. Ты не можешь уйти – ни сейчас, ни потом, никогда! Ты – один из нас, и чем скорее ты поможешь нам, тем скорее мы покинем Сиракузы и никому больше не придется умирать.

– Аврора, прошу тебя! – выдохнул я.

– Однажды ты поймешь всю прелесть и красоту нашего святотатства.

Щелчок известил меня о том, что Драгут приставил к моей голове один из пистолетов Кювье, дабы убедить меня в серьезности их намерений, а Сокар фыркнул и помотал своей массивной головой, разбрасывая брызги крови и слюны.

– Мы все теперь партнеры, – подчеркнул пират.

Для сборища сибаритов, извращенцев и испорченных мистиков с потугами на владение магией времен Ложа египетского обряда оказалась устрашающе эффективной в подготовке к сносу священной капеллы. Не обращая внимания на мертвого священника, Драгут открыл главную дверь, и конфедераты Авроры хлынули внутрь, словно бесшумная приливная волна, груженная веревками, порохом и строительными инструментами. Непосредственно под куполом располагался небольшой приступок, проходящий под всей его окружностью высоко над капеллой. Монахи-еретики, невзирая на опасность и не обращая внимания на тридцатифутовую высоту, взобрались на него, крепя веревки и закладывая пороховые заряды. Под куполом появилась плотная сеть из крепких канатов и веревок, призванная поймать все, падающее сверху. Их инженерная задумка, однако, ничем не походила на осторожную хирургическую операцию – это была скорее попытка кражи со взломом, пока добрые жители Сиракуз спали в своих домах, не подозревая о том, что мы оскверняем их главное место богослужения. Вся работа выполнялась в почти полной тишине, в свете сотен зажженных свечей. Последовали последние приготовления, опущенные сверху фитили коснулись пола часовни, и мужчины в капюшонах молча встали со свечами в руках, ожидая приказа своей повелительницы.

Аврора вышла на центр капеллы, подняла взгляд на пороховые заряды и сделала пируэт под куполом, перед лицом своих темных ангелов, раскинув руки, словно она намеревалась поймать зеркало, и вскричала:

– Сейчас!

Фитили, фыркая и плюясь огненными искрами, возвестили о начале процесса, и члены Ложи попятились в основной придел. Аврора последней покинула помещение капеллы. Языки огня поползли вверх, под купол часовни, и собравшиеся заговорщики издали глухой гул, словно проснулся огромный пчелиный рой.

– А что, если ты уничтожишь и само зеркало?

– Наши исследования говорят, что оно крепкое, словно щит. К тому же другого способа просто не существует. У нас нет людей, чтобы захватить и удерживать этот собор, пока мы вынимаем его.

– Но это не просто разбудит весь город – это пробудит мертвецов!

– Ну и пусть помашут на прощание сокровищу, о существовании которого эти глупцы и не подозревали!

Огоньки фитилей исчезли под куполом, нависла гнетущая тишина, и в следующее мгновение собор наполнился стаккато взрывающихся пороховых зарядов. Даже Сокар подпрыгнул на месте. Вниз хлынул поток камня и штукатурки, возвещающих о кончине закоптелых ангелов на потолке, и из часовни в главное помещение собора выбросило зловонное облако пыли и дыма. Затем, со скрежетом и грохотом, нечто обрушилось вниз.

Мы вбежали в капеллу, стараясь руками разогнать пыль и дым, и уставились наверх. Сквозь дымку нашему взору предстал огромный круглый диск, лежащий на веревочной сетке, натянутой меж колонн часовни. Диск был бронзовым, футов двадцати в диаметре, и горел ярким блеском там, где металл поцарапался о камень, когда зеркало высвободилось из своей многовековой оправы.

Мое сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Спустя две тысячи лет после гибели Архимеда от римского меча его наиболее ужасающее изобретение (или копия даже еще более раннего изобретения) было вновь обретено человечеством.

– Быстрее, опускайте его! – кричала Аврора. – На счету каждая минута!

По всему городу зазвонили колокола. Некоторые из монахов Ложи повытаскивали из своих одеяний пистолеты и мушкеты и засели у главного входа в собор, всматриваясь во мрак площади. Другие собрались вокруг зеркала. Веревки обрезали и аккуратно опустили импровизированный гамак на мраморный пол, покрытый мусором и обломками потолка. Обломанные балки и стропила потолка над нами казались сломанными ветвями деревьев.

Сокровище оказалось толщиной около полудюйма и формой напоминало неглубокую перевернутую миску. Внутри этой миски располагались бронзовые панели, петлями прикрепленные к ободу так, что зеркало выглядело словно перевернутый цветок со сложенными лепестками. Приспешники Ложи обернули буксировочный канат вокруг обода, превратив его в некое подобие колеса с шиной, затем в ход пошли дополнительные веревки, чтобы поставить зеркало на край. Некоторые из монахов даже танцевали, не в силах скрыть своего возбуждения, и пение становилось все громче. Латунный гигант весил никак не меньше тонны и колебался из стороны в сторону, пока мужчины с обеих сторон от него пытались удержать это гигантское колесо в равновесии. Вихляющее колесо выкатили прямо через двери дуомо (оно едва прошло по размеру) и вниз по ступенькам на площадь. Полдюжины монахов Ложи с трудом направляли зеркало, чтобы оно не укатилось.

Пока все внимание было приковано к катящемуся зеркалу, я сел на корточки в разрушенной часовне и наспех нацарапал одно-единственное слово на пыльном полу.

Триполи.

Я встал, пока Озирис не заметил меня, поднял Гарри на руки и последовал за толпой наружу.

Оттуда, где виа Санта-Ландолина выходила на площадь, мы услышали крики, приказывающие нам остановиться. К нам приближались констебли острова, что вряд ли можно было назвать удивительным: с учетом всего того шума, что мы наделали, не хватало только оркестра. Мы осквернили городской дуомо, позволили собаке сожрать местного священника и пытались украсть нечто столь большое, что оно не влезло бы ни в одну повозку. По всем Сиракузам с треском открывались ставни. Монахи Ложи на мгновение остановились, колеблясь, оружие наготове, поглядывая на Аврору и ожидая ее приказа.

И тут грянул гром. На площадь в направлении приближающихся итальянцев градом посыпалась шрапнель. Некоторые из полицейских упали, факелы в их руках задрожали.

Драгут привез пушку с одного из кораблей и теперь, залп за залпом, обстреливал из нее Ландолину по всей длине улицы.