Избранное. Том второй - Зот Корнилович Тоболкин

Эдак все шарики у меня размечешь, – следя за уменьшающейся крохотной точкой, проворчал Ефим.

- Кури, упадёт не скоро, – посоветовал появившийся Федяня, а сам побежал к бурьяну, над которым со свистом, становясь всё больше, опускался шарик.

- Панфило с куличами идёт! – увидел Ефим.

Дуя на руки, отбитые шариком, Федяня окликнул старика:

- Подойди к нам, дедо.

- Некогда, слышь.

- К Фёкле торопишься? Давай, давай... как раз освятился... Парни рассмеялись и стали делиться на команды... Федяне выпало галить. Раз-другой упустив шарик, он заскучал и начал озираться по сторонам.

Прямо над яром разгоралось светило, посылая на землю животворные лучи тепла и радости. Над озером семечками из горсти профырчали скворцы. На воде ещё колыхались бледные листья льдинок. Они достигали запруды и, переплёскиваясь, крошились на осколки в овраге. С увала громко торопились вниз запоздалые ручьи.

На мосту, задрав чисто выбритые ради праздника подбородки, поочерёдно прикладывались к «косорыловке» Панкратов и Евтропий. Поставив вместо себя какого-то мальца, Федяня поспешил к ним.

...Приятели втроём загремели по деревне, пугая зычными голосами чирикающих на деревьях воробьёв.

О чём, дева, плачешь? О чём, дева, плачешь? О чём, дева, плачешь? О чём слёзы льёшь?

Их голоса вдруг заглушил рёв воды, хлынувшей в расползшуюся по сторонам запруду.

- Пруд прорвало!

Вода раздвинула землю, удерживающую её, и рванулась к мосту.

Услышав бунт ревущего потока, к мосту бежали люди. Вода хлестала в мост, не успевая стечь между брёвен, разливалась по краям и с грохотом низвергалась в яр, образуя в снегу чёрную круглую промоину.

- Лютая! – восхищённо бормотал Логин, вплотную подойдя к потоку. Серые брызги секли лицо. Он не замечал их, любуясь горбящейся у ног волной и пенящимся в яру водоворотом.

Пруд разорвало ещё больше, и вода хлынула с новой силой, неся к мосту стоявшие на её пути сани и телеги.

- Берегись! – хватая Логина за ворот, крикнул Гордей. Рука соскользнула. Логина понесло. Ноги его свесились в яр, но в это мгновение Ямин успел перехватиться.

«Глубоко!» – только успел подумать Логин, увидев в старом волглом снегу зловещую пасть впадины.

- Пусти! – попросил он, тронув посиневшую от напряжения руку Гордея. – Я сам...

- Теперь – сам, – икая то ли от смеха, то ли от страха, который пережил за друга, проговорил дед Семён. – С косой стервой повидался?

- Нне-ет, не успел...

- Вот блаженный!

- Иди домой – простынешь, – сказал Гордей.

- Ага, пойдём-ка! – подтолкнул его дед Семён.

- Вот и опять работа! – сказа Ямин.

- Прудить, что ли? – отозвался Евтропий. – На наш век воды хватит.

- Рыба уйдёт.

- Ты бы хоть в праздники о работе не думал, – сказал Панкратов. – Выпил бы да повеселился.

А Заярье гудело.

Везде толпились колхозники. Многие были навеселе и поминали бога наравне с чёртом.

На завалинке, подле Тепляковых, грелись на солнышке старики. Дед Семён, уложив Логина в постель, вышел к разговору и надтрестнутым тенорком плёл побывалыцинки, хитровато щурясь блёклыми льдинками глаз.

«...Дураку говорят: Ваня, белые мухи летят!». А он ножкой дрыгает: «Не врали бы!.. Я с богом беседовал насчёт того, чтобы покров отсрочить...». Выглянул на улку – зима супонит. А у его ни дров полена, ни сена навильника...»

- Ты про кого? – почесал переносицу Дугин. – Растолмачь.

- То-то и оно, что каждому толмачить надо. В колхоз влился, а всё ждёшь, когда коленом под зад пихнут. Хозяином был – не ждал небось?

- Тебе печаль? – озадаченно спросил Ворон. – Может, его душе кумыния не угодна?

- Ты за меня не расписывайся! – осадил его Дугин и оглянулся: кто слышал? – Я сам за кого угодно распишусь. – Забыл, когда мамкину тить сосал...

- Тить забыл, а богачество не забудешь.

- Ну-ну! Ты не очень! Я и теперь не худо живу. Ишо подумать надо – теперь богаче или тогда...

- Чистое светопреставление! – дивился Ворон. – То пуще всех на голкоз косился, то за его же распинается! Хитришь ведь! Не куманисты ли у тя жену с сыном сманули? А? Нечем крыть? Всех перессорила Совецка власть. Брат на брата восстал. Сын на отца. Потому и пятится от неё...