Лимонный хлеб с маком - Кристина Кампос

работу – от починки тостера, удаления мокриц из старой мебели матери, помощи брату в сборке мебели в его новой квартире до обучения племянника сборке конструктора «Лего»… в общем, брался за что угодно. Зато перед экраном телевизора или за чтением книги на диване Марине видеть его не доводилось. Чего она не могла представить, так это того, что он будет дремать на каком-нибудь пляже Майорки, подобно своим соотечественникам в разных уголках острова.

– Ты можешь помочь нам в пекарне. Скоро остров наводнят туристы, и нам придется выпекать хлеба в два раза больше, чем сейчас.

– А знаешь, что я придумал? Если не возражаешь, я займусь ремонтом дома к приезду Лауры и Зигфрида. Можно?

– Матиас, ты можешь делать все, что пожелаешь, – ответила она, целуя его в губы.

Они задвинули в печь тесто для темного хлеба и лимонного кекса, пока Матиас размышлял об изменениях, которые можно сделать в доме. Решил, что кладовка здесь ни к чему: в ее пространстве можно оборудовать студию или еще одну спальню, а предметы первой необходимости сложить в кухонный шкаф, забитый бесполезным хламом. Или вовсе выбросить шкаф, занимающий слишком много места. А вот стены, выкрашенные в белый цвет, будут смотреться прекрасно в сочетании с деревянными балками…

За хлебом явился Томеу.

– Доброе утро.

Марина познакомила его с Матиасом.

– Каталина успела мне сообщить, что приезжает твой муж, – сказал Томеу.

– Он мой друг, – поправила его Марина.

– Что ты имеешь в виду? Что вы работаете вместе?

– Да, а еще… он мой парень, вот.

– А, значит, вы не женаты.

– Нет, не женаты.

Томеу похлопал Матиаса по плечу грубовато, но по-дружески, и, повысив голос, обратился к нему:

– Ну, здравствуйте, молодой человек. Добро пожаловать в Вальдемосу. – (Томеу, как и Каталина, считал, что если говорить по-испански с иностранцами громко и четко, то они лучше поймут.)

В пекарню вошла парикмахерша – больше из любопытства, чем по делу.

– Вот это да… вот это да! – воскликнула она, бросив взгляд на Матиаса и повернувшись к Марине. – Твой муж? По-испански не понимает, надеюсь?

– Немного понимает, – ответила Марина.

– Вот это мужчина, – прошептала она Марине.

Шустрая парикмахерша подошла к Матиасу и тоже представилась, повысив голос на три тона. И снова повернулась к Марине.

– Только вообрази моего Маноло рядом с твоим мужчиной. На две головы выше мужа, не меньше. Ну, а мне остается только надеяться, что слава о «латинских любовниках» не преувеличена.

Марина улыбнулась. Опять ей пришлось уточнять, что они не женаты. Появился мэр, и они снова это сообщили, а на четвертый раз, убедившись, что быть партнерами в поселке не принято, перестали поправлять и объявили себя мужем и женой.

– Матиас, я на секунду в спальню. Побудешь здесь один, вдруг придет клиент? Черный хлеб – один евро. А этот бисквит, – указала она на лимонный хлеб, – подарок дома для постоянных покупателей.

Марина пошла наверх переодеться. Она предчувствовала, что начинается сумасшедшая неделя, которой раз в месяц не могут избежать все женщины мира. Однажды в лагере беженцев в Судане при температуре сорок четыре градуса, когда она почувствовала боль в яичниках, предшествующую менструации, она насчитала примерно тысячу девятьсот двадцать дней, в которые на протяжении своей жизни это испытывает каждая женщина, и сочла подобное полным абсурдом.

Матиас уселся на табуретку в ожидании клиентов. Вскоре явился священник.

– Утро доброе.

– Доброе, – ответил Матиас.

– Ты быть мужем Марины?

(Священник, как и некоторые, полагал, что, если говорить на три тона выше и коверкая фразы, как индеец, то тупые иностранные туристы поймут его лучше.)

Матиас вышел из-за стойки.

– Да, я быть мужем Марины, – сказал он, пожимая священнику руку. – Очень приятно познакомиться, сеньор.

– Я хотеть немного коричневый хлеб и лимонный кекс.

Матиас взял лимонный кекс щипцами, завернул его в лист бумаги и протянул священнику, который, получив, учтиво попрощался. И тут же, как всегда, откусил кусок лимонного лакомства. Он все еще не покидал пекарню и, не веря своим вкусовым рецепторам, повернулся к Матиасу.

– Хм…

Откусил еще кусок и медленно жевал, урча от удовольствия и улыбаясь Матиасу, который широко открытыми глазами наблюдал, как испанский священник издает странные звуки.

– Ну вот, наконец-то вышло как надо, – пробормотал тот и, повысив голос, заключил: – Вот теперь настоящий вкус лимонного хлеба с маком.

И вышел за дверь, не попрощавшись. Спустилась Марина.

– Странный дядька ваш священник, правда? – спросил Матиас.

– Он влюблен во вдову.

Они вышли и сели на маленькую скамью, прислоненную к фасаду пекарни. Ньебла устроилась у их ног и завиляла хвостом, надеясь получить первое проявление ласки нового жильца дома. Матиас посмотрел на жену, потом на горы и море вдалеке. Он обнял Марину за плечи. Она взяла его за руку, и он посмотрел на нее. Приблизил губы к ее губам. «Я так скучал по тебе».

Громкий голос племянницы прервал момент близости парочки. Аниту сопровождала мать. Девушка подбежала к тете. Немного удивленная Марина встала, и Анита повисла у нее на шее.

– Тетушка, я сдала все экзамены! Отметки удовлетворительные, зато по всем предметам.

Анна, стоявшая позади, тихо сказала: «Спасибо».

– Ты добилась всего сама, Ана. Я тебе лишь объясняла.

– Нет, тетя. Без тебя я бы не справилась. Большое спасибо.

Анита взглянула на мать и улыбнулась, скорее для Марины, чем для нее. Но все-таки пошла на это. Затем приблизилась к матери и обняла, чего не делала уже несколько лет.

Матиас оседлал Vespino Аниты и поехал в секцию «Сделай сам» магазина «Алькампо» за всем необходимым для превращения мрачного помещения, унаследованного Мариной, в более гостеприимное место. Краска, ведра, валики, скотч, кисти, щетки, отделочные материалы…

Сестры остались в пекарне наедине.

– Хочу показать тебе кое-что. Давай поднимемся на второй этаж.

Они вошли в спальню. Анна села на кровать, а Марина открыла прикроватный столик и достала японский журнал.

– Вот она.

Анна внимательно рассматривала фото.

– Когда эта сеньора пришла работать в дом мамы и папы, ей было пятнадцать лет. Вот бы точно узнать, сколько времени она прослужила у нас. Но Каталина упорно не желает мне рассказывать, – вздохнула Марина, подойдя к сестре и глядя на фотографию. – Ее лицо ни о чем тебе не говорит? А мне… мне оно что-то напоминает.

– Ни разу в жизни не видела эту даму, – ответила Анна.

Они продолжали разглядывать фотографию, пока не запищал мобильный телефон Анны. Она вернула журнал Марине, которая еще раз вгляделась в портрет покойной пекарши.

Анна достала мобильник из сумочки. На экране – сообщение от Антонио. Она прочла: