Загряжский субъект - Василий Афанасьевич Воронов

сделки по купле-продаже. Здесь знакомятся, читают стихи, поют песни под гитару и просто так, без музыки. У памятников постоянно работают фотохудожники, они делают не фотоснимки, а художественные портреты, пейзажи и натюрморты самой экзотической окраски. Здесь снимают эпизоды для своих триллеров известные кинематографисты. Здесь запросто гуляют звезды из шоу и кино. Как в Голливуде или на Мосфильме у Шахназарова. После кошачьих боев Загряжск раздулся от важности.

У памятника коту Варфоломею познакомились Екатерина Ивановна Колупаева и смотритель кладбища Андрей Васильевич. Женщина первая подошла к Дрюне и робко сказала:

– Я мать Славика Колупаева, а вы его приемный отец. Будем знакомы.

Дрюня с интересом рассматривал свою родственницу. Она была хорошо одета, миниатюрна и сравнительно молода. Длинные ресницы, робость во взгляде, в опущенных глазах и некоторый признак неадекватности.

– Вы, наверно, слышали, что я сумасшедшая? Это было в прошлом, после Турции. Сейчас я здорова.

Дрюня наивно пожал плечами.

– Слышал. Меня тоже считают ненормальным. Рад знакомству. Славик, наверно, нарисовал мой портрет?

– Нарисовал. Но оригинал интереснее.

С первых минут Дрюня почувствовал легкость разговора.

– Я видела вас на кладбище, у Егорьева Ключа. И в церкви, у отца Амвросия. И слышала о вас много от загряжцев.

Екатерина Ивановна говорила просто и умно, как со старым знакомым, и Дрюню подкупала ее непосредственность.

– Не повезло с Варфоломеем, а могли бы стать богатым человеком?

– Господь отвел от искушения. Зачем мне богатство?

– Богатство – это независимость.

– Богатство – это большая зависимость, и наш Славик пошел по этому пути…

– Кстати, что вы сейчас думаете о Славике?

Дрюня строго глянул на Катерину Ивановну.

– Не жду от него ничего хорошего.

Катерина Ивановна надула губы.

– Напрасно, он делает добро людям. У него было трудное детство. Почему вы не верите в добро?

– В добро верю. Зачем он баллотируется в губернаторы?

– Что же в этом плохого?

– Молоко на губах не обсохло. Его сто раз съедят, и косточки выплюнут.

Екатерина Ивановна была огорчена разговором и не скрывала этого. Впрочем, при следующей встрече она не помнила об огорчениях. Она пришла на кладбище, заглянула в церковь, поставила свечку и долго молилась. Потом Дрюня напоил ее чаем. Она раскраснелась и смело распрашивала смотрителя.

– А правда, что вы были атаманом и встречались с Президентом?

Дрюня недовольно пожимал плечами и отвечал, как отвечают маленьким:

– Обо мне больше брехни сочиняют. Если что и было, то… так, по пьянке.

– Интересно. А жена действительно пела в Большом театре?

– Жена Кларисса действительно пела в Большом театре.

Екатерина Ивановна помолчала и вздохнула.

– Я всю жизнь мечтала петь. У меня хороший голос. Да, я пела… Хотите, сейчас спою, для вас?

Она встала, наклонила голову, выгнула спину и покашляла в кулачок.

Белым снегом, белым снегом

ночь метельная ту стежку замела…

Дрюня внимательно слушал женщину, с жалостью и участием. «Конечно, она тронутая, – думал он, – как и Кларисса, как и все певицы, наверно. А поет хорошо, замечательно поет, почти как Клара…»

По которой, по которой я с тобой,

любимый, рядышком прошла…

– Ну как? – спросила Екатерина Ивановна с гордостью, глядя на удивленно притихшего смотрителя.

– Душевно! – восхищенно откликнулся Дрюня. – Пробирает! За что Господь посылает ко мне замечательных женщин, поврежденных на голову, красивых и с талантами? Чем я заслужил такую милость?

– Что вы! Что вы говорите! – Екатерина Ивановна возразила решительно и энергично. – Вы заслуживаете гораздо большего! Вы настоящий мужчина! Добрый и душевный! Я полюбила вас с первого взгляда! Я буду вам другом и сделаю вас счастливым. Вы много страдали, как и я, и заслужили счастье.

Катерина Ивановна жила одна в небольшой квартире, которую купил для нее Славик. Она настойчиво предлагала Дрюне переселиться к ней с «ужасного кладбища». Дрюня вежливо, но настойчиво отказывался.

– Тогда я буду жить у вас. Мы не должны расставаться.

Она смотрела на Дрюню влажными, тающими от счастья глазами, в них были жертвенность и порыв, мольба и надежда. Дрюня растерялся от женской искренности, вздохнул и перекрестился.

Катерина Ивановна надышаться не могла на своего возлюбленного, ни на шаг не отходила от него и сопровождала всюду.

Дрюня стал замечать, что отец Амвросий при встрече отводил глаза в сторону и торопился по своим делам. Софья Ильинична выразилась откровенно:

– Бес в ребро! Найди здоровую нормальную девку из загряжских, и никто тебя не осудит. А эта сумасшедшая ночью ножиком пырнет.

Дрюня везде чувствовал молчаливое осуждение и однажды не выдержал и сказал отцу Амвросию со злостью:

– Я тебя, друг мой любезный, не осуждал в свое время… Я не могу отвернуться от этой женщины, она больная и несчастная.

– Упаси Господь! – испугался настоятель. – Очень хорошо тебя понимаю. Только… узаконить надо ваш союз.

– Не твое собачье дело! – огрызнулся Дрюня и обиженно зашагал домой.

А с матерью объяснялся Славик. Он не церемонился и не стеснялся в выражениях.

– Зачем ты пристаешь к смотрителю кладбища? Позоришь меня в глазах загряжцев? Ходишь за ним, как собачка. В глаза заглядываешь?

Екатерина Ивановна плакала, как девочка, размазывала слезы по щекам.

– Я люблю его…

– Дура! Он тебя считает дурой!

– Неправда, он любит меня!

– Это невыносимо! Это, наконец, невозможно накануне губернаторских выборов! Я вынужден принять меры, мама! Для моей и твоей пользы. Нам нужно пройти курс лечения, я устрою тебя в хорошую больницу. Там есть лекарство от любви.

Услышав слово «больница», Екатерина Ивановна вскрикнула, забилась в угол, закрыла лицо руками.

– Нет! – кричала она. – Не хочу в психушку! Я здорова, сынок, не надо меня лечить! Я хочу на кладбище, я хочу умереть на руках возлюбленного… Я не люблю тебя, я боюсь. Позовите Андрея, приведите милого Дрюню!

С ней случился нервный припадок. Всю ночь она бредила, вскрикивала, звала на помощь. Славик вызвал скорую, врач сделал укол, она уснула. Утром Славик сопровождал ее в больницу, поговорил с главным врачом и уехал, не простившись с матерью.

22

Больница, в которой проснулась Екатерина Ивановна, была известным психиатрическим заведением в хуторе Мишкине, в пригороде Новочеркасска. Небольшой хуторок растянулся на километры в пойменной чаше Дона, у подножья лысых крутых бугров, бывших в доисторические времена берегами великой реки. За годы и тысячелетия бугры покрылись промоинами-буераками, заросли терновником и лохом и являли живописные пейзажи в низовьях Дона.

Хутор Мишкин был вотчиной казаков Платовых, один из которых прославился в войне с французами в 1812 году. Матвей Иванович Платов, атаман, удалая голова, победитель и герой.

В