Интерконтинентальный мост - Юрий Рытхэу

— Извините, что заставила вас ждать, — Мишель вернулась к столу.

В отсутствие Роберта Люсина она чуть изменилась, стала как-то раскованнее.

У нее оказалась такая же коробочка, какая у Роберта Люсина. Говорили о детстве, рассказывали наперебой друг другу случаи из школьной жизни и к полуночи вместе поднялись на третий этаж «Савоя». Перси оказался в комнате Мишель, в обыкновенном гостиничном номере с огромной двухспальной кроватью, большими настольными лампами и зеркальной дверью в ванную комнату.

Раздеваясь, Перси вдруг спросил:

— А ваш друг Роберт?

Мишель мило улыбнулась и пояснила:

— С Робертом мы друзья и только. Он может заходить в мою комнату лишь в том случае, если я позволю… Не беспокойся ни о чем, мой прекрасный, необыкновенный, гениальный художник…

Поцелуй был долог и страстен. После него Перси долго не мог отдышаться. Так бывает в сильную пургу, когда ненароком зазеваешься, и сильный порыв упругого ветра, плотный сгусток воздуха, врывается в легкие и на некоторое время отбивает дыхание.

Впервые за много месяцев Перси Мылрок уснул удовлетворенный, умиротворенный, без обычного желания после близости с женщиной немедленно уйти.

Среди ночи он просыпался, с новой силой обнимал Мишель, заставляя ее страстно, задыхающимся голосом шептать: «Это прекрасно! Удивительно! Ты так же велик в любви, как и в творчестве, Перси!»

Перси проснулся с неожиданно ясной головой, освеженный и полный сил.

Он с трудом расцепил объятия ненасытной Мишель и прошел в ванную комнату.

На стеклянной полочке над умывальником были аккуратно разложены мужские туалетные принадлежности. Перси внутренне вздрогнул, но потом спокойно воспользовался жидкостью для бритья, без сомнения принадлежащей Роберту Люсину, принял освежающий душ и вернулся в комнату. Мишель, завернувшись в одеяло, все еще лежала на кровати. Она смотрела нежно, внимательно, и в душе Перси поднималась ответная нежность. Он подошел, нагнулся и поцеловал ее.

— Я только что разговаривала с Робертом, — сообщила Мишель. — Он ждет нас внизу в ресторане. Вместе позавтракаем.

Мишель все больше нравилась Перси. Она выдержала самое трудное испытание: утром она была так же желанна, как и накануне. Сбросив с себя одеяло, Мишель направилась в ванную, медленно пройдя мимо Перси, обдавая его запахом свежего здорового, слегка загорелого тела.

В ресторане хорошо выспавшийся и сияющий Роберт Люсин сидел за обильно накрытым столом.

— Это называется «ковбойский завтрак», — объяснил он, поздоровавшись. — Когда предстоит трудный день, самое лучшее хорошенько заправиться с утра. Прошу вас.

— Какие же у вас планы на сегодняшний день, если вы заказали такой завтрак? — с любопытством спросил Перси, смутно подозревая, что намеки Роберта на трудный день связаны с ним.

— Честно говоря, мне бы хотелось поскорее пристроить твои рисунки и, быть может, даже сделать тебя сотрудником нашей газеты.

— Но… — попытался возразить Перси.

— Выслушай меня сначала, — в голосе Роберта неожиданно появились нотки властности и нетерпения. — Я знаю, что ты хочешь сказать: фотография, кино… Все это давно приелось взыскательному читателю. Он жаждет нового, необычного. Прямо скажу — ты для нас находка. Во всяком случае, я так думаю. И уверен, что смогу убедить всю редакцию. Представляете, вместо приевшихся, привычных цветных или черно-белых фотографий со строительства Интерконтинентального моста мы даем оригинальные, непосредственные рисунки живого представителя арктического народа, оказавшегося в самой гуще стройки! Это открытие! Я уже предварительно снесся с моим боссом и сегодня к вечеру жду ответа.

— Простите, а где находится ваша газета? — осторожно спросил Перси Мылрок.

— На Тихоокеанском побережье, — коротко ответил Люсин.

Странно, но с утра Перси не испытывал потребности в искусственных психогенных стимуляторах. Он чувствовал себя как никогда здоровым, вновь обретшим вкус к жизни. Ему и впрямь стало казаться, что его рисунки что-то значат. Во всяком случае, когда он их заново рассматривал, у него возникало тепло радостного подъема, внутреннее волнение. Не только глазами, а всем существом своим он как бы опять возвращался в детство, в юность, на берега родного острова Малый Диомид, проходил крутыми тропами Иналика. Вглядываясь в лица земляков, он мысленно разговаривал с ними, вспоминал их голоса, интонации и даже излюбленные словечки.

Но вдруг его безоблачное настроение нарушилось: недалеко от стойки бара он увидел Петра-Амаю, своего счастливого соперника. Все враз померкло вокруг, словно и не было сегодняшнего лучезарного утра. Будто взлетел в полузабытьи над землей и вдруг со всего маху упал на скалы.

— Что с вами? — участливо спросила Мишель.

Поколебавшись, Перси кивнул в сторону Петра-Амаи:

— Вон человек, который разрушил мне жизнь, отнял жену, родину… Он даже лишил меня присущего нашему народу чувства милосердия и способности прощать. Я содрогаюсь от этой мысли, но мне кажется — я мог бы убить его…

Роберт Люсин внимательно поглядел на ничего не подозревающего Петра-Амаю, повернулся к Перси:

— Это ничего не даст. Ты хочешь уничтожить ветку, а надо рубить корень. Ты знаешь, что в такого рода преступлениях убийца выдается той стране, гражданин которой убит… Не так это делается, дорогой Перси…

Перси не отводил взгляда от ненавистного лица, от рук, которые обнимали, ласкали его любимую, его единственную любовь, которую никто никогда не сможет заменить.

Не в силах больше сдерживать себя, Перси выскочил из-за стола и ринулся в свою комнату. Бросившись на кровать, закрыв голову подушкой, он зарыдал в бессилии, в горьком сознании, что обида эта никогда не стихнет в его сердце, что всю оставшуюся жизнь она будет преследовать его.

Слезы немного облегчили сердечную муку. Перси то засыпал, то тяжело просыпался с желанием снова забыться. Он не знал, сколько времени пролежал в таком состоянии.

Тихо приотворилась дверь.

Это была Мишель. В руках она держала высокий цветной стакан с какой-то жидкостью. Приблизившись, она ласково сказала:

— Выпей это. Сразу станет легче. Нельзя поддаваться минутной слабости, когда все впереди: и утоленная жажда мести, и прекрасная работа, и слава… Вылей!

Перси сел на кровати, послушно взял в руки стакан. Это было что-то освежающее, вкусом слегка напоминающее любимый Адамом Майной «Китовый тоник», но в то же время совсем незнакомое.

— Ты его хорошо знаешь? — ласково спросила Мишель.