Ночная смена. Крепость живых - Николай Берг

Звали отобедать, но не хотелось терять ритм, да и кусок в горло бы не полез. Только-только успел задать им дурацкий вопрос, навеянный еще и происшествием с Сашей. Получается, что укушенный зомби в конечность человек обречен. Но ведь можно тут же жгутом остановить кровообращение. И ампутировать конечность выше места укуса.

Также интересно, можно ли добиться эффекта прижиганием ранки тут же.

Может, есть резон провести эксперименты. Вон тех же уголовников расстреляли, а могли бы и пригодиться, если б дали согласие в обмен на сохранение жизни после удачной ампутации…

Коллеги задумались.

По-моему, на меня посмотрели косо.

Как на Менгеле…[29]

А, черт с ним… Я сегодня и так как Дирлевангер…

Прощаюсь и возвращаюсь в кунг. Говорю об этом Николаичу. Ухмыляется: ишь врачи-убийцы…

Но я вижу, что он задумался. И мне кажется, что он думает на предложенную тему по дороге в свою машину.

К вечеру машины становятся точно как душегубки. Даже Андрей с Ильясом стали мазать. По подсчетам получается, что мы свалили сегодня пять тысяч восемьсот восемьдесят девять зомби. Проехали практически по всему городу. И зомби видим заметно меньше. Тех, кого видим, кладем. Андрей и Ильяс спокойно работают на дистанциях до двухсот метров. Я так далеко не стреляю, жду подошедших поближе. Их тоже хватало. Правда, старшина возил нас там, где моряки не особенно-то и постарались — руки не дошли.

По дороге заезжаем в штаб. Змиева нет, но часовые передают нам под расписку ручной пулемет Калашникова и деревянный ящик с винтовочными патронами. К тем восьми ППШ дополнительно. Не шибко щедро за день каторжной и какой-то палаческой по ощущениям работы. Оставляем Змиеву рапорт. Дежурный спрашивает, — сколько упокоили. Показываем цифру. Очень сильно удивляется. Признается, что ожидали вполовину меньшего результата. Николаич приписывает к рапорту просьбу отдать завтра катерникам трупы уголовников — могут пригодиться для отвлечения внимания в ходе десантной операции.

В городе не должно быть мертвяков. На кладбище они должны быть. Тем более что кладбище тут занимает чуть ли не треть острова… Есть место.

До крепости добираемся на двух небольших катерах. Ничего не понимаю в этих агрегатах — вроде как их называли «Фламинго». Николаич называет их гидрографическими судами. Ну ему виднее.

Приткнулись там, где нам предложили, кто где — и как провалились. Как плыли до крепости — не знаю. Отсидел во сне ногу и еле вылезаю. Нашу безобразную высадку заценить явился Званцев. Правда, удивляется, увидев у нас пулемет. Осторожно спрашивает:

— Понравилось ли снаряжение?

Потом удивляется еще больше, когда мы заявили, что никакого снаряжения, кроме пулемета, не было. Я его таким озадаченным еще не видел. Подтянутый и выдержанный каптри неожиданно для всех брякает:

— Вот же фундель толстоголовый!

Помогает тащить ящики. По дороге объясняет Николаичу, что на чердаке дома наискосок от штаба должны были организовать пулеметное гнездо — для взятия под контроль всей улицы. Вот этот РПК как раз предназначался туда. Значит, логически мысля, раз пулемет у нас, в пулеметном гнезде сидят сейчас без пулемета, но со всей снарягой, предназначенной нам. И, очевидно, удивляются, с чего это им вручили с десяток разгрузок, пистолетов Макарова и прочего добра мешок.

Каптри обещает немедленно разобраться.

В «Салоне» нас ждет приятный сюрприз — Саша полностью оклемался и выглядит хоть и жидковато, но уже вполне прилично. Я, правда, по-прежнему ничего не понимаю. Дарья Ивановна говорит, что у Саши и раньше бывали такие температурные свечки, особенно когда поволнуется.

Здороваемся. Улыбаясь как-то по-детски, он стеснительно признается, что сегодня днем рассердился на меня:

— Мне приснился сон, будто я умею летать. Здорово так. И попадаю на инопланетную базу. Инопланетники меня за своего приняли — я ж замаскировался. Они что-то там делают на своей базе, а я ничего понять не могу — что тут, чем они заняты. Прилетел сюда домой — ты мне живот почесал, я засмеялся и упал. И больше не смог летать. А ты мне потом не верил, что я умею летать. Я проснулся рассерженным…

Посмеялись тихонько.

Спрашиваю, с чего это он ночью на голубей ополчился.

Задумывается. Потом выдает:

— Мне сны сегодня всякие снились. Один точь-в-точь по Говарду. Ну этот, «Голуби преисподней». Читал?

— Нет, я этого автора не помню вообще.

— У него написано, что зомби — это так, туповатая быдла. А есть еще зувемби. Это элита черной магии вуду, ожившие после серьезного ритуала мертвецы совсем с другими способностями — они разумны и даже могут приказывать трупам делать то, что хотят; они быстры, могут прикидываться живыми, но весь их разум направлен только на зло и убийство — высшая радость для них.

— Приятные новости…

— Так это только у Говарда… Может, нафантазировал мужик…

— Хорошо бы…

— А то у зувемби и сверхъестественные способности были — могли создавать мороки, сгущать темноту и науськивать живых друг на друга.

— М-да… Хорошо бы, чтоб это было фантазией автора. А зувемби — это штучный товар или массовое производство?

— Да их вроде б считаные единицы. Ну словно как короли зомби. Только они не руководят толпой зомбаков. Они сами по себе. Ибо страшны и велики.

Похоже, что наша компания траванулась сегодня в этих кунгах. Говорю об этом Николаичу. Тот соглашается, что мы отравились, только его удивляет, почему я величаю кунгами обычные грузовые фургоны на «газонах».

— Мы сегодня ездили не в кунгах, доктор. В обычных фургонах. Надписи «Хлеб» не хватает. А так была бы ващще «кровавая эбня». К слову, помнится, вы говорили, что у вас была какая-то история с палачеством и крысами? Не поделитесь?

Отчего же не поделиться. Это запросто, тем более перед ужином еще время есть, да и чистка оружия не мешает трепотне, а нам свои «Судаевы» сегодня чистить и чистить.

— В подготовку медиков курсе на втором входит такой предмет, как патологическая физиология. На первом курсе просто физиология, то есть изучение того, как вообще работает организм; тут резать лягушек приходится. Рефлексы, сокращение мышц, тыры-пыры. Заодно вырабатывается определенная отстраненность от объекта работы. Вот, например, когда надо было на той же физиологии проткнуть скарификатором палец соседу по парте, чтоб взять и сделать анализ крови, мой друг-эстонец предложил себя в виде кролика. Сейчас уверен, что просто еще больше он боялся мне колоть палец. Ну и я сначала три раза не мог ему кожу продырявить, а потом собрался с духом и, как швейная машинка, аж три дырки просадил рядком… руки дрожали. Вот чтоб такого не было, в ходе учебы медиков и дрессируют: сначала на лягушках, на втором курсе: уже на млекопитающих — белых крысах. Живность эта очень отличается от диких братьев — меланхоличные, медлительные. Ничего инфернального. Симпатичные вообще-то зверушки. Вот на них мы и работали. Приходишь на занятия, а там уже лаборанты каждому по крысе подготовили — растянута животина андреевским крестом брюхом кверху на специальной дощечке и приколота за лапы. И спит под эфирным наркозом. В соответствии с задачей вскрываешь животину и потрошишь с той ли иной целью. Изучается реакция организма на то или иное воздействие. Потому как реакция одинакова — что у крыс, что у человека. Ну а когда занятие заканчивается и скотинка начинает просыпаться, ее надо умертвить, потому как она потрошеная и органы у нее, как правило, в недостатке или повреждены за время изучения.