Пасынки безмолвия - Андрей Фролов

Тзынь-тзынь, это по блестящему полу катится граната. Логосы синантропов становятся темно-пурпурными, с черными слюдяными прожилками страха. Все четверо, как одно существо, совершают рывок за угол.

Взрыв, вспышка слепящего света выворачивает цвета наизнанку.

Вужж-вужж! – это лупят тазеры, очередями, часто и злобно. Йанна кричит, но ее рык пропадает втуне – теперь на бойцах «Голиафа» специальные шлемы. Тявкает черный пистолет, слышен вскрик. Птица-Цифра тоже стреляет, и тоже из пистолета, звенят гильзы. Петрос вжимает голову в плечи, словно это может защитить.

Пахнет порохом и гарью, потрескивает ионизированный воздух…

Пустышечница задумала страшное. Может быть, положить конец Лотерее. Может быть, что-то более глобальное. Потому что взрыв, мысль о котором она лелеет в своем сознании, унесет в небытие не только базу данных Игры Равновесия. Он сотрет в порошок всю макушку комплекса. Может быть, разрушит Купол. Станет причиной смерти многих людей. Врага, пришедшего из руин Циферблата, нужно остановить. Но как?

Ученые и сотрудники корпорации уже не встречаются на пути группы.

Вероятно, началась эвакуация. Предположение подтверждается, когда приятная музыка из динамиков сменяется заунывным воем сирены, а под потолками начинают пульсировать красные аварийные маяки. Совсем скоро зубастая мощь ликторов обрушится на террористов с максимальной силой. Даже если это причинит вред корпатрицианту и несчастному инженеру.

Петрос сжимает зубы и старается не отставать от остальных. Если его труп найдут рядом с телом Бродова, оператора однозначно посчитают заложником. Это значит, его вина будет заглажена, а семья получит внушительную компенсацию и личный мавзолей на Холме Избранных, где хоронят сенаторов и героев Новосибирска.

Йанна, Птица-Цифра и люди врываются в одну из башен «Голиафа».

Внизу, под ногами, далеко под поверхностью стеклянных мостов, над бездной видны изогнутые проспекты комплекса. Как на ладони – сверкающие, красивые, заполненные мельтешащими точками убегающих. Но насладиться видами нет времени, отряд входит в донжон. Подчиняясь требованию самки, корпатрициант Бродов запирает раздвижные двери-переборки, отрезая преследователей.

Пытаясь управлять непослушным сердцебиением, Петрос осознает, что они находятся в центре управления акустическими потоками делового муравейника. Йанна, отшвырнув Леонидаса в угол, направляется к огромным пультам, занимающим две трети главного помещения башни. На ходу скуднодухая вынимает из кармана куртки плоскую черную коробочку, в которой оператор узнает портативный музыкальный проигрыватель.

Петросу не нужно прикасаться к плееру, чтобы узнать, какая деструктивная мощь заключена под темным пластиком. Как много боли, ярости и непримиримости, воплощенных в варварской музыке, спрятаны в мозгах электронного устройства. Сила эта, готовая выплеснуться наружу, способна причинить обитателям «Голиафа» вред, сопоставимый со взрывом бомбы…

Йанна, что-то приказав Птице-Цифре и ежесекундно оборачиваясь на заложников, начинает колдовать над пультами. Неужели инстинктов зверя хватит, чтобы совладать с современной техникой? Глядя, как ловко спасшая его арбалетчица подключает проигрыватель к системам «Голиафа», Петрос уверовал, что хватит…

Им никогда не понять друг друга.

Обитающие на одной земле, обезображенной войнами прошлого, они никогда не смогут найти общего языка. Похожие и разные, почти одинаково выглядящие и совершенно разные внутри. Они обречены до конца времен жить в опасной близости, старательно поддерживая хрупкий мир и столь же старательно разрушая его вмешательством в экосферу соседствующего вида. До тех пор, пока один из них не падет, окончательно сдавшись перед Царицей Эволюцией.

А ведь Петрос искренне хотел помочь.

Йанна спасла его от химер, он чувствовал себя обязанным. Не желал зла. Хотел поступить правильно, как лучше, не задумываясь об опасных последствиях. К сожалению, не заставивших себя ждать. Потому что, заботясь о собственной шкуре, пустышечница без раздумий поставит на кон жизни ни в чем не повинных людей. Она – чужая. И большой ошибкой было полагать, что между человечеством и Homo Bifaxis практически нет разницы…

Не задумываясь о том, что именно делает, Петрос сбросил оба рюкзака на пол.

Быстрым шагом направился к Йанне у пультов. Проигнорировал предупреждающий крик Птицы-Цифры, заставляя себя двигаться все быстрее и быстрее, пока боязливый ступор не превратил мышцы в куски гранита. Оказавшись подле скуднодухой, инженер со всего размаха ударил самку по рукам.

Хотел выбить проигрыватель, оборвав подключавшие его к пульту провода. Промазал. Удивленная – логос хищницы зашипел, раскрываясь ярко-желтой хризантемой недоумения, – та успела увернуться от его неумелого выпада. А когда оператор буровой колонны потянулся еще раз, намереваясь во что бы то ни стало помешать включить опасную музыку, прозвучал выстрел.

Снова вскрикнул Птица-Цифра. Леонидас, сидящий в центре зала, рванулся вперед, но лишь бессильно заскрипел зубами, когда браслеты впились в запястья. Мир потускнел, словно над Куполом и ажурной башней Беседки пронеслась грозовая туча.

Правое плечо Петроса зажгло, словно его пырнули раскаленной кочергой. Чуть выше легкого, ниже сустава. Заломило лопатку, через позвоночник пропустили ток.

Сила удара была не очень большой, его даже не сбило с ног, только развернуло. Он пораженно уставился на собственную грудь, на проступающие сквозь ткань красные узоры, на дымящийся пистолет в руке Йанны. Та, пораженная не меньше раненого человека, спешно опустила оружие. И оказалась рядом, когда мужчина начал оседать – больше от шока, нежели боли.

Теперь логосолитоны, исходящие от нелюдя, стали вежливо-серыми. В них, как и во время диалога в такси, вернулась печаль, бессилие что-то доказать и страдание одиночества.

Не позволив инженеру удариться затылком, синантроп подхватила его под плечи, укладывая на пол с той аккуратностью и бережностью, с какой сентиментальный палач опускает в плетеную корзину голову убиенной жертвы.

«Остановись», – сумбурно протранслировал Петрос, когда пальцы Йанны коснулись его шеи.

Но та, потрясенная и ошарашенная, только поджала пухлые губы.

«Как же вы вообще можете так жить? – Разобрал оператор, ускользая в благословенное забытье. – Несчастные. Глупцы. Мне так жаль вас».

Пустышечница транслировала сбивчиво, вплавив поток мыслей в один мощный импульс-мнемослайд, развернувшийся в сознании Петроса причудливой игрушкой-оригами. Он замотал головой, пытаясь снова предостеречь самку от ошибки. Но та не услышала, все вбивая и вбивая в его рассудок образы, наполненные неподдельным разочарованием.