Месть Танатоса - Михель Гавен

Маренн признавалась себе, что за год, минувший со дня его гибели, не проходило ни минуты в череде летящих месяцев — ни одной редкой, свободной минуты, — когда, оставаясь наедине с собой, она бы не думала о нем. Пронесся год… Боль ее не угасала. Она ушла вглубь, она разъедала ее изнутри. Казалось, она не сможет дышать без него. Но вот уже прошел год. Целый год… Как она прожила его? Как-то прожила… «Мой бедный, мой любимый Штефан, если бы ты знал как болит о тебе мое сердце! Сколько еще мальчиков погибло за тот год… Мне ли, твоей матери, не знать об этом. Скольких из них, раненных в боях, я спасла на операционном столе. Только тебя не смогла, милый мой… милый». На глаза навернулись слезы. Маренн сразу одернула себя.

Нет, нет, сейчас нельзя раскисать. В клинике ее по-прежнему ждало много работы: последнее наступлении русских в Галиции нанесло вермахту большой урон и раненые, отобранные ею в прифронтовых госпиталях для операции в Шарите, постоянно прибывали… Сейчас надо сварить кофе и будить Отто — днем он должен ехать в Вену для инспектирования школы подводных диверсантов.

Маренн затушила сигарету и, поднявшись, пошла принять душ. Проходя, она взглянула на часы в гостиной: они показывали начало седьмого утра.

В начале седьмого утра 20 июля 1944 года граф Клаус Шенк фон Штауфенберг, полковник, начальник штаба командующего армией в Берлине, правнук Гнайзенау — героя войны против Наполеона — выехал из своего дома на аэродром Рангсдорф для того, чтобы лететь с докладом в ставку Гитлера в Растенбурге. В руках Штауфенберг держал портфель с официальными бумагами. Такой же скромный коричневый портфель имел при себе и его адъютант: в нем находились две бомбы, начиненные английской взрывчаткой, хранившейся на секретных складах абвера — бомбы, которые по решению заговорщиков в этот день должны были убить фюрера и круто изменить судьбу Германии.

В 12.41 в ставке Гитлера «Волчье логово» прогремел мощный взрыв. Он раскидал толстые каменные стены барака, в котором проходило совещание: взлетела крыша, пламя п дым повалили из выбитых окон. Погибли несколько человек, почти все присутствующие получили ранения разной степени тяжести. Однако благодаря случайному стечению обстоятельств сам фюрер не пострадал.

В Берлине о покушении узнали только во второй половине дня, так как связь со ставкой фюрера в Растенбурге была нарушена. Но уже к 16.00 в городе стали происходить странные события: уличное движение полностью остановилось, по приказу военного коменданта по тревоге подняли охранный батальон, гарнизон в Шпандау и два военных училища. Командующий Берлинским гарнизоном генерал фон Хазе приказал армейским подразделениям блокировать правительственный квартал и применять силу, если части СС попытаются войти в город.

Все свидетельствовало о том, что в столице произошел военный мятеж. Войска маршировали по Берлину, занимали государственные объекты и… им никто не препятствовал. Несмотря на то, что в своих кабинетах на Вильгельмштрассе, Принцальбрехт и Беркаерштрассе присутствовали все, чей непосредственный служебный долг обязывал оказать мятежникам сопротивление: шеф СД Кальтенбруннер, шеф гестапо Мюллер, шеф разведки Шелленберг, — как сговорившись, они бездействовали. И хотя специальные части СС, выведенные в этот день на учения в район Потсдама, согласно секретному приказу уже спешили к городу, в Берлине, затаив дыхание, все ждали главного сообщения: жив ли фюрер.

В ведомстве Геббельса царила неразбериха, приезжали и звонили должностные лица, сбитые с толку противоречивыми слухами. Главное информационное управление бездействовало — радиоцентр захватили мятежные курсанты пехотного училища. Только в 17.30 прошло сообщение, что Гитлер жив. Командир курсантов, блокировавший дом радио, был настолько запуган и сбит с толку хорошо поставленным голосом.Геббельса и его аргументами, что даже не воспрепятствовал выходу передачи в эфир.

В это время Гиммлер, находившийся в ставке фюрера, уже вылетел в Берлин. Его назначили командующим внутренней армией, и перед тем, как сесть в самолет, он наконец дал приказ о проведении операции по подавлению путча. Странное бездействие закончилось. Геббельс, избежав ареста, перетянул на свою сторону некоего майора Ремера, командира охранного батальона, которому заговорщики поручили захватить Министерство пропаганды — он дал майору возможность лично поговорить с Гитлером по телефону. По приказу фюрера бывший заговорщик, произведенный в полковники и назначенный ответственным по обеспечению безопасности правительства, послал солдат для захвата гарнизонной комендатуры и известил все воинские части в районе Берлина, что они переходят в его подчинение.

Узнав, что Гитлер жив и ничего страшного, по сути, не случилось, Скорцени, находившийся с утра на Беркаерштрассе, решил все-таки совершить намеченную ранее поездку в Вену. Он выехал на вокзал. Но едва он вошел в вагон, в купе вбежал Раух, посланный Шелленбергом с сообщением, что в городе произошел военный мятеж и Скорцени приказано установить порядок.

Оберштурмбаннфюрер снова поспешил в штаб, где Шелленберг подтвердил эти сведения. Подхлестнутая Гиммлером, машина СД заработала на полную мощь — начались повальные аресты и репрессии. По распоряжению бригадефюрера Отто Скорцени поднял по тревоге школу диверсантов в пригороде Берлина и отправился на рекогносцировку в город.

Когда он вернулся в Управление, его пригласил к телефону фельдмаршал Йодль. Он передал Скорцени личный приказ фюрера — немедленно со взводом эсэсовцев прибыть на Бендлерштрассе к зданию военного министерства и поддержать майора Ремера и его охранный батальон, окруживший штаб заговорщиков.

К приезду Гиммлера в Берлин практически все мятежные формирования находились под контролем СС. Единственным очагом восстания еще оставалось здание министерства. Здесь собрались основные заговорщики. Среди них усиливалось настроение отчаяния. Ни у кого не оставалось сомнений, что заговор провалился. В считанные часы армия оказалась раздавленной Гиммлером и его эсэсовцами. Для охраны здания оставалось только тридцать пять солдат у главных ворот министерства.

Маренн весь день провела в клинике. Лишь к вечеру, обеспокоенная тем, что в Шарите отключили связь, радио молчит, а на улице происходят какие-то странные передвижения войск, она поспешила на Беркаерштрассе, где узнала от Фелькерзама, что военные подняли путч и на фюрера совершено покушение.

Первой ее мыслью было немедленно отправить домой дочь, чтобы она не подвергалась опасности, так как в случае вооруженных столкновений Беркаерштрассе несомненно станет одним из объектов нападения.

Однако в Бюро переводов ей сказали, что Джилл сразу после обеда выехала с каким-то поручением в военное министерство и до сих пор не вернулась. Что происходит в военном министерстве, Маренн уже знала. Она испугалась. И, не известив никого, одна поехала на Бендлерштрассе. Она гнала машину, боясь даже подумать, что может случиться с Джилл, если здание уже оцеплено и началась перестрелка. А если и нет, на Джилл — эсэсовская форма…

Маренн подъехала к министерству в начале одиннадцатого вечера и была удивлена, увидев, что здесь пока еще все спокойно. Она беспрепятственно вошла в здание, прошла по пустынным коридорам. Где же может быть Джилл? Что, если она уже уехала отсюда? И если она окажется на улицах города, когда вспыхнут уличные бои. Потеряв сына, Маренн не могла даже допустить мысль о том, что ее дочери может грозить какая-то беда. Джилл стала вдвойне ей дорога. Теперь она любила только се, ее саму, и в ней — ее погибшего брага…

Дверь одного из кабинетов неожиданно распахнулась. Несколько офицеров, вооруженных гранатами и автоматами, пробежали по коридору, в полутьме не заметив ее. Пропуская их, Маренн прижалась к стене спиной. Она почувствовала, как ее пронизал нервный холодок. Офицеры ворвались в какую-то комнату. Оттуда послышался громкий разговор — кто-то пытался их успокоить.

Потом раздались крики, началась стрельба. Один офицер снова выбежал в коридор. Он, видимо, был ранен. Маренн без труда узнала в нем полковника Штауфенберга. Она не была знакома с ним лично, но несколько раз встречала его в штабе. Штауфенберг принадлежал к известной аристократической семье.

Еще не понимая, что происходит, Маренн инстинктивно сделала несколько шагов к полковнику, чтобы помочь ему, но тут вслед за ним появились его преследователи. Они, вероятно, хотели арестовать его. Скрываясь от них, он успел заскочить в соседний кабинет. Но вскоре его схватили и вывели вместе с фельдмаршалом Беком и генералом Ольбрихтом… Непосредственный начальник Штауфенберга, генерал Фромм, командующий армией в Берлине, приказал пленникам сложить оружие. Но фельдмаршал гордо возразил: