Первооткрыватели. 100 научных сказок - Николай Николаевич Горькавый

– Даны старые бумажные газеты и шерстяные варежки. Выбирайте, что вам больше нравится, и напишите формулы всех практически полезных химических соединений, которые можно извлечь из этого старья, – с уравнениями реакций, естественно…

Я выбрал варежки, но не стал возиться с постепенным разложением, а изничтожил их до водорода, углерода, кислорода, азота и серы – той самой, из-за которой горелая шерсть так смердит. После чего стал писать формулы синтеза всё более сложных соединений из этих пяти химических элементов. Дошёл до получения аспирина и, когда прозвенел звонок, сдал работу с сожалением – там можно было столько ещё насинтезировать!

Лекция профессора Цитцера из моей книги «Астровитянка» во многом повторяет настоящие уроки замечательного учителя химии Юрия Густавовича Цитцера.

Он организовал в нашей школе химическую секцию научного общества учащихся (НОУ), в которое я немедленно вступил и стал заниматься прибором для создания коллоидных растворов металлов с помощью электрической дуги в воде, а также опытами с вакуумной пропиткой древесины.

Я очень многим обязан Юрию Густавовичу Цитцеру и своим школьным учителям.

Узнав, что наша химическая секция является частью большого Челябинского НОУ, я вступил ещё в одну секцию – теоретической физики, которую вёл по воскресеньям Моисей Соломонович Свирский, настоящий профессор физики из Челябинского педагогического института.

Он разбирал с нами уравнения движения электрона в электромагнитном поле, а самое главное – разбирал стену между реальностью и теоретическими знаниями, которые мы черпали из учебников. Свирский учил нас применять уравнения к реальному миру, забегал в нашем обучении вперёд и рассказывал школьникам о дифференциальном и интегральном исчислении. Мы учились ставить научные задачи и искать их решение, систематизировать результаты опытов и докладывать свои результаты на ежегодных конференциях.

Я очень многим обязан профессору Свирскому, который и после университета мне помог, лично выдав рекомендацию для поступления в московскую аспирантуру.

Когда я поступил в Челябинский университет в 1976 году, самой яркой фигурой среди физиков был профессор Георгий Васильевич Клещёв, специалист по кристаллам и физике твёрдого тела. Он хромал из-за военного ранения, поэтому всегда ходил с палочкой, носил элегантные пиджаки и много курил. Он сочетал в себе интеллигентность и энергичность, вежливость в общении и смелость в суждениях.

Его жизненная история была поразительной. Он вырос в простой крестьянской семье, но отличался неуёмной энергией, любознательностью и страстью к чтению. Всю жизнь писал стихи и в стихах так вспоминал своё обучение в деревенской школе, в библиотеке которой он частенько ночевал, чтобы не возвращаться по холоду несколько километров домой:

Я, помню, по складам читал

О Солнце, звёздах и Вселенной

И ничего не понимал.

С недетским трепетом познанья

Я «Марс, Юпитер» повторял

И вслушивался в слов звучанье.

Прочел я: «вертится Земля»,—

И этим очень поразился

И крепко в лавку, помню я,

Чтоб не свалиться, уцепился.

Клещёв поступил в университет, но грянула война. В начале 1942 года Георгий Клещёв ушёл на фронт. Он стал гвардии старшиной, которого солдаты за энергию и мужество называли «гвардии сатаной».

Наград у него было немало, и за каждой стояла история, которая была больше награды. Он скупо говорил о войне, но однажды сказал про свою скромную медаль «За боевые заслуги»: «Из 14 ребят из того рейда нас вернулось только двое. Это медаль тех, кто не вышел оттуда». Он форсировал Днепр, утопив в нём свои дневники со стихами, участвовал в сражении на Курско-Орловской дуге и закончил войну в Праге в 1945 году, где ещё 13 мая шли бои.

В его вещмешке всегда были книги, а главной мечтой оставалось продолжить учёбу в университете. Демобилизовавшись из армии, он приехал в Москву и зашёл в МГУ, где встретился с молодым физиком Виталием Гинзбургом, будущим нобелевским лауреатом. Тот провел его по лаборатории и был готов взять смышлёного фронтовика на работу. «Вы быстро нагоните упущенное!» – уверял Гинзбург. Но у его собеседника не было диплома о высшем образовании…

Вскоре Клещёв поступил на физмат Челябинского педагогического института, блестяще его закончил и остался на кафедре преподавателем физики. За следующую четверть века он написал много интересных научных работ и открыл много учеников.

В 1976 году Клещёв стал профессором вновь организованного Челябинского государственного университета и центральной фигурой на университетском физфаке. В этом же году я стал его студентом. После занятий наукой в школе я сразу постарался подключиться к науке в университете: под руководством молодого преподавателя Николая Александровича Мамаева строил термостат для выращивания кристаллов, читал книги про атомные решетки и дислокации.

Как-то зимой на первом курсе я нашёл на подоконнике лаборатории стакан со льдом. Вода начала замерзать со стороны окна, и лёд оказался весь пронизан тонкими прожилками воздуха. Мы с Мамаевым стали спорить о причинах образования этих прожилок. Я полагал, что они образованы пузырьками воздуха, прилипшими ко льду в момент его нарастания. Суть спора несущественна – примечателен сам факт свободного общения преподавателей и первокурсников ЧелГУ, которые на все пять лет остались самым старшим курсом молодого университета. Стакан с замороженной водой стал темой моего первого доклада на семинаре профессора Клещёва.

Потом я сделал доклад по своему реферату о том, что природа избегает бесконечностей, и если таковые случаются в наших уравнениях, то, как показывают многочисленные примеры, это лишь следствие неполноты наших уравнений или моделей, а не отражение реальности.

Клещёв заприметил шустрого студента и нередко беседовал со мной в своём кабинете, рассказывая о многом таком, о чём на лекциях не говорил. От него я узнал про крамольные труды астронома Козырева. Более того, Георгий Васильевич дал мне почитать фотокопию этих трудов. В его библиотеке я увидел старую, 1933 года издания, книгу Эддингтона по теории относительности и с тех пор везде её искал. Нашёл через несколько лет в московском букинистическом магазине и прочёл. Эта книга перевернула мои представления о мироздании и теории гравитации.

Клещёв учил нас, студентов, глубине проникновения в предмет, умению мыслить неординарно, смело, с учётом авторитетов, но без преклонения. Георгий Васильевич Клещёв был настоящим учёным и настоящим учителем. Он умел открывать таланты у людей, а это посложнее, чем делать научные открытия.

Заведующим кафедрой теоретической физики Челябинского университета был и до сих пор остаётся профессор Дудоров. Под руководством Александра Егоровича я получил свой первый опыт физика-теоретика, решая уравнения для коллапса космических облаков с магнитным полем. Он всё время поддерживал меня, а на пятом курсе отправил на дипломную практику к московским