Девилз-Крик - Тодд Кейслинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отец стоял перед ней – дух, отлитый из невероятного лунного света. Он выглядел почти как настоящий, и впервые за свою юную жизнь Сьюзан испытала нечто, похожее на истинное счастье.
Мой маленький агнец, любишь ли ты своего отца?
– Люблю, – прошептала она, лежа в темноте своей комнаты, плача от счастья, что она не одинока, и дрожа от страха, что, возможно, утратила рассудок.
Будешь ли ты моей рукой, моими глазами и ушами? Моим учеником?
– Буду.
В тот день она дала клятву и с тех пор держала ее. Слова клятвы смягчили мир вокруг, воздух внезапно стал плотным и трепещущим, словно занавеска, накинутая на реальность. За пределами этого мира находится рай, и скоро ее отец скинет эту занавеску и даст ей пройти туда. Она чувствовала это обещание у себя в костях, кончики пальцев наэлектризовывались, соски затвердевали, между ногами разливалось тепло. Она мысленно возвращалась к своим ранним воспоминаниям, к тем ночам в гроте с отцом, к его прикосновениям, которых общество не поняло бы.
В отличие от других ей нравились эти прикосновения, это желание проследовало за ней во взрослую жизнь. Сьюзан с радостью приняла свое происхождение, устремляясь навстречу судьбе. Она была одинока в своих поисках очень долго, до сегодняшнего дня.
Сьюзан улыбнулась, щеки у нее вспыхнули, когда она вспомнила о своем брате Зике. Много лет назад она пыталась помочь ему, через плоть и похоть, но он не был готов понять. Но теперь Зик понимал. Он был с отцом. Прошлой ночью во сне она видела его, заключенного в крепкие объятья отца. Наконец они снова будут семьей…
Резкая боль пронзила кончики ее пальцев, и она выронила дымящуюся сигарету. Сунула палец в рот, чтобы смочить слюной ожог. В фартуке зажужжал телефон. На экране высветилось лицо Оззи.
Она ответила:
– Весь день пыталась с тобой связаться.
– Да, знаю. Был очень занят. – Он говорил как пьяный, лениво растягивая слова. «Накурился, – Сьюзан закатила глаза. – Неудивительно, что он не отвечал». – Когда заканчивается твоя смена?
– Через полтора часа. А что?
– Нужно поговорить.
– О чем?
– О твоем брате.
Сьюзан открыла рот, чтобы спросить, о котором именно, но она уже знала. Он собирался спросить ее о единственном брате, который был для нее важен.
– Что с Зиком? Что-то случилось?
Когда он рассказал ей, Сьюзан решила, что отношения с Оззи Беллом могут закончиться раньше, чем она планировала.
2
Чак сидел в дальней угловой кабинке ресторана, потягивал скотч и просматривал журнал финансового учета за предыдущий день, гадая, для того ли он так долго учился в юридической школе, чтобы стать бухгалтером. «Ты же предприниматель», – напомнил он себе, прокручивая список транзакций, составляющих в итоге заказы пятничного вечера, алкогольные и прочие. Он почти час сверял цифры и теперь откинулся на спинку и зевнул. «Хочу в отпуск, – подумал он. Мне нужно в отпуск».
Он пообещал себе поездку на пляж – возможно, в Южную Каролину или даже куда-нибудь на побережье залива, – но потом умерла Имоджин, и управление ее имением отняло больше времени, чем ему хотелось бы в этом признаться. Имоджин была одной из его первых клиентов после того, как он начал свою практику. Она наняла его несколько лет назад, чтобы он составил ее завещание, и щедро заплатила за это. Больше, чем он брал за свои услуги, больше, чем считал необходимым, но она настояла на том, чтобы он взял деньги. С тех пор каждый год она навещала его, чтобы проверить документ, но лишь однажды внесла в него существенные правки.
Чак сделал очередной глоток скотча, вспоминая их последнюю встречу. Имоджин Тремли была бодрой старушкой, с улыбкой, способной осветить пещеру, и с одним здоровым глазом, сияющим жизнью. Однако в тот день она казалась совсем другой. Волосы у нее были растрепанные и немытые, одежда мятая, здоровый глаз опух и налился кровью из-за недосыпания. Имоджин выглядела так, будто за месяц, с тех пор, как он в последний раз видел ее в «Кроджере»[10], она постарела лет на десять. Он прошел мимо нее в отделе замороженных продуктов, улыбнулся и поздоровался. Она сделала то же самое, и, казалось, все было нормально.
Что-то случилось, но он побоялся полюбопытствовать, побоялся спросить.
И почему же, Чак?
Он потягивал виски, смакуя вкус древесного дыма, обволакивающего горло.
Потому что я боялся ее.
Глупо. Если б не Джини Тремли и не другие бабушки и дедушки, он был бы еще одной статистикой, еще одним именем в газетах, всякий раз, когда печально известный «Стауфордский культ смерти» снова возникал в общественном сознании. Его тело все еще лежало бы там, вместе с остальными, погребенное в золе.
Ходили слухи, что она – ведьма, продолжающая исполнять церковные обряды даже после спасения детей от Джейкоба Мастерса. Что она бросила вызов отцу Джейкобу и пыталась самостоятельно руководить церковью. Конечно же это были всего лишь слухи. Жители Стауфорда любили приврать, когда дело доходило до пересудов, одной из немногих универсальных констант, оставшихся в этой части мира. Но что насчет того, что она сообщила ему по секрету?
Да, Чак, что насчет тех конфиденциальных сведений?
Он сделал очередной глоток обжигающей жидкости и поморщился.
Бремя адвокатской тайны поначалу тяготило его, но с каждым существенным платежом от мисс Тремли переносить его становилось все легче. Большая часть того, что Имоджин рассказывала ему, произошла, когда он был еще ребенком и находился на лечении после пожара и самоубийств.
После скандала с Дьявольской церковью осталось несколько нерешенных вопросов. Джейкоб Мастерс убедил большую часть своей общины продать свою собственность и имущество, пожертвовав вырученные средства Божьей церкви Святых Голосов. Таким образом, предполагалось, что Мастерс копил деньги ради личной выгоды, но когда власти заморозили оставшиеся активы на имя Мастерса, то обнаружили,
