Девилз-Крик - Тодд Кейслинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вижу, ты записывала? – Эгнес закашлялась, потревожив спертый воздух этой домашней гробницы. – Это все с прошлой ночи?
– Не совсем, – сказала Рут, направляясь через гостиную к креслу. Усевшись, она взяла записную книжку с верхушки и открыла на помеченной странице. Словно любопытный щенок, склонила голову набок, в сторону радиоприемника.
Эгнес несколько минут наблюдала за подругой, что-то царапавшей на странице, не отрывая глаз от радио. Слеза медленно скатилась по щеке в щель поджатых губ. Рут рассеянно вытерла ее и продолжила писать.
– Ч-что ты пишешь, Рут? Можно посмотреть?
– Я записываю евангелие от нашего господа, Эгги. Разве ты не слышишь его? – Рут жестом указала на радио. Из крошечного динамика периодически вырывались помехи.
«Должно быть, у нее лихорадка», – подумала Эгнес.
Она попыталась перевести разговор в более осязаемую плоскость, во что-то, что могло бы заинтересовать подругу и вернуть ее на землю.
– Слышала о тех двух мальчишках, которые пропали в лесу прошлой ночью? Ужасные, ужасные новости.
Рут продолжала писать, ее артритная рука хаотично царапала что-то на странице с такой скоростью, что Эгнес не поспевала за ней взглядом. Она наклонила голову, чтобы посмотреть, что пишет Рут. Страница была испещрена угловатыми символами, примитивная таблица описывала историю, которую Эгнес не могла прочитать. При взгляде на странные геометрические знаки у нее заболели глаза и голова, и она отвернулась.
– Рут, может, тебе нужно к врачу? – Эгнес потрогала у старушки лоб. Кожа была холодной как лед. – Я могу отвезти тебя. Могу, правда. По-моему…
– Эгги, – тихо произнесла Рут. Она отложила ручку с записной книжкой и подняла глаза на подругу. – Обещаю тебе, я никогда еще не чувствовала себя лучше. Честно.
Она взяла Эгнес за руку. От ее прикосновения Эгнес взвизгнула. Руки у Рут были холодными и липкими – кости, туго обтянутые тонкой кожей.
«Как у трупа, о боже. Она же мертва, мертва, МЕРТВА…»
– Теперь, если не возражаешь, мне нужно еще много чего записать.
Рут отпустила руку подруги и подняла ручку. Потрясенная, Эгнес медленно попятилась в сторону двери. Радиопомехи становились все громче, словно насмехаясь над ней.
– Увидимся завтра в церкви? – От скрипучего звука собственного голоса она испугалась так, что у нее перехватило дыхание.
Не отрывая глаз от записной книжки и продолжая царапать в ней странные символы, Рут ответила:
– Угу. Я буду там, дорогая. Как я могу такое пропустить?
Эгнес кивнула и, ощущая себя словно на иголках, пятясь, вышла в дверь. Мгновение спустя она была уже на улице, неслась к своей машине. Сердце у нее бешено колотилось от страха, причину которого она полностью не понимала.
Входная дверь осталась открытой, из проема, подобно звуковой инфекции, сочился хохот радиопомех, кровавый хор, несущийся извне.
Глава тринадцатая
1
Сьюзан перешла через улицу от бургерной к двум красным столикам для пикника, стоящим перед школой. Села на ближайший и закурила сигарету. Легкий ветерок сдул со лба прядь волос, остудив выступивший пот и предоставив небольшую передышку от дневной влажности.
Она проверила свой телефон. Никаких SMS-ок и пропущенных звонков. С Оззи они не разговаривали с утра. Последние новости она услышала по радио из открытого окна машины одного клиента. В лесу осуществлялись поисковые мероприятия, но это было уже несколько часов назад. Сьюзан снова посмотрела на горизонт и нахмурилась. На восток катили темные тучи. В далекой дымке просматривались плотные серые полосы дождя.
Где-то в глубине души она почувствовала укол беспокойства за своего сожителя, но это ощущение стихло так же быстро, как и ветерок. На смену ему пришло нарастающее безразличие к их отношениям, ощущение, что все, что было между ними, исчерпало себя. Что Оззи годился лишь для секса, который, честно говоря, был не так уж и хорош. Белл неуклюжестью походил на быка, у него хватало ума лишь на то, чтобы завязывать ботинки и выполнять свою работу, но разговаривать о чем-то серьезном с ним было неинтересно.
Они не имели ничего общего, по вполне понятной причине. В молодые годы Сьюзан хорошо знала о дурной славе, водившейся за Оззи. Все в стауфордской школьной системе знали, кто он такой. Он якшался с Ронни Кордом и Тони Берджессом. Эти трое хулиганов заправляли в коридорах школы, являясь чем-то вроде футбольных богов. Теперь Ронни стал горьким пьяницей и зарабатывал на жизнь тем, что мыл полы в железнодорожном депо. Тони работал на стройке, как и его старик, и, вероятно, так же помрет на работе от сердечного приступа.
Лишь Оззи чего-то добился, дорос до начальника полиции, как в свое время его отец. Его религией были футбол, охота, деньги и наркотики. Она знала, что все закончится отношениями, когда преследовала его по настоянию божественного голоса ее отца, звучащего у нее в голове. Но до этого они не существовали друг для друга – две рыбы, обитавшие в противоположных концах стауфордского пруда.
Оззи имел целую толпу друзей, был известен в широких кругах. Сьюзан же оставалась изгоем, как и ее братья и сестры из церкви. Одна из проклятой «Стауфордской шестерки». Это была ее тусовка, но даже для них она стала чужой. Может, они и были родней, объединенной отцовской кровью, но не братьями и сестрами в прямом смысле слова. Сьюзан никогда не чувствовала связи с ними. Они были ничтожными существами в великом замысле, рожденными из плоти и крови для приношения своему погребенному господу.
Как и ее мать, Сьюзан Прюитт была готова отдать жизнь ради своей церкви. Это было ее предназначением, актом, который она была рождена исполнить, но эту возможность у нее украли. Все воспоминания о детстве Сьюзан омрачали глубокая печаль, облако скорби, висевшее над ее жизнью в течение многих лет и недоступное для ее понимания – пока у нее впервые не пошла кровь. Именно тогда отец наконец заговорил с ней, блуждающим голосом из грота ее юности, места, хоть и земного, но наполненного чужими звездами. Места, где восседал на своем троне их господь.
Этот грот снился ей многие годы, но после унизительного разговора с дедушкой о том, что означает кровотечение, ее стали преследовать видения. Призраки прихожан, стоящие у ее постели, рисующие своей кровью на стенах комнаты символы храма. Они заполняли каждую поверхность священным писанием господа, передавая Старые Обычаи в виде тех странных символов,
