Призрак шимпанзе - Фредерик Браун

Допелль — жених Бетти Хэдли. Очевидно, что юноша воспылал к ней нежной любовью, увидев впервые в жизни во время визита в издательство Бордена. И Кейту, по совести, не стоило на него за это гневаться.

Итак, целый мир а-ля Доппельберг!

Нет, мысленно поправился Кейт, Вселенная а-ля Доппельберг, но такая, какой сам Кейт представил ее себе глазами юноши. Лично Джо вообще не имел к этому никакого отношения. Это был просто-напросто универсум, о котором, по мнению Кейта, мог бы мечтать Доппельберг. До самых сокровенных деталей.

Например, Мекки блестяще вписывался в этот мир.

Между тем внизу в большом зале люди заканчивали монтаж: некую сложную конструкцию из проволок и пружин, которая весьма смутно напоминала тот чертеж потенциометра Бартона, репродукцию которого он однажды где-то видел. Было ясно, что, разобравшись в принципе работы прибора, Мекки тут же изобрел кое-что посолиднее и помощнее.

Мекки поднялся к балкону и застыл над плечом у Кейта.

«А теперь, — начал он объяснять, — его вмонтируют в головку реактивного снаряда. Я не в состоянии предугадать, какой эффект окажет телепортация на магнитное поле Бартона, поэтому рисковать строить что-нибудь еще более крупное мы не можем. И у нас к тому же совсем нет времени на проведение каких-либо испытаний. Кто-то — а именно вам принадлежит честь вызваться добровольцем — станет пилотом этой ракеты и покрутит ее достаточно долго в космосе, чтобы основательно подзарядить потенциометр Бартона. И это будет исключительно мощный заряд».

«Сколько времени уйдет на это?» — поинтересовался Кейт. Он уже знал, что будет добровольцем.

«Всего несколько минут, а точнее, четыре с четвертью. После этого заряд стабилизируется — не будет ни увеличиваться, ни уменьшаться. Ракета будет крутиться вблизи адмиральского флагмана, который, очевидно, явится первой целью гигантского звездолета арктуриан. И как только тот материализуется для атаки, ракета должна будет на полной скорости поразить его. Арктурианский исполин наверняка не обладает никакой силой инерции. Его создали, явно исходя из принципа, что против него бессилен любой наш корабль и любой вид оружия, находящийся в нашем распоряжении. Он призван сеять смерть и разрушение сначала в рядах космофлота, а затем совершить нападение на планеты, включая Землю. И это неизбежно, если только прибор Бартона — а он является новым словом в технике не только для нас, но и для арктуриан, — не сможет его уничтожить».

«На ваш взгляд, это достижимо?»

Кейту послышалось нечто вроде насмешки в металлическом голосе, звучавшем в его сознании:

«Полагаю, что да. Вы это узнаете, когда врежетесь в него всей массой ракеты. Знаю из ваших мыслей, что вы охотно и добровольно вызываетесь исполнить эту миссию. Для вас это — единственный шанс суметь добраться до вашей вселенной. А вообще это — великая привилегия. Если вы откажетесь, весь личный состав космофлота будет добиваться права пожертвовать собой».

«Но каким образом я смогу пилотировать ракету? Я не умею этого делать. Никогда и не видал даже такого рода техники. Ею труднее управлять, чем «Эрлингом?»

«Эта деталь не имеет никакого значения, — отрезал Мекки. — Еще до того как вы займете место в ракете, я введу в ваш мозг все необходимые для пилотажа знания. Ваши рефлексы будут носить сугубо автоматический характер — даже не нужно будет ни о чем думать. Это, впрочем, необходимое условие для вашего возвращения в собственную вселенную… вместо того, чтобы, выйдя из нашей, не попасть в одному богу вестимо какую новую. Ваш разум должен быть в этот момент полностью свободен».

«Почему?»

«Потому, что вы должны будете сконцентрировать вашу мысль на том мире, куда вы желаете проникнуть, вы обязаны непрерывно думать о нем, вызывая воспоминания. Вам потребуется воссоздать в памяти место, где вы находились в прошлое воскресенье в тот самый момент, когда лунная ракета приземлилась где-то совсем рядом с вами. Но учтите тот отрезок времени, который прошел с тех пор. Иначе вы рискуете вернуться туда в то самое мгновение, когда состоялся взрыв, и тогда вас вновь забросит неведомо куда. Вы можете попытаться объяснить ваше отсутствие в течение целой недели потерей памяти в результате шока, испытанного во время взрыва лунной ракеты. И из Гринтауна вы сможете вернуться в Нью-Йорк и снова встретиться с Бетти Хэдли, вашей Бетти Хэдли».

Кейт покраснел до корней волос. Да, были свои неудобства в том, чтобы позволять читать свои мысли, пусть даже электронному интеллекту.

Люди внизу стали подкатывать прибор.

«Долго его будут ставить на ракету?»

«Минут десять, самое большее. А теперь, Кейт…»

Промелькнула мысль, а не воздвигнут ли ему потомки памятник в том случае, если все пройдет так, как задумано? И не будет ли отмечаться в этой Вселенной день рождения Кейта Уинтона как национальный — да чего там, как международный! — праздник? Но насколько это было бы стеснительно и неудобно для другого Кейта Уинтона, который жил в этом универсуме и наверняка родился день в день с ним вместе. Придется, чтобы как-то их различать, ввести нумерацию — Кейт Уинтон I и Кейт Уинтон II.

Итак, бесконечное множество Кейтов Уинтонов в бесчисленном количестве вселенных плюс бесконечные миры вообще без Кейтов Уинтонов, еще универсум, а точнее, другое бесконечное число вселенных, где Кейт Уинтон существовал, но исчез после взрыва ракеты…

Но тот мир, в котором он сейчас находился, был объективной реальностью. Во всяком случае, пока.

И он, в полном одиночестве, заключен в маленьком сигарообразном снарядике десятиметровой длины на пару метров в диаметре и, возможно, сейчас совершит то, чего был неспособен добиться весь космический флот Земли.

Но ждет ли его успех? Мекки полагал, что все пройдет хорошо, и уж если кто-то или что-то в этом мире должны были разбираться в такого рода делах, то это был, конечно, Мекки. Нечего дергаться и попусту волноваться. Или все будет нормально, или совсем наоборот, и в последнем случае его здесь все равно не будет, чтобы заметить эту разницу.

Он дотронулся до пульта управления, заставив ракету описать круг менее ста пятидесяти километров в диаметре и безукоризненно возвратиться в точку старта. Это был не столь уж простой маневр, но он выполнил его без труда. Благодаря Мекки он стал первоклассным пилотом.

«Дежурный астронавт», — подумал он о себе, вспомнив, что именно этим именем подписывался под письмами, направлявшимися корреспондентам «Необыкновенных приключений». Эх, если бы только горячие поклонники из числа читателей могли увидеть его в эти мгновения! Он расплылся в улыбке.