Город - Стелла Геммел

Наконец мальчишек загнали в камеру, где и оставили, даже не сняв соединявшую их цепь. В каземате царила кромешная тьма. Ощупью удалось установить, что камера была очень маленькая, едва-едва поместились. Вдоль стены в углублении протекал ручеек – вонючий, сточный. Пахло сыростью, страхом и нечистотами, наплывал сладковато-гнилостный дух разлагающейся плоти…

Дверь открылась всего раз – передали кувшин воды. Больше за трое суток они не получили ничего.

Потом, когда они уже успели увериться, что здесь-то их и бросят умирать с голоду, дверь снова открылась. Внутрь пролился слепящий свет факелов, и требовательный голос спросил:

– Кто вожак?

Каждый с ужасом задумался, а не заставят ли вожака за всех отдуваться, поэтому они некоторое время молчали.

– Живей! – рявкнул голос. – Не то схвачу первого, кто попадется, и велю говорить!

– Я вожак, – сказал Эриш и сделал шаг вперед.

Спорить никто не стал.

Дорога наверх оказалась гораздо короче спуска, зато пришлось лезть по крутой каменной лестнице. Эришу, ослабевшему от жажды и голода, этот подъем дался нелегко. Временами он думал, а не убьют ли его прямо сегодня. Ну и пусть, сказал он себе. По крайней мере, все кончится!

Его привели в небольшую квадратную комнату, где вонь сточных тоннелей частью выжигало из воздуха факельное пламя, частью забивал запах сухих размолотых трав. Стены, недавно побеленные, еще пахли краской. В комнате стоял деревянный стол и два стула возле него. Там сидел какой-то человек. Он поднял глаза, увидел вошедшего Эриша и сказал с некоторым удовлетворением в голосе:

– Я так и думал, что это будешь ты, парень.

Эриш испытал такое невероятное облегчение, что еще чуть – и коленки подломились бы. Перед ним был Шаскара! Его друг, герой его детства, а ныне – величайший полководец Города. Этот человек уж точно не допустит, чтобы Эриша запытали насмерть из-за убитых собак!

– Сядь, – велел полководец.

Эриш благодарно шлепнулся на деревянное сиденье.

– Вас хоть покормили? – Шаскара внимательно смотрел на него.

Эриш замотал головой.

– Принеси еды, – велел Шаскара стражнику. – И воды.

Тот коротко отсалютовал и ушел.

Шаскара подождал, пока мальчик вволю не напьется и не съест принесенный хлеб с мясом. Сам он время от времени вставал и прохаживался по комнате.

Еда оказала должное действие. В голове у Эриша прояснилось, и он заметил, что с той первой встречи у полководца прибавилось и седины, и морщин, проложенных заботами. Он был одет не по-военному: в мягкую удобную рубаху и штаны, то и другое серого цвета. В таком облачении крепкий немолодой человек вполне сошел бы за пахаря или кузнеца.

Наконец Шаскара уселся и заговорил. Его голос звучал ворчливо и хрипло и был полон какого-то чувства, распознать которое Эриш не сумел.

– Я спас тебе жизнь, когда ты был ребенком, – начал он без предисловий. Эриш кивнул и открыл рот, собираясь запоздало поблагодарить, но полководец продолжал: – Не могу обещать, что на сей раз снова получится.

Эриш нахмурился. Это не имело смысла. Шаскара был самым главным и самым великим. Как может быть, чтобы у него что-то не получилось? Захочет – приговорит, захочет – спасет…

– Они же просто собаки… – пробормотал мальчик, прекрасно понимая, что это был довод надувшегося ребенка.

– Не просто собаки, парень. Это были собаки императора.

– Откуда нам было знать?

– Вы были на землях императора. Значит и собак встретили императорских.

Эриш открыл рот, собираясь спорить, но тут вмешался здравый смысл. К своим тринадцати годам он в какой-то мере уже представлял, на чем зиждется жизнь Города. Те собаки были императорскими, потому что император так сказал. И возражать без толку.

– Ты за нас замолвишь словечко? – лишь спросил он своего друга.

Шаскара опустил седоватую голову. Эриш невольно подумал о том, какую тяжкую ношу, должно быть, нес этот человек.

– Нет. – Полководец медленно покачал головой. – Эриш, пойми: замолвить за вас словечко – значит пойти против императора, а это верная смерть. Держать речь в вашу пользу дозволяется только законнику, который служит суду и не может быть обвинен в измене. – Он вновь покачал головой. – Ну, по идее, не может…

– Ты знаешь такого законника? – жадно спросил Эриш.

– Ты не задумывался, парень, почему я помог тебе тогда и теперь опять пытаюсь помочь? – вместо ответа, сказал полководец.

Если честно, Эриш не задумывался. В тот раз он был для такого еще слишком мал. А теперь он был слишком несчастен и напуган, чтобы еще и гадать, с чего великому воину вроде Шаскары понадобилось спускаться в эту преисподнюю ему на выручку. Эришу стало стыдно.

– Почему, господин? – спросил он смиренно.

– Потому что я твоему отцу жизнью обязан.

– Я не знаю своего отца…

– На самом деле знаешь. Просто не помнишь.

– Мне было четыре года, когда он отослал меня в чужеземный город, чтобы я был там заложником… рабом. Я и не пытаюсь его вспоминать!

– В прежние времена, когда еще был мир, так было заведено в отношениях между Городом и некоторыми соседями. – Шаскара передернул плечами. – Короли, платившие дань, присылали своих сыновей ко двору императора получать образование и постигать воинское искусство.

– Мы зовемся гостями, но на самом деле все мы заложники! – с горечью ответил Эриш.

– Верно. Вы заложники ради добрососедского поведения своих королей. Тем не менее твой отец взбунтовался, а ты по-прежнему жив. И другие тоже. Вы – последние. Все ваши отцы погибли, в большинстве своем от мечей воинов Города. И все-таки император не велел вас казнить. Вы шестеро никогда не шушукаетесь об этом по вечерам?

– А не об этом суд-то затеяли? – хмуро проговорил Эриш.

– Что за чушь! – рассердился Шаскара. – Ты же умница, так думай головой! Если бы император вознамерился тебя убить, ты бы мгновения лишнего не протянул. И причины для этого ему особые не нужны!

– Тогда почему?

– Я не знаю. – Полководец наклонился вперед и поставил локти на стол. – Бессмертный не откровенничает со мной. Я могу только предполагать, что он испытывает противоречивые чувства. С одной стороны, он видит в тебе возможную угрозу. С другой – тоскует о былых днях, когда весь мир платил ему дань и присылал своих сыновей учиться у него под рукой, когда его двор был мировым средоточием культуры и деловых связей… – Он покачал головой. – Я подобного уже не застал. Но вы, ребятня, – вы последнее живое напоминание о том, как все было, пока не воцарился мрак и Город не оказался в одиночестве против враждебного мира!

– Тогда, – сказал Эриш, – он должен поступать с нами достойно.

– У него, может, свои планы на вас шестерых, – заметил Шаскара.

– Сначала нас было восемь. Двоих собаки разорвали. Хорошенький план…

– Планы могут включать и вашу смерть. – Шаскара откинулся на спину стула и устало вздохнул.

– Спятил он, что ли… – прошептал Эриш.

– Не вздумай повторять это, парень, – предупредил Шаскара. – Даже друзьям!

Некоторое время они сидели молча. Шаскара велел принести еще воды и немного вина. Он предложил вина мальчику, но тот никогда раньше не пробовал его и отказался.

– Как вышло, что ты знал моего отца? – спросил он потом.

– Я вырос при дворе его отца.

– Так ты – мой земляк?

– Нет. – Полководец улыбнулся. – Мой отец был наемником. Он вел свой род из Города, но путешествовал по всему миру, сражаясь за тех, кто щедрее заплатит. В то время он был знаменит, хотя я сомневаюсь, что кто-нибудь из ныне живущих помнит его имя: Адракиан. Потом однажды ему понадобилось безопасное место, чтобы поселить там свою жену и детей. Твой дедушка, тогдашний Лев Востока, предложил ему такое убежище в обмен на воинские услуги. Вот я и прожил десять лет во дворце Льва.

– А что случилось с Адракианом?

– Мало кто из наемников доживает до старости. – Полководец вздохнул. – Он сопровождал караван с шелком для спален дворца, и они угодили в засаду. Вроде бы ничего страшного, стычка с обычными разбойниками… но в тот раз Адракиану угодила в висок брошенная дубинка. Он умер полгода спустя, а до тех пор лежал разбитый параличом и пускал слюни.

– Скверный конец для солдата, – как подобало, проговорил Эриш. Снова повисла тишина, и он спросил: – А как вышло, что ты моему отцу жизнью обязан?

Каждый раз, когда его вели к Мэйсону, Фелл напоминал себе: не спрашивать об Эрише. Не показывать никаких чувств при упоминании этого имени. Он знал, что его прежняя жизнь была как-то связана с нынешним заточением. Но если не показывать интереса, они не смогут подобраться к нему с этой стороны…

Он кивнул Мэйсону, сел на стул, взял предложенный стакан вина и любезно осведомился:

– О чем станем сегодня беседовать?

Мэйсон уставился в потолок с таким видом, словно до этого момента на сей счет и не задумывался.