На передовой закона. Истории полицейского о том, какова цена вашей безопасности - Элис Винтен

смотрит мне прямо в глаза. Она горбится не для того, чтобы казаться меньше. Она пытается контролировать свою ярость. Смотрит на меня исподлобья, а потом наклоняет голову и толкает локтем сестру. Фьюри устремляет на меня глаза, и несколько секунд ее взгляд остается пустым. Но потом на ее лице появляется широкая улыбка, и она подмигивает мне.

* * *

Это произошло пять недель назад. Мы с Джоном выскакиваем из задней двери участка и благодарно вдыхаем свежий воздух. У нас есть ровно двадцать минут до отправления поезда, но необходимо минимум пятнадцать, чтобы добраться до станции на метро, если повезет, и тогда окажемся на платформе вовремя. Мы торопливо шагаем по оживленной торговой улице, которая ведет к метро. Как только двери участка закрылись, мой мозг незамедлительно переключился на материнский режим. Я вернулась на работу около трех недель назад, проведя девять месяцев в декрете с нашим вторым сыном Арни. Меня опять накрыла послеродовая депрессия, и я снова принимаю антидепрессанты. Я чувствую знакомый комок в груди при мысли о том, что мы можем опоздать на поезд. В таком случае мы не успеем к закрытию детского сада и придется доплачивать. Я не говорю о чувстве вины, которое испытываю при мысли о том, что Фредди и Арни заберут последними. Опять.

Я проглатываю комок в горле и отгоняю от себя мысль, которая теперь преследует меня почти каждый рабочий день. Я больше не могу этим заниматься. Меня раздражает, что я работаю в полутора часах езды от того места, где находятся мои дети. Меня раздражает, что я постоянно испытываю усталость. Меня раздражает, что из-за измождения я регулярно срываюсь на близких. Меня раздражает, что я вижу Лондон глазами полицейского и не могу выбросить из головы сложные задания. Чувствую, что я уже совсем не та 23-летняя девушка с восторженными глазами, которая вошла в Хендон девять лет назад. Мне тридцать два, и восторг от работы давно испарился.

Я вернулась на работу, но быть женой, матерью двоих детей и полицейским сложно. Вот сейчас мы снова можем опоздать к закрытию детского сада.

Опустив головы, мы быстро пробираемся сквозь толпы людей, что резко контрастирует с тем, как полицейские обычно ведут себя. Всегда наблюдай за теми, кто находится вокруг. Когда не бегу на поезд, я обычно хожу неспешно и изучаю лица прохожих. Поразительно, как много людей никогда не поднимает глаз.

Когда я протискиваюсь между полным мужчиной и прилавком с фруктами, слышу крик и поднимаю глаза от земли. Смотрю на Джона и понимаю, что он тоже его слышал. Мы продолжаем идти, но вытягиваем шеи, чтобы посмотреть, что происходит впереди. Я выхожу на середину дороги, где нет машин из-за торгового дня. Сегодня на улице полно не автомобилей, а прилавков и покупателей. На пустом пространстве стоят пять или шесть школьниц. Я выдыхаю с облегчением.

– Это просто школьницы выясняют отношения, пойдем, – кричу я Джону, и мы продолжаем пробираться к станции сквозь толпы народа. Однако когда подходим ближе к детям, я понимаю, что дела обстоят серьезнее, чем показалось на первый взгляд. Две девочки дерутся. Толкаются и дергают друг друга за волосы. Толкаются они довольно агрессивно. На вид им около шестнадцати. Одна девочка одета в синий жакет, а вторая – в белую рубашку. Похоже, школьница в рубашке проигрывает. Я оказываюсь в кругу зевак, наблюдающих за дракой. В этот же момент кто-то врезается мне в спину и что-то недовольно бормочет. Я ищу глазами Джона, который подошел, чтобы посмотреть, почему я остановилась. Он качает головой и указывает рукой в направлении поезда. Я точно знаю, что он хочет мне сказать. Это глупая школьная драка. Она того не стоит. Мы опаздываем. И я с ним согласна. Отхожу от дерущихся девочек и подхожу к Джону. В эту секунду раздается громкий крик, и брызги крови разлетаются по тротуару, чудом не попав на мой левый кроссовок.

Плечи Джона опускаются. Я оборачиваюсь и вижу, что девочка в белой рубашке лежит на тротуаре и держится за лицо. Вот черт. Я понимаю, что мы уже не можем уйти. Смотрю на камеры видеонаблюдения над нами. Если я уйду, меня могут уволить. Но я хочу поехать домой и увидеться со своими детьми. Вдруг у нее серьезная травма? Я не хочу разнимать драку голыми руками. Я смотрю на более взрослых парней в толпе, которые криками поддерживают девочку-агрессора. Я вижу татуировки на их лицах, спущенные спортивные штаны и банданы. Вдруг у них есть ножи? Однако я уже приняла решение и теперь с трудом протискиваюсь сквозь толпу. Девочка в синем жакете, похоже, довольна своими достижениями и дает пять группе поддержки. Она выставляет вперед грудь и хватается за промежность брюк. Группа поддержки подражает ей, и на секунду мне кажется, что это кучка сумасшедших фанатов Майкла Джексона. Когда я приближаюсь к ним, девочка в белой рубашке, к моему великому удивлению, встает с земли и бросается на свою соперницу. Вот тебе и жертва. Она яростно тянет за волосы школьницу в синем жакете и пригибает ее к земле.

Я пробегаю последний метр и как можно громче кричу:

– Полиция!

Ставлю ногу между девочками и упираюсь ладонью в грудь школьницы в белой рубашке. Она отходит назад, создавая дистанцию, которая мне необходима, чтобы я могла встать между ними, но девочка в жакете уже выпрямилась и снова пытается броситься на соперницу. Я выставляю руку вперед, чтобы помешать ей это сделать. Ее лицо находится в нескольких сантиметрах от моего, и я замечаю, насколько молода ее кожа. На ней нет ни морщинок, ни других несовершенств. От нее пахнет сигаретами и кокосом. Несмотря на мою руку, она продолжает кидаться вперед, и мне приходится расставить ноги шире, чтобы она меня не уронила. Да она сильная. Джон подходит к толпе с другой стороны и, выставив вперед полицейское удостоверение, кричит: «Полиция! Прекратите драку!» В этот момент я чувствую, как настроение толпы меняется. Группа поддержки школьницы в синем жакете отходит назад, и я слышу, как люди шепчут «копы» и «легавые».

Я снова поднимаю глаза на камеры видеонаблюдения и молюсь, чтобы они нас зафиксировали. Мне интересно, догадался ли кто-нибудь из толпы вызвать полицию. Мы в буквальном смысле в нескольких метрах от наших коллег, ведь участок находится за углом, однако совершенно одиноки. Я чувствую себя уязвимой, стоя в центре толпы в балетках и легинсах, с сумкой через плечо и распущенными волосами, падающими на лицо.