Коррекция (Йеллоустоун) - Геннадий Владимирович Ищенко

придётся идти до конца. Да и не верю я в то, что всё ограничится статьями. Смотри, Лаврентий.

– Здравствуй, Егор! – поздоровался подошедший Берия. – Тебя я сегодня не видел. Вот что, товарищи, есть мнение, что все члены Политбюро с сегодняшнего дня должны быть обеспечены надёжной охраной. Это же касается и работников комиссий. Не исключена возможность терактов. На работу и домой вас будет отвозить не только служебный автомобиль, но и машина с охраной. И вам пока нечего разгуливать просто так. Позвоните – и приедет охрана. И это не шутки и не перестраховка. За одну статью можете получить пулю. Будут задеты интересы слишком многих, а у партийных работников на руках много оружия.

Глава 13

– Смотри, как поливает! – сказала Лида, подойдя к окну. – И похоже, что это надолго.

– Так уже пора, – отложив газету, отозвался Алексей. – Середина сентября – самое время для дождей.

– Я тебе говорила, что не люблю осень? Она всегда напоминала мне о смерти.

– Тебе ли думать о смерти? – засмеялся муж. – Мне впору записывать себя в совратители малолетних. Светлана правильно сказала, что тебе не дашь больше семнадцати. Если бы ты была такой, когда мы встретились, не пришлось бы самой проявлять инициативу.

– И никто этого почему-то не замечает!

– И не заметит. – Алексей подошёл к висевшему на стуле кителю и достал удостоверение. – Посмотри на фото, а заодно на дату рождения.

– Переделал? – спросила она.

– Если бы. Ты давно раскрывала свой паспорт?

– Вообще не раскрывала. Как положила в шкаф, так он там и лежит.

– Вот возьми и посмотри. И учти, что я тоже его не касался.

– Как такое может быть? – растерянно спросила Лида, открыв паспорт. – Фотография изменилась и дата рождения на десять лет позже...

– Наверное, тот, кто подарил нам юность, не хочет, чтобы его подарок нам навредил. Отсюда и изменения в документах, и то, что никто не замечает нашей молодости. Я думаю, что всё изменилось не только в наших документах, но и в паспортном учёте, и в моём деле в министерстве. Только молодость нам дали авансом, её ещё нужно отработать.

– Хрущёва нет, чистка ведётся, чего же ещё? Что нового в газете?

– Ничего нового, – ответил Алексей. – Уже больше недели нет ни одного смертного приговора. Сажают, снимают с должности, а то и просто в ней понижают, но расстрелы прекратились. Основных мерзавцев убрали, осталась мелочь. Берия почистил и своих орлов на периферии. Теперь поубавится любителей искать заговоры там, где их нет. А после смерти Жданова арестовали всего трёх врачей.

– А они виноваты?

– Мне, малыш, забыли об этом доложить. – Алексей улёгся на диван и позвал жену. – Ложись рядом, полежим. Всё равно тебе нечего делать.

– Если хочешь, я найду дело! – игриво ответила Лида, ложась рядом. – С этой нежданной молодостью не могу долго лежать рядом с тобой просто так. И ты на меня вон как реагируешь!

– Это позже, – сказал он, отодвигаясь. – Так вот, о врачах. В моё время об этом писали разное, не исключали и заговора. Уж очень неприятной фигурой был Андрей Александрович. Возмущало не столько наказание тех, кто его лечил, сколько масштабы репрессий. Начали с врачей, а потом перекинулись на евреев.

– Я смотрю, у вас их вообще не любят, особенно руководство.

– Руководство их как раз любит, – рассмеялся Алексей, – причём в прямом смысле. Почти все руководители женаты на еврейках. Исключением были Ленин, Сталин и Калинин, может быть, кто-то ещё, но они погоды не делают. В неприязни к евреям виноваты они сами, их неуемное стремление пролезть во власть и всё взять под свой контроль. Такие, конечно, не все, но многие, а остальным приходится за них отдуваться. Их в нашей стране всего четыре процента, а во властных органах временами набивалось до половины. Их мало там, где нужно тяжело и долго вкалывать, но много, где чистая и выгодная работа. И объясняли это в моё время некой еврейской гениальностью. Мол, никто не мешает и русским становиться известными врачами, композиторами и режиссёрами. Никто не спорит, что среди них немало способных людей, но настоящая еврейская гениальность в другом. Они очень хорошо могут использовать поддержку членов своей диаспоры для устройства личных дел. В результате, если этому не противодействовать, получим непропорционально большое представительство людей этой национальности во всех значимых органах государства. И кому такое понравится, кроме них самих?

– Я вспомнила, что отец как-то говорил, что до взрыва евреи контролировали больше трети мировых финансов. О чём был разговор, уже забыла, а это почему-то запомнилось.

– Ну их! – сказал Алексей. – Ругать евреев – всё равно что жаловаться друг другу на плохую погоду. Скажи лучше, когда отдашь Сталину его портрет? Мне интересно, как он отреагирует на твою работу.

– Светлана просила без неё не отдавать. Она хотела сначала посмотреть сама.

– Мне её жаль. Она к тебе привязалась, а нам скоро отсюда уезжать.

– Дурак ты, Лёша. – Лида перевернулась так, чтобы лежать к мужу лицом, и рукой взъерошила ему волосы. – Это она не ко мне привязалась, а к тебе. Какие же вы, мужчины, невнимательные! А ты в этом многих переплюнул. Мне пришлось самой раздеваться и забираться к тебе в