Я сам похороню своих мертвых. Реквием для убийцы. Проходная пешка - Чейз Джеймс Хедли

Сэм вопросительно посмотрел на Грацию, как бы спрашивая, что ему со мной делать?

— Оставь его, пусть болтает, это даже забавно, — сказала ему Грация.

Я посмотрела на нее. Чувствуя себя под защитой автомата, она поднялась с пола, где все это время сидела, и налила себе виски:

— Ну, что еще известно нашему сыщику?

— Известно, что пока ты была в Лос-Анджелесе и убивала Джорджа, твоя сестра крутилась в Нью-Йорке, создавая тебе алиби.

— Да? Очень мило.

— Известно, что вчера на вилле Гервина ты стреляла в меня из пистолета с глушителем — меня спасло зеркало. Могу рассказать, что Клер сыпанула полицейскому снотворное, который охранял тебя, и забрала у него ключи, выпуская тебя из больницы. И как ты и Кук приезжали на виллу за трупом Мары.

Грация между тем наклонилась над Сильвией и принялась развязывать узлы. Неожиданно выпрямившись, она хитро улыбнулась и спросила:

— Вот ты все знаешь и все разложил по полочкам, но ты скажи: ты смог бы различить нас с Сильвией? То есть сказать, кто есть кто? Где Грация, а где Сильвия?

Я недоуменно взглянул на нее, а Сэм, услышав, что сказала Грация, оскалился и воскликнул:

— Давай, легавый, соглашайся, я тоже посмотрю, какой ты умный!

— Что-то я не понимаю тебя, Грация. Как это различить вас?

— Ну и ну. А еще сыщик. Неужели непонятно?

— Нет, — ответил я, так как действительно не понимал, что она хочет.

— А дело в том, — воскликнула Грация, — ты, наверное, думаешь различить нас сейчас в таком виде, в каком мы находимся. Это, конечно, трудно, но возможно. Мы же поступим по-другому. Мы пойдем с Сильвией в другую комнату и там разденемся донага. А потом выйдем к тебе и ты попробуешь нас различить. Ну как, покажешь свою прыть??

Я задумался. Что бы это могло значить? Из задумчивости меня вывел голос Сэма:

— О чем задумался, идиот? Говори «да», и дело с концом. Да и я развлекусь, глядя на вас.

Наконец-то до меня дошло, что предлагала Грация.

— Ты знаешь, Грация, твое предложение для меня не подходит. Вдруг в самый интересный момент нас прервет Мэрфи?

— Ну и дурак, — коротко бросила она. — Когда Мэрфи придет сюда, будет уже поздно. Ты не знаешь, что под виллой есть подземный секретный ход, который выведет нас далеко отсюда. Сожалею только, что мы не успели попрощаться с этим букой Мэрфи, впрочем, он не поймет этого. Кончай с ним, Сэм, — приказала она.

Но прежде, чем автомат завел свою песню смерти, я поднял трубочку, поднес ее к губам и сильно дунул в нее, направив на негра. Легкий свист — и игла вонзилась в его горло.

Бесконечное удивление в его глазах сменилось выражением боли. Я вовремя бросился на пол — Сэм судорожно нажал на курок автомата. Еще мгновение, и негр упал.

Я оглянулся: Грация и Сильвия лежали на полу в луже крови.

Я вздохнул, а затем, поднявшись на ноги, пошел и сел в кресло. Скорее, повалился, нежели сел…

Лейтенант Мэрфи смотрел на меня с нескрываемым любопытством, смешанным с недоверием.

— До сих пор не могу понять, как вам это удалось!

— Стараемся! — ответил я скромно, а затем добавил: — мне поспать бы сейчас!

— В компании с теми трупами, которые вы оставили на своем пути? — сострил Мэрфи.

— Сейчас уже все равно, — пробормотал я, — только бы никого не видеть.

— Вы, несмотря на массу отвратительных черт характера, довольно-таки спокойный парень. Дело в том, что вначале, увидев вас и ваш нахальный вид, я решил, что вы, будучи… — тут Мэрфи замялся, — идиотом, решили мне показать, какие вы там все умные в Нью-Йорке и какие мы обалдуи здесь, в Лос-Анджелесе. А теперь мне хотелось бы услышать от вас самый детальный рассказ, начиная с того самого момента, как вы ступили ногой на территорию нашего города.

Я посмотрел на него с недоверием, потом, взяв голову в руки, застонал:

— О боже…

Виктор Каннинг

Проходная пешка

Глава 1

Эндрю Рейкс рассчитывался за номер в отеле. Девушка за конторкой смотрела на него с одобрением: белоснежная рубашка, светло-голубой галстук, который лучше всего подходил к его костюму, сшитому на заказ из твида «елочка». Глаза, прекрасные глаза, почти такие же голубые, как и галстук. Когда он прищурился, изучая свет, в уголках веером собрались морщинки. «Такой высокий, стройный. А ведь ему уже далеко за тридцать», — подумала девушка. Она представила, как проводит кончиком пальца по его подбородку, по упругой, жесткой загорелой коже. Ей нравилось это лицо — открытое, честное и умное, с большим волевым ртом и благородными губами. Девушка на миг зажмурилась и попыталась удержать его в памяти, но образ внезапно затуманился. Красивое лицо, а вот запомнить его нелегко. Сама того не подозревая, она столкнулась с одним из маленьких достоинств Рейкса.

Он заполнил чек и расписался: «Джон Э. Фрэмптон».

Выписав квитанцию, девушка приколола ее к счету:

— Спасибо, мистер Фрэмптон. Надеюсь, вам было хорошо у нас?

— Благодарю вас. Конечно.

Рейкс улыбнулся. И у девушки вдруг поднялось настроение, радость овладела ею, захотелось что-то сделать для него, разделить с ним все, все, что угодно (еще одно маленькое достоинство Рейкса). Она, однако, и представить себе не могла, что, если бы обстоятельства потребовали — правда, они никогда еще не были так жестоки с Рейксом, — он убил бы ее, не моргнув глазом. «Хорошая девушка», — подумал он. Она оказалась не просто служительницей отеля, а тем человеком, кому он выписал последний поддельный чек. Сегодня наступит конец почти целому двадцатилетию, не тронутому ни подозрениями насчет правомерности его, ни раскаянием. И теперь Эндрю Рейкс, столь долго живший под чужими именами, предаст их забвению. В эти минуты душа его обрела долгожданный покой; он, наконец, выполнил то, что поклялся сделать еще девятнадцатилетним юношей, глядя, как гробовщики, поплевав на ладони, взялись за лопаты, и комья сухой от летней жары девонской земли застучали по крышке дубового гроба с телом его отца.

На улице было жарко, пахло разогретым асфальтом. В ущелье узенького переулка влетел голубь, притормозил и приземлился рядом с Рейксом. Под лучами солнца перышки на шее птицы покрылись радужной глазурью. Голубой турман с серебряным кольцом на лапке — не простой лондонский бродяга, а путешественник, обладатель голубятни на каком-нибудь заднем дворе.

Рейкс свернул на Сент-Джеймс-стрит и, не торопясь, направился к Пэлл-Мэлл. «А дома речка, наверно, разлилась и помутнела от недавних дождей, — думал он, — на муху клевать не будет». Ему вдруг захотелось купить еще парочку мормышек и маленьких блесен для спиннинга, благо магазин Харди был в двух шагах. «Взгляну на блесны и все, — сказал себе Рейкс. — И никаких блужданий у прилавка, нужно уметь обуздывать свои чувства… В этом году здорово клюет… Вот плывет большая морская форель. Шестифунтовая рыбина заглатывает наживку, и леска, слетая с жужжащей катушки, поет, как струна…»

Рейкса обогнала молоденькая девушка в мини-юбке. Она двигала бедрами, словно катилась на велосипеде. Девушка скоро затерялась в толпе. На ней были коричневые кожаные туфли, колготки телесного цвета, желтая юбочка с темным пятнышком справа, внизу. Тусклые черные волосы до плеч, рост около 165 сантиметров, вес — примерно 55 килограммов. Если даже через пять лет что-нибудь напомнит Рейксу о ней, он сумеет воскресить в памяти любую мелочь. Вся жизнь для него состоит из таких мелочей. Знание подробностей — залог остаться в живых.

Рейкс заглянул в магазин. На душе было легко и спокойно. Продавец, к которому он обычно обращался, теперь паковал леску и; подняв голову, улыбнулся. Рейкс прошелся вдоль прилавка. Никелированные стержни к кормушкам мягко поблескивали в янтарном свете. Проведя пальцем по растрескавшемуся палаконскому бамбуку, он взял маленькую удочку, какими рыбачат в ручьях на муху, взвесил ее в руках, попробовал подсечь, почувствовал, как она изгибается от рукоятки до самого кончика. Продавец взглянул на него и кивнул, достал блесну, с фазаньим перышком, крепко привязанную к голодной пасти чучела форели… Вечно голодной, но далеко не всегда глупой… Рейкс вспомнил коричневую, похожую на темное пиво муть водоворота, а выше по течению — поросший мхом валун, на котором трепетала крылышками птичка-нырок.