Описание путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию (c гравюрами) - Олеарий Адам

Его царское величество, ради этого Тимошки, рассылал время от времени к европейским королям, князьям и государям послов и гонцов и выхлопатывал розыскные грамоты, чтобы беглец нигде не мог чувствовать себя в безопасности, но везде, где бы его ни встретили, мог быть схвачен. Поэтому как только его царское величество узнал от посланника, по этому делу отправленного в Швецию, что Тимошка захвачен в Нейшгадте в Голштинии, как он тотчас же отправил к его княжеской светлости двух гонцов, одного за другим, с грамотою одинакового содержания.

Письмо его величества царя московского к его светлости князю шлезвиголштинскому.

«Бога Всемогущаго, во всем все творящаго и добрыми утешениями все народы охраняющаго, в Святой Троице возвеличеннаго и в единстве славимаго Господа Бога нашего милостью, промыслом, мощью, силою и волею избранные соблюдать и содержать великую российскую державу, держа в руках скипетр истинной христианской веры, и охраняя другия увеличенныя и вновь приобретенныя государства, с помощью Божиею, в мире и без смятения, до века, — мы, великий государь царь и великий князь Алексей Михайлович и пр. (с обычным полным титулом), державнейшему Фридерику, наследнику норвежскому, герцогу шлезвигскому, голштинскому, стормарнскому и дитмарсенскому, графу ольденбургскому и дельменгорстскому [объявляем] наш любезный привет.

В минувшем 1644 г. — по московитскому календарю 7152 — обокрали нашу царскаго величества казну Тимошка Анкудинов да Костька Конюхов, которые от наказания смертною казнью бежали из земель нашего царскаго величества в Константинополь и там приняли мусульманство. Так как они и там совершили злые поступки, то они вновь бежали от наказания смертной казнью и прибыли в Польшу и Литву, вызвали смуту у государей, и находились в войске запорожских казаков у генерала Федота Хмельницкаго, который обоих вышеназванных наших воров и изменников, по приказанию великаго государя Иоанна Казимира, нашего брата, короля польскаго, должен был схватить и передать посланным к нему короля польскаго дворянину Ермоличу [149] и нашему дворянину Петру Протасьеву; по этому делу означенный Хмельницкий особо писал к нашему царскому величеству. Однако воры и изменники наши бежали в Рим и приняли там латинскую веру, а затем бежали к другим государям, затевая у них смуту и переменив имена свои. Один из них Тимошка называл себя Шуйским, а в иных местах Sinensis'ом, Костька же выдавал себя за его слугу. Оба появились и в шведском королевстве, где их узнали наши купцы из Новгорода и иных городов. После этого их схватили, а именно Тимошку арестовал генерал в Ревеле, а Костьку генерал в Нарве, но оба генерала не хотели, без указа великой королевы шведской, выдать нам обоих изменников. После этого мы писали к великой королеве чрез нашего дворянина NN, чтоб она приказала обоих вышеназванных наших изменников передать нам, на что великая королева шведская согласилась и генералу в Ревеле письмом своим указала, чтобы оба наши изменника были переданы дворянину нашему, когда он из Стокгольма прибудет в Ревель. Когда, однако, дворянин наш из Стокгольма прибыл в Ревель, то ему был передан только изменник Костька. Что же касается Тимошки, то он бежал из-под ареста, и пока наш дворянин находился в Ревеле, нигде не мог быть найден. Однако, позже он в Голштинии, в Нейштадте, был схвачен и брошен в темницу. Поэтому мы и послали к вашей любви с нашего царскаго величества письмом посланника Василия Шпилькина с несколькими из наших подданных, чтобы вы указали передать ему означеннаго нашего изменника и переслать его нам. (До сих пор первое письмо от 31 октября 1652 г. и второе от 5 января 1653 г. были слово в слово схожи одно с другим. В последнем дальше прибавлено.) Но в минувшем году в декабре месяце прибыл к нам Петр Микляев из Новгорода и доставил нашему царскому величеству от ваших советников доказательство, что он с Иоганном фонреном из Любека схватил означеннаго нашему величеству изменника в вашем городе Нейштадте, что ими принесена вам жалоба и сообщено о его воровстве, и что, в силу этого, вы приказали его доставить из вашего княжескаго города Нейштадта в Готторп и содержать под сильной стражею. Поэтому мы и посылаем с настоящим нашего царскаго величества письмом означеннаго Петра Микляева, чтобы вы, согласно с первым и настоящим нашим письмом, приказали передать вышеозначеннаго арестанта и нашего изменника нашим посланникам Шпилькину и Петру Микляеву и другим нашим подданным, и соизволили, через них, переслать его к нам, дабы изменник не бежал и не вызвал дальнейших беспокойства и смуты. За то и наше царское величество, в свою очередь, окажем вашей любви всякую услугу, когда в этом будет необходимость.

Вор и изменник нашего царскаго величества по имени Тимошка — весьма низкаго звания. Он сын простого торговца холстами, отца его зовут Демкою Анкудиновым из предместья Вологды, его мать — Соломонидкою, а сына, который еще жив, Сережкою. Означенный Тимошка служил в Москве в новой четверти и обворовал нашу казну, убил свою жену и сжег ее в своем доме, вследствие чего сгорели одновременно и дома многих других людей и многим нашим подданным нанесен был убыток. Поэтому он приговорен к смерти, бежал и находится в бегах вплоть до настоящаго времени, вызвав во многих странах беспокойство. Дано в нашей царскаго величества столице Москве 5 января в год от сотворения мира 7161 (от Р. Хр. — 1653)».

Третье и последнее письмо к его княжеской светлости по тому же поводу было отослано 17 октября того же года, после чего пленник был передан русским.

Один из посланников, доставивших эти письма и отвезших пленника, был, как видно из этого письма и как уже сказано, [Василий] Григорьевич] Шпилькин, писец, бывший сотоварищ Тимошки в канцелярии «четверти», у которого Тимошка обманным образом выманил драгоценности его жены. Когда ему однажды было разрешено видеть пленника и разговаривать с ним в присутствии нескольких знатных придворных чинов, Тимошка важною походкою выступил к нему навстречу, представился, будто он его никогда не видал, не хотел даже говорить с ним по-русски, но требовал, чтобы тот говорил с ним на сарматском языке, которого Шпилькин не знал. Когда Шпилькин спросил: «Не он ли Тимошка Анкудинов, обокравший великокняжескую казну и совершивший другие злодейства?», он ответил: «Весьма возможно, что негодяй, по имени Тимошка Анкудинов, и обокрал казну великого князя (здесь говорят „обокрасть казну великого князя“ не про кражу со взломом в самой казне, но про утайку денег, которые должны были идти в казну или принадлежали казне), но его лично это не касается, так как его имя Iohannes Szuensis, по-сарматски — Шуйский». В это время он не хотел сказать, что он — сын великого князя Василия Ивановича Шуйского. Когда, однако, Шпилькин еще дольше с ним стал говорить и начал напоминать ему про прежнюю его жизнь, он начал смеяться над ним и ругать его: он говорил, что не может признать его посланником, что он, как видно из его фамилии, очевидно, торговец шпильками.

Некоторое время спустя, по выраженному им же самим желанию, через придворного канцлера и советников, стали спрашивать Тимошку о некоторых пунктах, а именно: «какого он происхождения и рода? родственник ли он великому князю? почему его великий князь преследует? чем он мог бы вредить ему?», и Тимошка отвечал частью устно, частью в особой записке. Его собственные слова были таковы: «Ведь уже слышали, что я Iohannes Szuensis или по-сарматски Ян Шуйский, наречен в святом крещении Тимофеем. Я — сын Василия Домициана Шуйского, который имеет свое фамильное имя от лежащего в Московии города Шуи и происходит из фамилии московитской нации. Родился я и воспитан в некоей части королевства польского, в провинции новгородсеверской, вотчинник я в Украине Северской, где у меня собственные именья „Великое Болото“, близ московитской границы. Нынешний великий князь мне вовсе не родственник, так как отец его только из дворян) мой же отец был из княжеского рода. Так как великий князь знает это, то он и преследует меня. Хан татарский, ныне воюющий с короною польскою, подстрекал меня враждебно напасть на московитскую землю, но я, помня, что мои древние предки называли эту страну своим отечеством, из любви к ней, не сделал подобной попытки, то есть не пытался на насилие ответить насилием. Я бы мог послать в землю великого князя 100000 сабель, но Бог да хранит меня от подобного поступка и т. д.». То же самое излагал он и в письме на имя патриарха. Первый московитский посланник, прибывший из Швеции, явившись к нему, стал с ним дружелюбно говорить и посоветовал ему обратиться с прошением на имя патриарха, имеющего большое влияние на великого князя и легко могущего своим заступничеством вновь вернуть ему милость; и сам посланник также обещал похлопотать. Шуйский, положившись было на слова этого русского, передал ему закрытое письмо на имя патриарха, в котором, между прочим, говорилось: он родился русским и в крещении наречен Тимофеем (отсюда уменьшительное — Тимошка), его прельщали, чтобы он послал в страну 300000 сабель, но ночью явился ему ангел, увещевавший его не предпринимать ничего подобного против собственного отечества и религии; он принял это к сердцу и хотел вновь в мире идти домой; недавно в Нейштадте ему снова можно было освободиться, но он не захотел этого сделать, чтобы иметь возможность представиться и с посланниками вновь вернуться в Москву. Когда, однако, посланник вскрыл это письмо и прочел его в моем присутствии, Тимошка стал отрицать свою руку и сказал: он ничего об этом не знает; он показал другого рода почерк и ругал и поносил посланника так, что тот, не будучи в состоянии стерпеть, плюнул на письмо и бросил его ему в лицо. Тимошка тотчас же разорвал письмо на мелкие кусочки.