Описание путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию (c гравюрами) - Олеарий Адам

Послам, а равно и служителям их, при возвращении (в том случае, если они доставили подарки от своих государей или от самих себя) подносятся хорошие подарки в виде соболей и других мехов. И посланники, если только они доставляют дружественные послания от иностранных государей, получают обыкновенно «сорок» соболей, которые стоят в Москве 100 талеров или более того.

Чтобы дать возможность послам и эстафетам передвигаться поскорее, на больших дорогах заведен хороший порядок. В разных местах держат особых крестьян, которые должны быть наготове с несколькими лошадьми (на одну деревню приходится при этом лошадей 40, 50 и более), чтобы, по получении великокняжеского приказа, они немедленно могли запрягать лошадей и спешить дальше. Пристав или сам едет вперед, или посылает кого-либо иного и велит ждать эстафету. Коли теперь эстафета, прибыв на место днем или ночью, подаст свистом знак, немедленно появляются ямщики со своими лошадьми. Вследствие этого расстояние от Новгорода до Москвы, в котором насчитывается 120 немецких миль, может быть совершенно спокойно пройдено в 6–7 дней, а в зимнее время, по санному пути, еще и того быстрее. За подобную службу каждый крестьянин [ямщик] получает в год 30 рублей, или 60 рейхсталеров, может, к тому же, заниматься свободно земледелием, для чего получает от великого князя землю, и освобождается от всяких поборов и других тяжелых повинностей. Когда они едут, то пристав должен каждому из них выдать по алтыну или по два (что они называют «помаслить хлеб»). Служба эта очень выгодна для крестьян, и многие из них стремятся быть подобного рода ямщиками.

Глава XLIII

(Книга III, глава 11)

О московитских великих князьях, как они в течение 100 лет, один за другим, правили и что при этом случилось достопамятного [146]

Чтобы лучше пояснить свойство полицейского строя и управления у русских, я намерен здесь, в дигрессии или отступлении от моего путешествия, вкратце упомянуть о некоторых великих князьях и о том, что случилось в то время замечательного и имеющего отношение к нашим действиям. Я начну с жестокого тирана и дойду до нынешнего великого князя Алексея Михайловича.

Тиран Иван Васильевич вступил на престол в 1540 г. по Р. X. и вел с соседями своими тяжкие и жестокие войны; много немецких лифляндцев и других пленников привел он в Москву, где потомство их и ныне живет в качестве рабов. Как против христиан, даже собственных своих подданных, так и против турок, татар и язычников он свирепствовал и тиранствовал страшно, бесчеловечно, чтобы не сказать — не по-христиански. Некоторые тому примеры приведены уже выше, в описании города Великого Новгорода, и, действительно, весьма ясно доказано, как несправедливо прославляет его Иовий в начале первой книги своих историй, говоря, будто он был «Christianae religionis cultor sane egregius», т. е. «государь, очень заботившийся о христианской религии». Вероятно, подобного рода внешнее впечатление должно было получиться от него потому, что он осмеливался справлять должность первосвященника, решал споры в духовных делах, ханжески служил сам обедню, пел и исполнял другие церковные церемонии, подобно попам и монахам; часто он за столом весело распевал символ веры Афанасия.

Он имел семь супруг, одну за другою; с первою он произвел на свет двух сыновей: Ивана, которого он сам убил посохом, и Феодора, который наследовал ему в управлении. С последнею женою произвел он сына Димитрия, которого Борис Годунов велел умертвить, как о том будет здесь же рассказано. Тиран умер в 1584 г. по Р. X., 28 марта, на 56 году своей жизни. Он воспринял страшную кончину и с жалким воем и стоном испустил дух свой. Тело его, начав еще при жизни разлагаться, распространяло нестерпимый смрад за несколько дней до смерти, так же как и после смерти.

Сын его, Феодор Иванович, в том же самом году, 31 июля, на 22 году жизни, был венчан в великие князья.

Так как этот великий князь был молод, и разум его не был столь скор и деятелен, как это было бы необходимо при тогдашнем расстроенном состоянии страны (его главным удовольствием и работою было звонить в колокола до и после богослужения, как о том упоминает Соломон Геннинг в «Лифляндской хронике»), то и сочтено было за благо, чтобы государственный конюший Борис Годунов, родной брат великой княгини, помогал ему в качестве правителя.

Этот Борис Годунов, умною рассудительностью своею и осторожным своим управлением, приобрел столь большие заслуги перед страною, а также и любовь, что, по общему мнению, в случае смерти великого князя Феодора Ивановича, а также и молодого государя Димитрия, никто не был более пригоден к управлению, как Борис Годунов. Борис принял это к сведению, и, чтобы тем скорее исполнились мнения и пожелания русских, он велел умертвить молодого государя Димитрия, на девятом году его жизни, через подкупленных для этой цели, с помощью крупных обещаний, придворных служителей. По исполнении этого дела, убийцы, радостные, вернулись в Москву, надеясь получить большие блага от Бориса за столь охотно оказанную услугу. Борис, однако, велел немедленно умертвить убийц, чтобы изменническое дело это осталось неизвестным и тайным, а также тайком поджег Москву в разных местах, чтобы московиты жаловались не столько на смерть Димитрия, сколько на гибель домов и дворов и, ради собственного несчастия, имели повод забыть чужое. Сам он представился весьма огорченным и разгневанным по поводу этого убийства, велел многих углицких жителей ссылкою повергнуть в бедствия, а замок срыть, как место убийства.

Великий князь Феодор Иванович, правивший 12 лет, заболел быстротечною болезнью и умер в 1597 г. по Р. X.

Так как Феодор Иванович не оставил наследников, а брата уже не было в живых, то вельможи совещались, кого иметь великим князем, [рассуждая при этом так]: «Правда, в стране много знатных вельмож, из числа которых можно бы выбрать государя, но никто не мудр и не осторожен так, как Борис Годунов; к тому же он привык к управлению, и поэтому он, а не кто иной, должен быть великим князем». Борис же, которому предложена была эта высокая честь, представился, точно он вовсе не намерен принять ее, так как она исполнена хлопот, беспокойства, недружелюбия и вражды; он сказал: «Ему приятнее нести клобук простого монаха, чем корону и скипетр», отправился в монастырь, но, тем не менее, повел интриги с некоторыми вельможами и добрыми друзьями, чтобы они не избрали кого-либо помимо него, а, напротив, — как бы он ни отказывался, — настоятельно упрашивали его, пока он, наконец, не согласится. Все и было сделано по его желанию и хотению. Когда русские узнали, что он отправился к сестре своей в монастырь, они, в больших толпах, направились к нему, упали с плачем на землю и умоляли, чтобы он не спешил с пострижением, так как они желают избрать его в великие князья. Наконец, их слезы и мольбы сестры смягчили его, и он принял корону, которой он давно уже домогался и которую ни за что не уступил бы другому. Таким путем Борис Годунов в 1597 г. по Р. Хр. избран в великие князья.

В правление его устроил возмущение русский монах, по имени Гришка Отрепьев, родившийся в Ярославле, в семье незнатных дворян, но отправленный в монастырь для обуздания дерзости и нахальства. Он выдал себя за Димитрия, сына тирана Ивана Васильевича, и достиг того, что его признали таковым и короновали великим князем. Дело это начато было им следующим образом. Будучи уже юношею на возрасте, притом доброго разума, он, по побуждению и научению старого коварного богатого монаха, тайно отправился в Литву, поступил в слуги к князю Адаму Вишневецкому и прилежною своею службою снискал себе расположение. Однажды, когда господин его, рассердившись из-за какого-то проступка, обозвал его обычным ругательством: «бл. н сын» и ударил по шее, Гришка начал горько плакать и сказал: «Господин, если бы ты знал, кто я, то ты не звал бы меня бл. иным сыном и не обращался бы так со мною!» Когда князь захотел узнать, кто же он такой, он отвечал: он родной сын великого князя Ивана Васильевича; Борис Годунов желал его убить, но, вместо него, велел умертвить священнического сына, бывшего одного с ним возраста и вида. Он же с помощью добрых людей был спасен и уведен в монастырь. При этом он показал золотой крест, осыпанный драгоценными камнями, и, по его словам, повешенный ему на шею при крещении. До сих пор, сказал он, он не желал открывать, кто он, из боязни перед Борисом Годуновым. Затем он пал на колени перед князем и жалобно упрашивал, чтобы тот принял его под свою защиту. Так как этот беглый монах оказался в состоянии рассказать все обстоятельства, в которых он был хорошо наставлен, и к тому же умел красиво согласовать свой рассказ с выражением лица своего, то он побудил господина своего поверить этой сказке, ему тотчас были подарены великолепные одежды и лошади, и оказана была честь, вполне достойная великокняжеского сына.