Любовь в наследство, или Пароходная готика. Книга 1 - Паркинсон Кийз

— Не знаю, что ты имеешь в виду, дорогая, — отвечал он.

— Ну, ты ведь знаешь, что рождение Ларри не было следствием непорочного зачатия. И ты тоже имеешь к этому отношение.

Они сошлись на том, чтобы имя малышу дал Клайд, у которого не было сына, а он, разумеется, спросил у Люси, как бы ей хотелось назвать ребенка. После секундного замешательства Люси предложила назвать мальчика Лоуренсом. Это имя было распространенным среди Пейтонов и Кэри, равно как и Вашингтонов. Ее любимый брат, тот, который был убит, когда повел свою кавалерию в атаку в сражении при Манассасе, тоже был Лоуренсом, причем последним Лоуренсом Кэри, ибо у него не было собственного сына. Еще были Лоуренс Пейтон в Революцию[76] и Лоуренс Кэри — губернатор в колонии. А вообще первым Кэри, приехавшим в Виргинию, был тот, чьей жене подарил бриллиантовую брошь сам английский король… И этого Кэри тоже звали Лоуренсом. И Люси надеялась когда-то, что и она сама…

Сразу же все согласились, что Лоуренс Кэри Винсент — превосходное имя для новорожденного, и его с должной помпой и торжественностью крестили в приходской церкви при монастыре Св. Михаила. После этой религиозной церемонии последовал роскошный прием в новом Монтерегарде, во время которого малыша, наряженного в одежды из старинных кружев, показывали восхищенным гостям. И все присутствующие согласились, что это крещение было выдающимся событием, поскольку друзья и родственники впервые собрались в новом, только что построенном доме. Кроме того, данное событие служило двум целям: это был званый обед не только в честь крещения малыша, но и прощальный ужин в честь отъезда во Францию миссис Винсент с мужем, которой наконец удалось убедить супруга, что им надо погостить у Пьера с Армандой, к тому же они могли бы навестить и княгиню д’Амблю, ибо Арманде с ее неизменным тактом посчастливилось добиться так долго ожидаемого сближения между двумя ветвями семьи, что до нее никому не удавалось. Это воистину потрясающее событие все рассматривали не иначе, как чудо. И, как миссис Винсент с лукавым видом говорила всем, кто был готов ее выслушать, примерно именно этого ожидала лично она. Да, да, она надеялась и ожидала, что так и будет! Она надеялась, что, как только она увезет мужа, он согласится остаться за границей на очень долгое время… и не только с целью посетить д’Амблю и де Шене, но также и для того, чтобы у него хватило времени окреститься по-французски, как она выразилась. Разумеется, ничего не может быть приятнее и радостнее теперешнего праздника. Но все же, когда крещение происходит в величественной частной церкви при старинном историческом замке… Да, да, следующее крещение в их семье будет исключительно потрясающим!

Все согласились с ней, и, когда торжественный обед по случаю крестин завершился, те же гости, говорившие, что Лоуренс Кэри Винсент — прелестный малыш, за шампанским выразили желание найти для младенца уменьшительное имя. И вполне единодушно решили, каким будет это имя, ибо, когда Кэри подшучивала над Савоем по поводу его участия в производстве такого прелестного ребенка, с ее губ случайно слетело «Ларри».

— Я совсем не подумал об этом имени раньше, — удивленно произнес Савой. — Как не думал о своем участии…

— Выходит, я должна быть благодарна?

— Не думаю, что ты должна быть благодарна… не понимаю, как ты можешь быть благодарна за это. Ведь у тебя была только боль, а у меня — только удовольствие.

— О Савой! Как тебе не идет и в разговоре, и даже в мыслях использовать это старое, забытое клише! Кроме того, судя по тому, что рассказала мне мама, в тот день, когда рождался Ларри, ты не очень-то радовался.

— Нет, но…

— Когда ты говоришь о боли, то подразумеваешь именно это, верно? А что касается удовольствия…

Она замолчала и внимательно посмотрела на него искрящимися глазами.

— Я ужасно медлила, прежде чем наконец решила выйти замуж, не так ли? — спросила она. — Возможно, я также слишком медлила, когда нужно было пользоваться всеми преимуществами замужества. Мне очень жаль. Прости меня.

— Я ни в чем не упрекаю тебя, дорогая. Я только сказал, что понял…

— Что ж, я не стала бы порицать тебя, если бы ты упрекнул меня. Но больше у тебя не будет возможности меня упрекать. Потому что теперь я осознаю все преимущества моего состояния и решила наверстать упущенное время.

Он по-прежнему держал ее руку, которую она протянула ему, и, покрепче сжав ее, поднес к губам.

— Ты не думаешь, что мог бы по-настоящему поцеловать меня? С тех пор как родился Ларри, ты так и не поцеловал меня и прекрасно знаешь это.

Он встал и посмотрел на нее сверху вниз. Никогда еще он не видел в ее лице такого призыва, и, когда он, наклонившись, поцеловал ее, он ощутил страстный призыв в ее губах тоже. Потом он вновь выпрямился и произнес:

— Это… это так рано.

Он проговорил эти слова неразборчиво, заплетающимся языком.

— Неужели? Ты и вправду так считаешь? А мне бы хотелось, чтобы ты подумал, что это вполовину не так рано.

— Да я… я хотел сказать, если… если что-то случилось бы… Это могло бы скверно обернуться для тебя… Пойти тебе во вред… Это я и…

Но, вновь посмотрев в ее глаза и увидев, как она смотрит на него, он позабыл о том, что хотел быть очень терпеливым и мягким. Сейчас он помнил лишь об одном — как сильно он хотел ее.

Что ж, да, да, сухо признал доктор Брингер, когда Савой с довольно стыдливым выражением лица вновь предстал перед ним. Конечно, это случилось скорее, чем он бы посоветовал, если бы с ним проконсультировались. Однако это случилось не раньше, чем он предчувствовал. Он ожидал, что его позовут примерно в это самое время, с тех пор как Савой бессвязно и настойчиво твердил только об одном ребенке, он ведь не понимал тогда, что глубоко ошибается. Ему бы хотелось проследить за тем, как Кэри вскармливает Ларри все следующее лето, но ребенок был в таком превосходном состоянии, что ему не повредит, если его постепенно начнут поить коровьим молоком. А что касается Кэри, так это же очевидно — она просто создана для материнства. Теперь она совершенно в другом настроении, чем в первый раз, не правда ли? Да, случилось именно так, как он и предполагал. Он сомневается, что и в этот раз она будет испытывать тошноту по утрам. А что касается родов, то, когда придет срок, Кэри, вероятно, весело сбросит комнатные туфельки и произведет на свет младенца.

Не было никаких сомнений — ее настроение изменилось. Когда Кэри сообщила, что очень обрадовалась, узнав о будущем ребенке, она произнесла это тоном, заставившим доктора окончательно увериться, что она именно этого и хочет. А потом она, не упоминая о слабости, тошноте и прочих недомоганиях, заявила, что очень надеется на этот раз родить девочку и назвать ее Люси. Она уже рассказала о своих прожектах матери и отчиму, и те радостно восприняли такое решение. Они не ожидали, что второй ребенок наметится так скоро. Что-то в ее тоне, похоже, вынудило доктора сказать, что он так и думал и на самом деле очень всех их любит и радуется их счастью.

А спустя некоторое время поздней ночью Савой примчался к доктору Брингеру. Врач совсем недавно лег в постель после очень трудного дня, проведенного с многочисленными больными. Однако Савой умолял его как можно быстрее отправиться в Монтерегард. Ларри, который никогда не болел и часу, внезапно подхватил какую-то странную и ужасную болезнь. Миссис Сердж, пришедшая к ним в гости, сперва сказала, что это всего лишь простуда, и Тьюди с ней полностью согласилась. Они вскипятили на примусе котелок воды и поставили его под одеяло так, чтобы в колыбельку, где лежал ребенок, все время шел пар. Обе женщины утверждали, что после подобной процедуры мальчику быстро полегчает. Но вместо этого Ларри дышал все труднее и труднее. А сейчас, похоже, бедный малыш умирает от удушья…

Пока Савой что-то, не переставая, бессвязно выкрикивал, доктор Брингер успел одеться.

— Пусть Салли немедленно подгонит коляску! — приказал он, спешно набрасывая пальто и прерывая бесконечный поток слов Савоя. — Я буду в Монтерегарде сразу же после вас. А тем временем, друг мой, самое лучшее, что вы можете сделать, это вернуться к Кэри и сообщить ей, что я уже выехал.

Ларри все еще лежал под самодельным паровым тентом миссис Сердж, когда доктор Брингер вошел в детскую и, склонившись над ребенком, коротко приказал убрать шипящий котелок и примус. Лицо малыша было пурпурно-красным, губы — синими, а дыхание — прерывистым и еле слышным.

— Так я и думал, — резко проговорил врач. — Это дифтерия. Не надо тратить попусту время на всякие лечения, поскольку у меня есть единственный шанс спасти его. Только один! Надо сделать разрез у него в горле и ввести трубку. Если мне удастся сделать это достаточно быстро… Если же нет…