Золотая клетка - Линетт Нони

бы считали, что есть хоть малейший шанс разоблачения. Но если не поэтому, то почему Джарен так расстроен?

А еще и Наари – Наари, которая поспешила за Джареном, не подозревая, что обедать придется с заклятым врагом, с человеком, который отрубил ей руку.

Стражница, может, этого и не знала, а вот Зулика точно понимала, кому нанесла столько вреда три года назад и с кем сражалась с тех пор много раз, включая и вчерашнюю ночь.

Боги, это было невыносимо.

Но придется терпеть. Так что Кива вздохнула, успокаиваясь, и пошла вслед за родными внутрь, вполуха слушая, как Миррин вежливо знакомит гостей с дворцом, а Типп то и дело влезает с громкими замечаниями.

– Что ж ты мне не сказала, что твой брат выглядит так? – тихо спросил Кэлдон, который вместе с Кивой шел в хвосте.

– Как? – рассеянно переспросила она.

– В смысле, «как»? – возмутился Кэлдон. – Вот так! – Он указал на крепкую спину Тора. – Он просто прелесть!

Кива даже забыла о своих тревогах, вскинув голову к принцу.

– Я думала, ты по девочкам!

Кэлдон скорчил мину.

– Во-первых, по женщинам! Я по женщинам, а не по девочкам! Большая разница.

Кива подняла ладони, извиняясь.

– Ладно, прости.

– А во-вторых, – очень терпеливо пояснил Кэлдон, – мне кто нравится, тот и нравится. А здесь я не вижу ничего, что бы мне не нравилось, – он кивнул в сторону Торелла и добавил как-то грустно: – Поверить не могу, что ты прятала его.

– В свое оправдание замечу, что сама не видела его до вчерашнего дня, – ответила Кива, придерживаясь своей версии.

На это Кэлдону нечего было ответить, но он как-то по-особенному молчал, как-то многозначительно, и Кива не смогла понять, что это значит. Впрочем, это чувство пропало, когда они вошли в Речную гостиную и он, склонившись, шепнул ей:

– Слушай, не знаю, что с Джареном, но в принципе догадываюсь. Я помогу, чем смогу, но, если я прав, обед будет не из приятных. Что бы ни случилось, не забывай, что ты дорога ему, и злится он из-за этого. И сильно. – Кэлдон чуть помолчал. – Честно говоря, я разделяю его чувства. Но кому-то нужно поддерживать приличия, и учитывая его к тебе чувства, боюсь, он сегодня намерен строить из себя принца. Так что… Прояви понимание.

– О чем ты вообще? – прошептала Кива, вцепляясь в его локоть, чтобы он притормозил.

– Сама подумай, персик, – ответил Кэлдон, глядя ей в глаза. – Каково было бы тебе, если бы твоего любимого на добрых полжизни закрыли в тюрьме, где про него все забыли на десять лет, а потом его родственники вынырнули как ни в чем ни бывало и принялись строить из себя любящую семью? – Кэлдон покачал головой. – Так нельзя, солнышко, ты сама понимаешь.

Кива уставилась на Кэлдона.

– Джарен злится на мою семью, потому что меня отправили в Залиндов? Но… Но… – Она запнулась, а потом прошипела: – Но я не понимаю! Это же не они меня туда сослали!

Она вступила на тонкий лед, но Кэлдон не уловил намека.

– Но они тебя там бросили, – сказал принц. И добавил потрясенным шепотом, заметив ее изумленный вид: – Ты вообще не понимаешь, о чем я говорю, да?

Кива не успела ответить, как Миррин позвала их из комнаты:

– Вы двое собираетесь к нам присоединиться?

Кэлдон накрыл ладонью руку Кивы, которая все цеплялась за его локоть – пальцы у нее похолодели – и провел ее в Речную гостиную.

– Простите, семейная ссора, – он чарующе улыбнулся.

Кива бросила на него взгляд и попыталась вытянуть руку, но он лишь сжал ее крепче и повел к столу, который напоминал тот, который Кива видела на ужине с семьей Валлентис. Вместо жареного мяса тут высились горы салатов, сыров и хлеба, а еще мясных закусок и сырых овощей; между тарелками стояли хрустальные бокалы с шипучим соком и вазы со снегоцветами. На заднем плане блестела в окнах Серин, весеннее солнце играло на ее поверхности, как жидкое золото.

В другое время Кива восхитилась бы видом. Сегодня пришлось бороться с желанием выбежать из комнаты.

Все уже расселись, когда они с Кэлдоном подошли, и он усадил ее рядом с Джареном, а сам сел на пустое место напротив.

Кива увидела, как все расселись, и у нее задрожали руки. С Наари и Типпом все было в порядке, но Зулика села рядом с принцессой – что же будет? – а Торелл оказался прямо напротив Джарена, и принц недобро смотрел на обоих, но сильнее всего сердился на ее брата.

– Выглядит аппетитно, – выдавила Кива, едва узнавая собственный голос.

– Куда вкуснее наших обычных блюд, это уж точно, – дружелюбно поддержал Торелл, дожидаясь, пока королевская семья приступит к обеду, чтобы последовать их примеру.

– Кива говорит, вы из Окхоллоу, – сказал Джарен. За столом только он один ничего себе не положил. – Чем занимаетесь?

– Я кузнец, – ответил Торелл, укладывая на хлеб ломтики ветчины, и крепкие руки подтверждали его ложь, – а Зули швея.

Кива порадовалась, что ничего не ела и не пила, потому что она заплевала бы весь стол.

– Швея? – переспросила Миррин, поворачиваясь к Зулике; приподняв бровь, она оценивающе осмотрела ее простенький наряд.

– Скромная торговка, – Зулика с напускной скромностью склонила голову, – но мама всегда говорила мне следовать за мечтой.

Эти слова поразили Киву в самое сердце.

– И вы мечтали стать швеей? – в этот раз издевка в голосе Миррин была несомненной.

Джарен тоже наверняка это услышал, и, несмотря на весь свой холод, он выручил Зулику, задав еще один вопрос:

– Мы почти не слышали о вашей матушке – она живет с вами в Окхоллоу?

Лучше бы он оставил Зулику наедине с надменностью Миррин, решила Кива. Насколько она помнила, сама она по очевидным причинам ничего не рассказывала о матери; а какие бы документы из тюрьмы ни разыскал Кэлдон, там была информация лишь об отце. Она мучительно искала новую тему для разговора.

А вот Зулика и глазом не моргнула:

– Жила. Но, к несчастью, она покинула нас, пока Кива была в Залиндове. Нам сказали, что она умерла естественной смертью, но, по моему мнению, маму погубила тоска по дочери. Это была чудовищная потеря для всех нас.

«Когда я смотрю на тебя, я не могу не думать про то, как она отправилась на твои поиски. Бросила нас и умерла. Ради тебя».

Кива до боли сжала вилку, вспомнив слова Зулики.

– Соболезную, – мягко ответил Джарен, и Кива поняла, что сочувствует он ей.

– Это так печально: оба родителя погибли, пока она была взаперти, – сказала Зулика, пробуя сыр. –