Беспокоящий огонь - Дмитрий Селезнёв

у неё есть. Нам с мариупольцами жить и жить дальше. Может, кто-то из Московской патриархии прочитает эту статью и напишет отчёт патриарху?

Да, кстати. Тот мой пасхальный репортаж был замечен в украинской прессе.

«Рашисти під обстрілами зігнали людей в церкву для святкової картинки», – вот под каким заголовком он вышел на одном из украинских сайтов.

Такая вот примитивная селянская пропаганда. Геббельс, конечно, поизящней был. Но я не в обиде, понимаю, люди только писать научились. Шаровары с вышиванкой надели и ручкой в носу ковыряются.

Никто, конечно, никого не сгонял. Вся паства пришла по доброй воле. Более того, пришли и сторонники украинской власти. Я разговорился с одной женщиной. Она случайно попала в кадр и попросила её не снимать. «Всё равно правды не напишите!» – зло бросила она.

Ну почему же, напишу.

Женщина была недовольна, что Мариуполь разрушили. Два года, как город отстроили, такой красивый был, а сейчас мрак, мрак наступил, возмущалась она. «Кому мені сказати щире дякую?» – трясясь от злости, перешла она в беседе со мной на мову.

Я тогда, сославшись на праздник, спорить с ней не стал. Но сейчас вот отвечу.

Как кому? Украинской власти своей спасибо скажите. Когда город восемь лет пичкаешь нацистами и заваливаешь оружием, он рано или поздно в руины превращается.

Ну ничего. Отстроим и Покровский храм, и весь Мариуполь. Хороший город будет. Без нацистов. Не впервой ему возрождаться после боя с фашистами.

Кладбища

На той пасхальной службе я стал свидетелем ещё одной сцены: к батюшке подошла прихожанка с сыном.

– У меня со смерти мужа сорок дней прошло. Батюшка, скажите, он в раю?

– Ну откуда мы можем знать? Будем надеяться, – перекрестил отец Гавриил женщину, и у той слёзы брызнули из глаз.

Сорок дней… Это 14 марта, подсчитал я. Это начало штурма Мариуполя. Муж той женщины погиб в самом его начале.

Когда начались бои в городе и среди мирного населения появились первые погибшие, хоронить их из-за постоянных обстрелов было опасно. Воочию я видел: трупы, накрытые тканью, просто лежали прямо во дворах.

Потом бои переместились к центру, и на окраинах стали появляться могилы. Одним из импровизированных кладбищ стал газон между полосами встречного движения на бульваре Шевченко.

Среди газонных насаждений группами стоят кресты. К ним прислонены венки. На табличках имена и фамилии. Но не на всех – есть кресты и безымянные. Или на них указано просто имя – видимо, хоронили знакомые, но не близкие люди. На некоторых крестах указан адрес последний адрес покойной(го).

Указаны и даты. Даты мартовские, когда в городе шли самые тяжёлые и разрушительные бои с неонацистами.

Зловещим пополнением к такому самодеятельному кладбищу выглядит дореволюционный герб Мариуполя от 1811 года. На чёрно-синем фоне над полумесяцем изображён православный крест – кажется, как будто нарисована могила.

Также мариупольцев хоронили и во дворах. Запомнилась одна могилка прямо возле подъезда. На ней даже креста не было, а просто прибита к палке табличка, на которой был указан адрес, написан телефон и пронзительная, душераздирающая надпись: «Пожалуйста, не выкапывайте без нас!!! Жена!»

В своё время Хемингуэй написал рассказ из четырёх слов. В этой надписи слов немногим более, но какая трагедия одной семьи предстаёт сразу перед глазами!

Март 2022 года стал для мариупольцев чёрным, траурным месяцем.

Царства Небесного всем невинно убиенным.

Мариуполь. Стихийное кладбище на бульваре Шевченко

Рынок

Ещё одно захоронение, которое часто мелькало в репортажах, расположено недалеко. На той стороне бульвара Шевченко, где нечётные дома, трёх человек похоронили в воронке на газоне. А на примыкающем к улице тротуаре после окончания военных действий возник стихийный рынок.

Этот рынок – ещё одна достопримечательность послевоенного Мариуполя. На коробках, ящиках, столах мариупольцы разложили для продажи вещи и продукты. Чего тут только нет! Нижнее бельё, халаты, яйца, растворимый кофе, печенье, ботинки, консервы, компот в банках. Галоши, прокладки, солёные огурцы, сахар.

– Кожаная женская обувь, недорого! – слышится женский голос.

Пропахшие дымом костров и пожарищ мариупольцы ходят, рассматривают предложенный товар, покупают.

Во множестве торгуют те, кто раньше этого не делал, кого заставила выйти на рынок нужда.

В обороте уже появились рубли, но в основном в ходу гривны. С началом военных действий в Донецке украинскую валюту тоже заставили принимать, но продавцы делают это нехотя и морщатся, как будто вспоминая о чём-то неприятном.

– Пиво, свежее пиво! – зазывает зычный мужской голос.

Есть и пиво. Но оно не может здесь быть свежим. Всё, чем торгуют на этом рынке, это либо свои нераспроданные запасы, либо растащенные товары из вскрытых магазинов. Отсюда такой разнообразный ассортимент. Недалеко супермаркет «Метро», и, когда военные действия переместились к центру города, вереницы людей с тележками потянулись к его хранилищам. Мародёрством мне это трудно назвать – люди выживали, как могли.

«Паляниця» – я остановился перед вывеской хлебного магазина. Это слово обозначает круглый хлеб, выпекаемый в печи. Хлеб в Мариуполе сейчас в цене. Когда мы первый раз заехали в Мариуполь и раздавали хлеб, люди плакали. Зрелищами все уже насытились, теперь народ жаждет хлеба.

Также «паляныца» стало проверочным словом у украинских националистов.

Мы ведь очень похожи; по сути, украинцы и русские – один народ, но у нас другая фонетика, русский «паляныцю» неправильно выговорит.

Как-то ради забавы я тренировался над правильным произношением: «Паляница…, пальяныця…»

Как объяснил мне мой кореш офицер ДНР, «я» нужно скомкать, «съесть», а «ы» выпятить, сделать на нём ударение.

«ПаляНЫця!»

Так, что ли?