Беспокоящий огонь - Дмитрий Селезнёв

расчёта СПГ – станкового противотанкового гранатомёта. «А СПГ над вашими головами не летали?»

– Ай, красавчики! – воскликнул Арагорн, глядя на эту молодецкую удаль.

Чем-то это напоминает Олимпиаду. Это соревнования на открытом воздухе, пяти– и многоборье, забег с препятствиями, с метанием и стрельбой. Только ставки подняты неимоверно, этот «спорт» травмоопасен, и главный приз – сохранённая жизнь. Здесь тоже раздают медали, но проигравший не только выбывает из игры, но и знакомится со смертью. Выше! Сильнее! Быстрее! Иначе тебя убьют.

– Вчера заехал «хаммер» с антенной, но ему не повезло, ха-ха-ха. Я только пошёл беспилотом смотреть его, слышу сзади выходы, я беспилот оттягиваю, а тут «смерч» прилетает, где этот «хаммер» стоял, – прислушиваюсь я к разговорам.

– Это не «смерч» был, братан, это был «свинопёк»…

«Солнцепёк» – страшное оружие. Ракеты падают и распыляют жидкость, происходит детонация. Всё вокруг взрывается, прямого попадания не требуется – выжигается площадь в несколько сот квадратных метров. Хорошо, что «солнцепёк» у нас есть. И хорошо, что у вэсэушников его нет.

– А до хрена их в городе осталось? – интересуюсь у Арагорна численностью бахмутовского гарнизона.

– Да до хрена, братан! Они ещё вчера и в накат пошли! Их там нахyярили – пиздец. – Всем известно, что «вагнеры» не отступают с занятых позиций.

► «Вагнеры» на перекуре

Тут же в комнату, где расположился командир, заходят бойцы, докладывают, что-то рассказывают, ведётся обсуждение. А вот тот-то «двухсотый», туда нужны «карандаши», а «мне нужно столько-то пластида, чтобы взорвать то здание» – здание мешало обзору. Война проходит довольно буднично, как будто я действительно попал в нарядную к шахтёрам. Только эти шахтёры добывают смерть. Донбасс сейчас богат и этим «полезным ископаемым».

Один из основополагающих столпов субкультуры «вагнеров» – это культ смерти. Череп под прицелом скалится с чёрных монет – круглых шевронов «музыкантов». Культ смерти напрямую связан с культом героя, возникшим ещё в Древней Греции. Герой и смерть неразрывно связаны в древнегреческой мифологии, не существовали один без другого. Да и не только у эллинов почиталась костлявая. «Путь самурая есть смерть», – говорил ронин Ямамото Цунэтомо в своём знаменитом «Хагакурэ». Да и у европейцев в Средние века смерть всегда жила по соседству. Она садилась рядом за стол, спала у порога. Ведь за чёрным занавесом смерти нас ждала вечная жизнь. Поэтому кладбища, например, располагались в центре средневековых городов, на самом виду, а не как сейчас на окраинах. Уже в эпоху модерна, с развитием науки и медицины, а потом в эпоху постмодерна, с развитием индустрии развлечений, смерть воспринимается как нечто постыдное, как какая-то нелепость, которую следует избежать, отодвинуть, отсрочить.

И сейчас для меня, живущего в современной цивилизации, где во главу угла мироздания поставлен человек с его развлечениями и удовольствиями, тягой к постоянному комфорту, вечной молодости и здоровью, всё происходящее выглядит диковато.

Внушает ужас война и гражданским. Мы узнаём, что из Бахмута привезли группу жителей, и они сидят в соседнем помещении. Оказалось, что комната, где мы находимся, проходная и сообщается с залом, где сейчас сидят эвакуированные. Мы проходим туда, чтобы с ними побеседовать.

В просторном зале сидят человек пятнадцать. Кто расположился на втащенном сюда старом диване, кто сидит на стульях и скамьях за столами, на которых разложены конфеты, чай, печенье. Бабушки, женщины, старики, мужчины. Все задымлённые, замученные, лица измождённые, изрезанные морщинами и бедами. Всего меньше чем за сутки из непосредственной зоны боёв выведен двадцать один человек. Первую партию – семьи с детьми – мы не застали, их вывезли буквально перед нашим приездом. С момента захода в Бахмут только «взвод» Арагорна вывел около двести пятьдесят человек.

Почему они остались? Многие не хотели оставлять свой дом.

– Я десь родився и крестився, почему я должен уезжать? – говорит работник элеватора, который охранял вверенное ему имущество.

Свою миссию он пытался выполнять до конца. И это было чревато: на соседнем КПП украинские неонацисты убили охрану, а на другом – сторожа, который пытался воспрепятствовать грабежу. Это было ещё до того, как вагнеровцы вошли в город, когда элеватор ещё функционировал и шла отгрузка.

– Грабили усе, ни с чем не считались! – подтверждает свидетельства пожилая женщина сидящая рядом, – шестьдесят машин из гаражей вывели.

– А те КамАЗы, что остались на элеваторе они подожгли, лишь бы русским не достались, – говорит мужик.

Чтобы скрыть свои преступления, боевики ВСУ бомбили элеватор вместе с прифронтовыми районами. А потом говорили, что это сделали русские.

– Но мы-то видим, откуда стреляют! – рассказывает женщина. – Поначалу приезжали волонтёры, помогали нам, это подкупало. Предлагали уехать, но мы отказались. А потом отношение к нам резко изменилось. Военные нам говорили: «Ждёте Россию? Будет вам Россия. Мы всех уничтожим. Мы устроим здесь Сталинград». И обстреливали наши дома, чтобы показать, что зря не уехали.

– Они разрушали всё, просто чтобы оставить выжженную землю, – вторит ей ещё одна жительница.

– Кричали «Украина понад усе» («Украина превыше всего!» – лозунг украинских неонацистов), а сами всё уничтожали на наших глазах, – говорит бабушка с дивана.

– Вы видели, какой Артёмовск? Я пятьдесят лет тут прожила. А мне квартиру всю порушили, и сейчас ходить не в чем, – другая бабушка срывается на слёзы.

Восемь месяцев они сидели без воды, без отопления, без электричества. Печку затопить боялись – могли обстрелять. Когда линия фронта подошла к их домам, то все они уже были разрушены, и люди жили в подвалах. Но вчера их мучения закончились.

– Мой сын за водой пошёл. Долго не было, а потом возвращается: «Мама собирайся, русские при шли».

Русские пришли…

Взяв интервью, мы вернулись в комнату к Арагорну. «Вагнеры» уже пробили обстановку, наше «веселье» пока отменяется – район за железнодорожными путями, куда они намеревались прогуляться с нами и со своим командиром, под жёстким обстрелом. Поэтому решили пройтись «по лайту» – «музыканты» проведут для нас экскурсию по центральным улицам. Мы настаивать не стали, не судьба – значит, не судьба. Мы быстро облачились в свои панцири и шлемы и сели в машину.

В сопровождении у нас проводник Персей, а в качестве спикера-экскурсовода взяли Кореша. С Корешем у нас общие знакомые, которые узнали его из одного репортажа