Странник и его страна - Михаил Веллер

Появились политзаключенные – узники совести.

Стали бороться с политическими анекдотами.

Политическая разрядка кончилась. Шла гонка вооружений.

Идеологическая борьба и нетерпимость к «чуждым» точкам зрения.

Ловля ведьм в искусстве. Соцреализм по форме и содержанию.

Карьеры стали медленными и трудными. Все места были прочно заняты. Новации и пертурбации хрущевской эпохи, создание отраслей и институтов, приемы чохом в опустевшие за сталинское время творческие союзы, тридцатилетние доктора наук, – все осталось в прошлом.

И одновременно – росло производство товаров и услуг! Жизнь становилась сытнее и благоустроеннее. Любой мог позволить себе тортик, или бутылку шампанского, или приличный костюм. Работай себе спокойно на месте, и если приложишь немного усилий и ума – получишь через десять лет квартиру, или запишешься в кооператив (квартирный только, конечно), или, обходясь только самым необходимым, накопишь лет через пять на машину, сумей только записаться в очередь на покупку. Это относилось ко всем, кто зарабатывал двести рублей. Меньше – тем туговатей, но тоже жили. На рубеже семидесятых перетрясли «Юность», сняли Твардовского с «Нового мира», сбежал в Англию Кузнецов. Выгнали Солженицына, съехал Гладилин, лишили гражданства Аксенова.

Брежнев – это застой. Затыкались щели, утишались волны, редактировались речи, цензурировались намерения. И над всем – это приятное, позитивное, жизнелюбивое, доброе и вполне тупое лицо. Он был близок народу – не болел духовностью.

Он любил награды. Принимал их от коллег со слезами умиления. Он ложился на операцию по расширению груди, а то звезды не помещались; была такая шутка.

Придворные лизоблюды объявили его выигрывателем войны и поднимателем Целины – как ранее Хрущева. Наемные журналисты написали трилогию – «Малая Земля», «Возрождение» и «Целина». Трилогия молниеносно получила Ленинскую премию по литературе. Ублюдки из правления Союза писателей нарекли ее шедевром на уровне «Войны и мира».

Начальствующее холопство и холопствующее начальство. Отличительная черта русской государственности. При Лене – пышным цветом. Чувство собственного достоинства – архаичная метафора.

Леня был – никакой.

Он ничего не делал. Не принимал никаких решений. Ничего не создавал и не разрушал.

Дрова сгорали, котел грелся, крышка разбалтывалась, – и Леня помалу подкручивал гайки и поправлял поленья. Режим лежал на сохранении, пока не разродился катастрофой.

Если при нем затевался БАМ как всенародная стройка энтузиазма и единения патриотизмом – он кончался тихим пшиком.

А в 69-м произошла малая советско-китайская война – бои за остров Даманский, – и Китай определился как отчетливый враг, и международная напряженность выросла еще на градус.

А в 69-м американцы высадились на Луне – и в газетах об этом были две строчки внутри полосы. Мы проиграли космическое соревнование, и стали молчать. Несколько лет спустя, работая в школе, я спрашивал своих учеников – они не слышали о высадке людей на Луну. Некоторые неуверенно называли Гагарина или Титова.

В Индонезии произошел переворот, и нас оттуда выперли.

Египет прогадил войну 73-го года, и нас оттуда выперли, территориальный вопрос был улажен американцами.

Куба была нищей страной бездельников, и все это рассказывали.

Попытка социализма в Чили кончилась переворотом, и нас оттуда выперли.

Будем справедливы! – из Вьетнама выперли американцев. Но ситуацию в СССР это никак не улучшило.

А в канун Нового 1980 года мы ввели войска в Афганистан, и это стало началом конца.

В стране процветал «швейкизм»: все думали одно, говорили другое и делали третье. Официальное лицемерие достигло небывалого совершенства. Лгали о расцвете, преданности и любви со всех трибун.

Политбюро сделалось филиалом дома хроников. Они уже с трудом говорили, с трудом двигались, с трудом пытались соображать.

Миновав пик обеспеченности, граждане ловили дефицит по очередям. Исчезало масло, сахар, сыр, сигареты, носки, трусы, мука, гречка, чай и кофе, лимоны и кефир. Это в столицах «исчезали». В регионах они изредка «появлялись». Ну, это уже, конечно, преувеличение. Просто там было хуже.

«Колбасный десант» в электричках из Москвы – это же не сказка.

Торт «Леонид»: как «Наполеон», только без масла, без яиц, сахара и муки.

Товарищи, в тексте доклада слова «сосиськи сраные» следует читать «социалистическое соревнование».

М-да: «Брат мой, когда подданные говорят, что король добр, это означает, что царствование не удалось». Наполеон понимал насчет правления…

Боги мои!!! Про него нечего сказать, кроме как про дефекты речи, распад соображения и координации, любовь к охоте и быстрому вождению автомобиля; общая невредность и страсть к хоккею по телевизору, старческая сентиментальность и детское тщеславие. Отечественные сигареты «Ява» специзготовления.

Брежнев был консерватор. Он консервировал все что мог. Он верно руководствовался армейским принципом: не тронь – не сломается. Жизнь СССР про длилась без лечения и стала агонией.

Консерватизм перешел в маразм. Шутки в адрес генсека наливались презрением и бешенством. Брежнев научил презирать и ненавидеть свое государство. Мы стали ему чужими у себя дома.

Анекдоты

На первом курсе нам два семестра читали фольклор. Мировой и русский, от античных времен и современный. О волшебной сказке нам три лекции вещал легендарный Владимир Яковлевич Пропп – седой гном с горящими глазами. Но самый цимес ожидал под конец года и случился неожиданно.

Нас еще осенью проинформировали с неявным удовольствием, что самый живой, непосредственный, оперативный фольклорный жанр – это анекдот. Не надо его вовсе презирать, это тоже устное народное творчество, а не хухры-мухры. Филологическая легализация жанра подняла его эстетический престиж.

И вот уже апрель, в конспектах северные сказительницы слагают былины о гидроэлетростанциях и космических кораблях, – и тут заседание кафедры советской литературы. Сан Саныч Горелов, молодой доцент, вернулся с международной конференции фольклористов и отчитывается.

У них там в Варшаве одним из пунктов современного европейского фольклора стоял анекдот. Этот пункт разросся, как баобаб на дрожжах, и затенил все прочие: три дня счастливые фольклористы рассказывали в микрофон анекдоты, утирали слезы, икали и голосовали за продление регламента. И Сан Саныч стал на кафедре пересказывать списанные в тетрадь шедевры.

Кафедра валялась по полу. Хохот стоял совершенно не академический. Любопытствующие приоткрыли дверь, и толпа в коридоре ловила это счастье. И что характерно: это все в рамках занятий филологией!

И тогда мы доподлинно ощутили, что (не только фацетии и шванки!) анекдот – это документ эпохи, ее шарж-портрет, ее психология и идеология. В гипертрофированной и иронической форме анекдот с абсолютной точностью фиксирует свое время. Идеалы и мечты, ценности и оценки воплощены в анекдоте откровенно, как ни в каком ином жанре. Анекдот – это бесцензурное и беспощадное отражение сокровенной души своего времени.

Анекдот – это закулисье официальной картины, закулисье приличий. И по обратной стороне декорации можно с точностью представить себе, как выглядит действительность на самом деле.

Анекдот – это кувырок действительности, где мелькает ее белье, и под бельем, и даже что в желудке.

Черчилль, Рузвельт и Сталин заспорили об управлении массами. Решили: а вот кто заставит кошку есть горчицу? – тот лучший политик.

Черчилль стал кошку уговаривать, чесать за ушком, давать понюхать с собственного пальца: не жрет.

Рузвельт велел подать кусок колбасы и намазал его горчицей. Кошка брезгливо погрызла кусок с нижней стороны и бросила.

Сталин приказал принести ведро горчицы. И швырнул туда кошку. Кошка с воплем вылетела из ведра и стала вылизываться.

– Вот так: с песней, дабраволно!

Делегатам XXII Съезда КПСС дарили памятные сувениры: маленький мраморный мавзолей. Нажимаешь внизу кнопочку – открывается дверца и оттуда вылетает Сталин.

Что сказал Александр Матросов, падая на амбразуру? «Проклятая гололедица!»

У мужика был ничтожно крошечный орган. Страдал страшно, никакой личной жизни. На грани самоубийства пришел к другу-доктору: нет ли научных средств? Вот новое средство, но пока испытано только на кроликах. Дай!! Посчитаем дозу… две капли на полстакана воды, на ночь. Приходи через месяц, проверим.

Перед сном, две капли… Смотрит на себя в зеркало… Вылил весь пузырек в стакан, хлопнул, посмотрел… и лег спать.

И снится: орган растет, растет, как столб, уже выгибает потолок… больно! Проснулся: перекрытие поднимается! Щипал себя, колол – не спит! Как колонна! Перекрестился – отрубил. Растет! Резал – растет! Пилил – растет! Жег – растет.