Камера - Джон Гришем

Ни биография деда, ни вопросы генеалогии Адама не интересовали. Он не считал себя специалистом по социологии или психиатрии, его уже утомили почти безрезультатные исторические изыскания. В собственных глазах Адам был лишь юристом, не маститым адвокатом, но все-таки защитником, то есть тем, в ком очень нуждался сейчас его клиент.

Пора забыть о теории и переключиться на практику.

Около половины двенадцатого Адам снял телефонную трубку, набрал номер Ли. Трубка ответила долгими гудками. Он продиктовал сообщение на автоответчик: “Я в офисе, при первой возможности позвони”. Предпринятые в час пополудни, а потом и в два новые попытки связаться с тетей также закончились ничем. Звонок раздался лишь тогда, когда Адам принялся вычитывать текст апелляции, однако вместо мелодичного голоса Ли в трубке зазвучали рубленые фразы его чести судьи Флинна Слэттери:

– Мистер Холл? Судья Слэттери. Я внимательно ознакомился с делом Кэйхолла. Ваше ходатайство отклонено по всем пунктам. Причин тому несколько, но обсуждать мы их не будем. В данную минуту клерк высылает вам копию постановления по факсу.

– Да, сэр.

– Поторопитесь с апелляцией, жду ее не позже завтрашнего утра.

– Я как раз просматриваю формулировки, ваша честь. Она готова.

– Тем лучше. Выходит, отказ не стал для вас неожиданностью?

– Нет, сэр. Составлять документ я начал во вторник, сразу после обсуждения в вашем кабинете.

Адам испытывал сильнейшее желание отпустить пару колкостей, но сдержался, понимая, что скоро ему вновь придется вступить в тесный контакт с федеральным судом.

– Всех благ, мистер Холл.

Нервно обойдя раз пять кабинет, Адам остановился у окна. На город падал мелкий дождь. Лицемерный крючкотвор, обозвал в душе Адам его честь и вернулся к компьютеру. Вдохновение не приходило.

До позднего вечера он терпеливо подыскивал слова, выбрасывал и вставлял целые абзацы, вслушивался в тихий шелест принтера. Торопиться было некуда: пусть Ли спокойно возвращается домой.

Однако и в половине девятого особняк оставался пустым. Открывший ворота охранник сообщил, что миссис Ли Бут еще не появлялась. С автоответчика прозвучала одна-единственная сделанная из “Бринкли-Плаза” запись. Адам поужинал кукурузными хлопьями, включил телевизор. Мысль позвонить Фелпсу показалась настолько дикой, что он с отвращением передернул плечами.

Если провести ночь на кушетке в коридоре, то приход Ли наверняка его разбудит. Но, досмотрев программу новостей, Адам поднялся на второй этаж, в свою комнату.

ГЛАВА 28

Ждать от тети объяснений ее вчерашней отлучки пришлось довольно долго, хотя причины звучали вполне убедительно. Весь день, сказала Ли, расхаживая по кухне, она провела в больнице, рядом с одной из подопечных Оберн-Хауса. Бедной девочке всего тринадцать лет, а роды начались на месяц раньше срока. Мать сидит в тюрьме, бабка занята торговлей наркотиками, так что рассчитывать несчастной не на кого. Ли держала руку роженицы в своей до того момента, пока в уши персонала не ударил пронзительный крик малыша. Слава Богу, сейчас оба чувствуют себя нормально. В Мемфисе стало одним нежеланным ребенком больше.

Голос тетки звучал устало, припухшие глаза были красными. Она сказала, что пришла домой во втором часу ночи и в принципе могла бы позвонить, но неразбериха, царившая в родильном отделении больницы Святого Петра, просто не дала ей возможности добраться до телефона.

Слушая Ли, Адам прихлебывал кофе. Объяснений он не требовал и вообще делал вид, что ничего необычного не произошло. Тетя жарила яичницу, взгляд ее был направлен куда угодно, только не на него.

– Как зовут девочку?

– Наташа. Наташа Перкинс.

– И ей всего тринадцать?

– Да. А ее матери – двадцать девять, представляешь? Адам с недоверием покачал головой. Лежавший перед ним утренний выпуск “Мемфис пресс” был раскрыт на странице со статистическими данными о населении округа: браки, разводы, аресты, похороны. В столбце “Прибавление семейства” перечислялись фамилии рожениц. Имени Наташи Перкинс Адам среди них не увидел.

Ли выложила яичницу на тарелку, подвинула племяннику:

– Приятного аппетита.

Он заставил себя улыбнуться, ткнул вилкой в объявление.

– Опять потерялся щенок.

– Почему-то у всех пропадают щенки.

– Не у всех. За бейсболом следишь?

– Ненавижу бейсбол. Фелпс внушил мне стойкое отвращение к спорту.

Адам усмехнулся, перевернул страницу. Некоторое время оба ели молча. Когда тишина в кухне сделалась невыносимой, Ли нажала кнопку панели дистанционного управления, и стоявший на холодильнике телевизор ожил. Внезапно племянник и тетка ощутили острый интерес к погоде. Диктор обещал, что день будет сухим и жарким. Тетка неохотно водила ножом по столу. Ей явно не до еды, подумал Адам.

Покончив с яичницей, он поставил тарелку в раковину и вновь принялся за газету. Ли не отрывала глаз от экрана телевизора.

– Сегодня пойду к Сэму. Прошла уже целая неделя. Она перевела взгляд на солонку.

– Нам не стоило ездить в Клэнтон, Адам.

– Знаю.

– Зря ты настоял на своем.

– Прости. Наверное, зря. Я и сам раскаиваюсь.

– Это было несправедливо.

– Согласен. Теперь я начинаю понимать, что семейные тайны – материя слишком тонкая.

– Это было несправедливо по отношению к Сэму. Ненужная жестокость. Ведь ему осталось только две недели.

– Ты права. И тебя я не должен был мучить воспоминаниями.

– Со мной все в порядке. – Фраза прозвучала так, будто тетка лишь надеялась на это.

– Мне искренне жаль, Ли.

– Забудь. Что вы с Сэмом намерены сегодня делать?

– Продолжим беседу. Федеральный суд отклонил мой протест, поэтому завтра подам апелляцию. Сэм наверняка захочет обсудить стратегию защиты.

– Передай, что я все время думаю о нем.

– Непременно.

Ли покрутила в руках пустую чашку.

– И спроси, может, мне навестить его?

– Ты действительно этого хочешь? – Адам не счел нужным скрыть изумление.

– Не то чтобы хочу, но чувствую себя обязанной. Я не видела его долгие годы.

– Спрошу.

– Только не упоминай про Джо Линкольна. Я никогда не признавалась отцу, что видела, как все произошло.

– То есть об убийстве вы не говорили?

– Ни разу. В округе, конечно, все знали, однако соседям было наплевать. Ну, убил Сэм какого-то чернокожего, так ведь шел пятидесятый год, и действие происходило в Миссисипи. Нет, об убийстве в нашем доме не говорили.

– Значит, Сэм, стоя одной ногой в могиле, так и не удосужился вспомнить о своей жертве?

– А зачем ему? Прошло уже сорок лет.

– Ну, не знаю. Может, раскается.

– Перед тобой? Попросит у тебя прощения, и совесть его очистится? Оставь, Адам. Ты слишком молод, тебе не понять. Не трогай старика. Ты для него сейчас – единственный свет в окошке.

– Ладно, ладно.

– У тебя нет морального права вспоминать его старые грехи.

– Не буду, обещаю.

Впервые за утро взглянув на племянника красными от усталости глазами, Ли извинилась и вышла. Адам услышал, как стукнула дверь туалета. Он поднялся, проследовал в холл. Из-за двери туалета до него донеслись сдавленные звуки: тетку тошнило. Когда в унитаз из бачка с шумом хлынула вода, Адам направился по лестнице в свою комнату. Пора собираться.

* * *

К десяти часам утра Адам уже выслал копию апелляции судье Слэттери. Оригинал был направлен экстренной почтой еще вечером предыдущего дня.

Затем состоялся первый телефонный разговор с чиновником Верховного суда страны, в обязанности которого входил контроль за соблюдением всех процессуальных тонкостей при подаче осужденными на смерть их последних ходатайств. Временами клерк не выходил из своего кабинета круглыми сутками. Со слов Гарнера Гудмэна Адам знал об особом стиле работы этого чиновника и лишь усилием воли заставил себя набрать его номер.

Несмотря на ранний час, голос Ричарда Олэндера звучал утомленно.

– Ваши бумаги мы уже ждали, – сказал Олэндер так, будто апелляция должна была лечь на его стол еще неделю назад. – В первый раз имеете дело со смертным приговором, мистер Холл?

– Да. И, надеюсь, в последний.

– Что ж, боюсь, вашему клиенту не повезло.

Клерк пустился в детальное описание процедуры. Отныне и до самого конца адвокат обязан направлять копию любого документа, вне зависимости от того, кому он адресован, в офис Олэндера. Через минуту чиновник факсом перешлет мистеру Холлу брошюрку с правилами судопроизводства, неукоснительно придерживаться которых тот будет опять-таки до самого конца. Офис работает двадцать четыре часа в сутки, и там рассчитывают на постоянный контакт, если, конечно, мистер Холл хочет, чтобы дело его клиента было рассмотрено с максимальной объективностью. В противном случае апелляцию можно просто не подавать.

Адам пообещал твердо придерживаться правил. Верховный суд страны, сказал Олэндер, задыхается от бесчисленных ходатайств, и их своевременное получение лишь ускорит долгий процесс. Поданную мистером Холлом апелляцию суд рассмотрит еще до того, как придут бумаги из низшей инстанции. То же самое относится и ко всем представляемым до одиннадцати часов утра документам. Суд либо назначит отсрочку, либо откажет в ней – без потерь драгоценного времени.