Камера - Джон Гришем

Процесс этот Адам помнил. Студент-первокурсник, он зачитывался тогда газетными репортажами из зала суда: ведь дело происходило в его родном городе!

В годы теткиного детства люди не знали особых развлечений, и судебные процессы собирали огромную аудиторию. Однажды Сэм привел сына и дочь посмотреть, как будет проходить разбирательство по делу человека, обвиненного в убийстве охотничьей собаки. Суд приговорил виновного в гибели пса к году тюрьмы, и общественное мнение раскололось: горожане округа сочли такую меру чрезмерно жестокой, обитатели же сельской местности ценили жизнь своих четвероногих друзей куда выше. Сэма вердикт присяжных привел в восторг.

Когда они обогнули здание суда, тетка указала Адаму на пару фонтанчиков для питьевой воды напротив задней двери. Видно было, что последний раз фонтанчиками пользовались много лет назад. Из одного утоляли жажду представители белой расы, другой предназначался чернокожим. Ли вспомнила историю некой Розии Элфи Гейтвуд, первой негритянки, осмелившейся наклониться к фонтанчику для белых. Женщина осталась невредимой, но вскоре после ее бесшабашно-смелого поступка воду к обоим отключили.

В “Чайном домике”, переполненном кафе в западной части площади, они проскользнули к только что освободившемуся столику. Когда официант принес сандвичи и жареный картофель, тетка пустилась в приятные, местами даже веселые воспоминания о своей молодости. За зеленоватыми стеклами ее очков Адам видел пристальный, переходивший с посетителя на посетителя взгляд.

Во второй половине дня они покинули Клэнтон. Адам сидел за рулем, Ли подсказывала повороты. Минут через двадцать по обеим сторонам автострады замелькали небольшие чистенькие фермы. На пологих склонах холмов паслись тучные коровы. Время от времени машина проносилась мимо заброшенных, полуразрушившихся домиков на колесах, кое-где возле этих подобий жилищ расхаживали неопрятные человеческие фигуры. Но в целом картина радовала глаз: день выдался великолепный.

Повинуясь знаку тетки, Адам свернул на грунтовую колею. Метров через пятьдесят “сааб” остановился перед опустевшим, собранным из когда-то белых панелей коттеджем. Сквозь щели между досками крыльца пробивалась крапива, к оконным рамам тянул свои гибкие стебли плющ, бывший газон густо зарос лопухами и клевером. В неглубокой канаве валялся столбик с почтовым ящиком.

– Родовое гнездо, – сказала Ли, не пытаясь выбраться из машины.

– Что здесь произошло? – после долгого молчания спросил Адам.

– Дом выглядел вполне прилично, вот только будущего у него не оказалось. Виноваты сами обитатели. – Сняв очки, тетка тыльной стороной ладони вытерла глаза. – Я прожила тут восемнадцать лет, и с каждым годом мне все сильнее хотелось как можно быстрее бежать отсюда.

– Почему он пустует?

Собираясь с мыслями, Ли сделала глубокий вдох.

– Деньги за аренду мы вносили исправно, но потом, накануне третьего процесса, отец заложил его, чтобы расплатиться с адвокатами. Из тюрьмы Сэм уже не вернулся, а вскоре и банк лопнул. Ферма занимала восемьдесят акров, они тоже пошли коту под хвост. Я сюда не показывалась. Попросила Фелпса купить хозяйство, но он, конечно, ответил отказом. Мужа я не виню: самой-то мне дом тоже ни к чему. Позже до меня доходили слухи, что ферму кому-то все же сдали, но, видимо, ненадолго. Я думала, стены уже обвалились.

– А как же мебель, другие вещи?

– За день до объявления банкротства банк разрешил мне приехать и забрать то, что сочту нужным. Я отыскала два или три семейных альбома, старую Библию, несколько маминых безделушек. Они и сейчас лежат в Мемфисе, в кладовке.

– Покажешь?

– Только напомни. Из мебели оставалась одна рухлядь. Мать умерла, брат покончил с собой, отец приговорен к смерти – сам понимаешь, желания сохранить что-то на память У меня не было. Расхаживая по комнатам, я хотела сжечь проклятое место. Еще бы немного, и…

– В самом деле?

– Я не шучу. Пробыла в доме пару часов и решила спалить его. Пепелища у нас – дело обычное, никто и внимания не обратил бы. Нашла старую лампу с остатками керосина, поставила ее на кухонный стол, но так и не смогла.

– Почему?

– Не знаю. Наверное, не хватило решимости. А потом я подумала о банке: все-таки поджог – это преступление, верно? При мысли о тюрьме мне стало смешно – оказаться там рядом с Сэмом, каково? В общем, спичкой я так и не чиркнула.

Полуденное солнце превратило “сааб” в пылающую жаром духовку. Адам распахнул дверцу.

– Пройдусь, пожалуй.

Выбравшись из машины, они перешагнули через две выбитые в глине глубокие колеи, подошли к крыльцу.

– Внутрь я не пойду, – твердо сказала Ли.

Адам окинул критическим взглядом полусгнившие ступени и направился в обход дома. Тетка нехотя последовала за ним.

На заднем дворе тихо шелестели листьями раскидистые дубы, в скудной траве резко выделялись проплешины голой земли. Примерно в миле от коттеджа начинался лес.

Ли вновь взяла племянника за руку, и оба направились к росшему возле сарая великану. По неизвестной причине сложенная из хлипких бревен постройка выглядела куда более надежной, чем дом.

– Это было мое любимое дерево. – Голос Ли дрогнул. – Это вся моя собственность.

– Сколько ему лет?

– Не знаю. Я ужасно любила карабкаться по его сучьям, часами не слезала с ветвей. С весны по осень рассмотреть меня с земли родители не могли, как ни пытались. Дуб заменял мне весь мир.

Резким движением Ли прикрыла рукой рот, опустила голову. Адам мягко обнял ее за плечи.

– Здесь все и случилось, – после долгой паузы сказала она, смахивая непрошеные слезы. – Помнишь, ты хотел узнать о том, как Сэм убил своего работника?

Минуты две оба молча смотрели на небольшое окошко в задней стене дома.

– Звали чернокожего Джо Линкольн, семья его жила чуть дальше. – Ли кивнула в сторону заросшей тропинки, что пересекала поле и терялась в лесу. – Он, жена и дюжина детишек.

– В том числе Куинс Линкольн?

– Да. Откуда ты знаешь?

– Сэм упоминал это имя, сказал, что Эдди и Куинс дружили.

– А об отце Куинса он ничего не рассказывал?

– Нет.

– Так я и думала. Джо работал на ферме, а семья ютилась в хижине на краю поля. Он был очень добрым и, как почти все чернокожие, едва сводил концы с концами. Иногда я играла с его детьми, хотя и не так часто, как Эдди. Однажды летом, когда Эдди и Куинс возились у нас во дворе, между ними вспыхнула ссора из-за оловянного солдатика, обычная мальчишеская потасовка. Эдди тогда исполнилось восемь или девять лет. На беду, рядом проходил Сэм, Эдди подбежал и начал жаловаться, что приятель украл у него солдатика. Куинс с жаром все отрицал. Оба ревели, размазывая по щекам слезы. Сэм вышел из себя, принялся размахивать руками, кричать что-то вроде “черномазые выродки” и “дьявольское отродье”. Куинс упорно стоял на своем. Тогда отец зажал мальчишку меж коленей, снял ремень и принялся охаживать негритенка по заднице. Наконец Куинс вырвался и убежал домой. Заплаканный Эдди тоже побрел к себе. Сэм последовал за ним, а через минуту вышел с тростью в руке и уселся на крыльце. Он курил сигарету за сигаретой, смотрел на дорогу и ждал. Линкольны, как я уже говорила, жили совсем недалеко, и минут через пять за деревьями показался Джо, из-за его плеча выглядывал Куинс. Увидев их, отец заорал: “Эдди, сюда! Погляди, как я вздую этого ниггера!”

Ли медленно направилась к дому.

– Вот здесь Джо остановился и проговорил: “Куинс сказал, что вы его избили, мистер Сэм”. На что отец ответил: “Куинс – вороватый чертенок, Джо. Тебе следовало бы воспитывать своих оборванцев”. Они начали спорить, и я поняла: драки не избежать. Сэм вскочил, в его глазах вспыхнул опасный огонек. Джо сделал шаг назад, но в то же мгновение отец вцепился в него обеими руками. Оба покатились по земле. Джо был чуть моложе и явно сильнее, однако Сэма душила ярость, так что драка велась на равных. Со стороны мужчины напоминали двух взбесившихся псов. – Тетка посмотрела по сторонам, кивнула в сторону крыльца. – Эдди наблюдал за ними с верхней ступеньки, Куинс стоял напротив и дико кричал. В какой-то момент Сэм изловчился и схватил трость. От сильнейшего удара Джо упал, и Сэм принялся бить его ногами в живот, в пах. Тогда Линкольн почти нечленораздельно промычал сыну: “Куинс, ружье!” Мальчишка бросился выполнять приказ. Отец повернулся к Эдди: “Давай за револьвером!” Брата как ветром сдуло. Джо попытался встать, но новым пинком в грудь отец распластал его на земле. Через минуту брат уже подавал Сэму пистолет. Тот приказал Эдди немедленно убраться в дом и закрыть за собой дверь.

Подойдя к крыльцу, Ли села на нижнюю ступеньку, закрыла лицо руками. До Адама донеслись сдавленные рыдания. Когда через пару минут тетка подняла голову, под ее глазами чернели разводы поплывшей туши. Вытерев их ладонями, Ли прошептала:

– Извини.