Хаски и его Учитель Белый Кот, Том I - Жоубао Бучи Жоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но самым примечательным в этой лапше была не зелень, не сочные куски мяса и даже не обилие ингредиентов, а молочно-белый бульон, покрытый слоем кунжутного масла с острым красным перцем, который кипел на слабом огне в течение четырех часов. Мо Жань сам измельчил обжигающие специи в каменной мельнице и варил их с бульоном для полного насыщенного вкуса и дразнящего аромата.
Помня о любви Ши Мэя к острой пище, он использовал большое количество специй и красного масла с сычуаньским перцем. Он наблюдал за тем, как Ши Минцзин наслаждается приготовленной им пищей, и уголки его губ поднимались все выше. Какое-то время украдкой поглядывая на Ши Мэя, в конце концов он не удержался от вопроса:
— Вкусно?
— Очень вкусно! — ответил Ши Мэй.
Чу Ваньнин ничего не сказал. Он сидел с таким мрачным лицом, как будто небеса задолжали ему горы золота и серебра.
Мо Жань был очень доволен собой:
— Тогда просто дай мне знать, когда захочешь поесть эту лапшу снова, и я сделаю ее для тебя.
Глаза Ши Мэя были влажными от жара пряности. Когда он поднял взгляд и нежно улыбнулся Мо Жаню, если бы не похожий на ледяную статую Чу Ваньнин, сидящий рядом и вымораживающий половину комнаты одним своим присутствием, столкнувшись с такой красотой, Мо Жань, возможно, так и не смог бы определиться: есть ему лапшу в своей миске или все же взяться за Ши Мэя.
Ши Мэй почти не ел гузенку и горох, но говядина и капуста быстро исчезли из его пиалы.
Мо Жань, который спокойно наблюдал за ним со стороны, протянул палочки и переложил ростки гороха и гузенку в свою пиалу, а несколько кусков говядины из своей миски — в пиалу Ши Мэя.
Когда ученики Пика Сышэн ели вместе в Зале Мэнпо, они часто обмениваясь блюдами друг с другом, так что Ши Мэй не увидел в этом ничего странного и с улыбкой спросил у него:
— А-Жань, ты не любишь говядину?
— Эм, мне нравятся побеги гороха.
Он начал усиленно жевать, но кончики его ушей слегка покраснели.
С каменным выражением на лице Чу Ваньнин собрал все побеги гороха из своей тарелки и бросил их в пиалу Мо Жаня.
— А я как раз не люблю пророщенный горох.
Затем он переложил всю свою говядину в миску Ши Мэя.
— И говядину я тоже не люблю.
Нахмурив брови, он уставился на остатки еды в своей тарелке и раздраженно поджал губы.
Ши Мэй осторожно спросил:
— Учитель… вам не по вкусу еда?
Чу Ваньнин не ответил, только, опустив голову, молча откусил кусочек капусты. Хватило маленького кусочка, чтобы его лицо мгновенно скривилось и он с громким стуком положил палочки на стол.
— Мо Вэйюй, ты, когда бульон готовил, опрокинул туда кувшин острого соуса?
Мо Жань никак не ожидал, что завтрак, над которым он так усердно трудился, получит такую резкую критику. Совершенно сбитый с толку, он ошеломленно моргнул и поднял взгляд на Чу Ваньнина, все еще не в силах поверить собственным ушам. Лапша так и повисла в уголке его рта. Он еще несколько раз невинно похлопал ресницами, прежде чем с хлюпающим звуком заглотил длинную лапшу целиком и спросил:
— Что?
На этот раз Чу Ваньнин был еще менее вежлив и уважителен к его чувствам:
— Эта еда сделана для людей? Она съедобна? Это вообще можно есть людям?
Мо Жань моргнул еще несколько раз, прежде чем понял, что этот придурок Чу Ваньнин специально злит его, и возмутился:
— Почему это ее нельзя есть людям?
Брови Чу Ваньнина сошлись над переносицей:
— Да она же колом в горле встает.
Мо Жань задохнулся от негодования. Как бы то ни было, пусть и тайно, но искусству приготовления пищи он обучался у лучших поваров «Хмельного Яшмового Терема».
— Учитель, вы… слишком привередливы в еде.
— Учитель, вы же не ели целый день, — поспешил вмешаться Ши Мэй. — Даже если вам это не по вкусу, все равно съешьте хотя бы немного!
Поднявшись с места, Чу Ваньнин холодно сказал:
— Я не ем острую пищу, — после чего развернулся и ушел.
Двое за столом погрузились в неловкое молчание. Ши Мэй удивленно переспросил:
— Учитель не ест острую пищу? Почему я этого не знал?.. А-Жань, ты тоже не знал?
— Я…
Мо Жань некоторое время тупо смотрел на лапшу, которую Чу Ваньнин оставил практически нетронутой, а затем кивнул:
— Да, я этого не знал.
Но это была ложь. Мо Жань знал, что Чу Ваньнин не может есть острую пищу. Просто он забыл. А ведь он был связан с этим человеком большую часть своей прошлой жизни и, конечно, точно знал, что он любит есть, а что терпеть не может.
Но он не заботился о нем, поэтому просто выбросил это из памяти.
Чу Ваньнин вернулся в свою комнату и лег, не снимая одежды. Не в силах уснуть, просто лежал, широко открыв глаза, лицом к стене. Он потерял слишком много крови и духовной энергии, а учитывая, что со вчерашнего дня он ничего толком не ел и его желудок был давно пуст, самочувствие Чу Ваньнина было самым что ни на есть отвратительным.
Этот мужчина вообще не знал, как о себе позаботиться. Когда он был в плохом настроении, то ничего не ел, словно гнев мог наполнить его желудок и прокормить его. Он и сам не мог понять из-за чего сейчас злится. Точнее, не хотел понимать.
Но в тишине перед его взглядом возникло одно конкретное лицо: уголки губ мягко изогнулись в ослепительной улыбке, рассеянный свет мерцает в паре ясных черных глаз с легким фиолетовым оттенком. Такой теплый и уютный, с завораживающей легкой ленцой. Чу Ваньнин вцепился в одеяло так, что суставы на пальцах побелели. Он не хотел погружаться в фантазии, поэтому зажмурился в попытке убежать от этого беззаботно улыбающегося лица.
Но стоило ему закрыть глаза, и воспоминания нахлынули и захлестнули его, словно прилив…
В первый раз он увидел Мо Жаня около Пагоды Тунтянь[26.2] на Пике Сышэн.
В тот
