Хаски и его Учитель Белый Кот, Том I - Жоубао Бучи Жоу

показались пять страшных ран от когтей. При одном взгляде на них он содрогнулся. Раны выглядели намного хуже, чем порез на лице Ши Мэя.

Мо Жань некоторое время смотрел на них, а потом, сам не понимая почему, тихо спросил:

— Больно?

Чу Ваньнин молча опустил длинные ресницы и равнодушно ответил:

— Терпимо.

— Я буду нежен, — уверил его Мо Жань.

Чу Ваньнин и сам не понимал почему, но от этих слов мочки его ушей покраснели. Он снова разозлился на себя, решив, что, должно быть, сходит с ума, раз допускает такие абсурдные мысли... Из-за этого выражение его лица стало еще жестче, а настроение — хуже:

— Делай что хочешь, — сухо ответил он.

В тусклом желтом свете потрескивающей свечи Мо Жань увидел, что кое-где даже не нанесена целебная мазь. Просто чудо какое-то, что с такими навыками врачевания Чу Ваньнин сумел дожить до сегодняшнего дня.

— Учитель.

— Хм?

— Что сегодня произошло в доме семьи Чэнь? Почему вы их избили? — спросил он, накладывая мазь.

Чуть помолчав, Чу Ваньнин все же ответил:

— Просто не смог сдержать гнев.

— Что вас так разозлило? — продолжил расспрашивать Мо Жань.

Чу Ваньнин не хотел сейчас пререкаться с учеником, поэтому кратко пересказал Мо Жаню историю Ло Сяньсянь. Когда он закончил свой рассказ, юноша покачал головой:

— Нельзя же вести себя так глупо. Пусть даже тебя это очень взбесило, не нужно было поддаваться эмоциям. На твоем месте я бы просто выдумал что-нибудь, например, симулировал обряд изгнания злого духа, а затем умыл руки и свалил оттуда[25.1]. Пусть бы они сами разбирались с последствиями. Только посмотри на себя, устроил такой переполох из-за этих конченых людишек, да еще не смог совладать с ситуацией и случайно ранил Ши Мэя…

Мо Жань замолк на середине тирады и с опаской посмотрел на Чу Ваньнина. Сосредоточившись на перевязке, он забылся и невольно начал разговаривать с Чу Ваньнином в дерзком и фамильярном тоне, присущем его трицатидвухлетнему «я» из прошлой жизни.

Чу Ваньнин тоже это заметил. Он холодно смотрел на Мо Жаня, и в его глазах отчетливо можно было прочитать до боли знакомое «я забью тебя до смерти».

— Э…

Мо Жань все еще пытался придумать оправдание, когда Чу Ваньнин бесстрастно сказал:

— Ты думаешь, я хотел ударить Ши Минцзина?　

Стоило ему упомянуть Ши Мэя, и остатки разума покинули мозг Мо Жаня, а упрямство и своеволие вышли на передовую, так что даже тон его речи стал дерзким и грубым:

— А разве не вы ударили его?

Чу Ваньнин тоже сожалел о том ударе и был подавлен из-за случившегося, но его лицо осталось невозмутимым и бесстрастным, а язык словно онемел.

Чу Ваньнин был упрям, а Мо Жань — влюблен. Столкнувшись, взгляды этих двоих, казалось, высекали искры из воздуха. Атмосфера, которая только что немного разрядилась, была безнадежно испорчена.

В этой совершенно тупиковой ситуации Мо Жань продолжил гнуть свою линию:

— Ши Мэй ведь не сделал ничего плохого. Учитель, вы могли бы хотя бы извиниться за то, что случайно причинили ему боль?

Глаза Чу Ваньнина угрожающе сузились:

— Ты учить меня вздумал?

— Э… нет... Я просто расстроен. Ши Мэй пострадал без вины, но даже не получил извинений от Учителя.

В неровном свете свечи этот красивый юноша закончил перевязывать раны Чу Ваньнина и завязал аккуратный узел. Со стороны сцена все еще выглядела все так же умиротворяюще и нежно, как и мгновение назад, но настроение обоих полностью поменялось. Особенно у Чу Ваньнина, который чувствовал себя так, словно в его груди разбился целый глиняный кувшин с уксусом, так что теперь с каждой секундой кислый вкус ревности становился все сильнее, разливаясь отравой по телу.

«Извиниться? Но как вообще пишется слово «прости»? Кто бы меня научил?»

— Потребуется по меньшей мере полгода, чтобы порез на его лице окончательно зажил. Когда я помогал ему нанести лекарства, он просил меня не винить вас ни в чем. Учитель, он и правда вас не обвиняет, но вы действительно думаете, что правы?

Говорить такое сейчас было все равно что подлить масла в разгорающийся огонь.

Чу Ваньнин попытался сдержаться, но не смог и в итоге тихо прорычал:

— Убирайся.

— …

А потом, уже совсем не сдерживаясь, рявкнул:

— Вон!

Мо Жаня вышвырнули как собачонку, и захлопнувшаяся у него перед носом дверь чуть не придавила ему пальцы. Шерсть Мо Жаня встала дыбом. Нет, вы только посмотрите на это! В чем проблема этого человека? Разве сложно просто извиниться! Он что, утратит лицо, если скажет «прости»? Даже этот достопочтенный Наступающий на бессмертных Император знает, что должен извиниться, когда виноват. А этот почитаемый Бессмертный Бэйдоу вдруг заводится с полуслова и взрывается, словно бочка с порохом, давая волю своему на редкость вспыльчивому и поганому характеру!

Неудивительно, что, несмотря на красоту его лица, никто не хочет быть с таким, как он! Если ты такой бесчувственный сухарь, то заслужил быть одиноким всю жизнь!

Поскольку Чу Ваньнин отверг его заботу и захлопнул дверь прямо у него перед носом, великий и могучий император мира заклинателей Тасянь-Цзюнь, очевидно, не будет сидеть под его дверью и скулить, словно какая-то дворняга. Конечно, иногда он бывал излишне настойчив и цеплялся, как липкая конфета, которую невозможно отодрать, но тем, за кого он хватался, был Ши Мэй, а не Учитель.

Так что он просто тут же развернулся и ушел, решив составить компанию Ши Мэю.

— Уже вернулся? — когда Мо Жань вошел, красавец Ши Мэй уже отдыхал. Он сел на кровати, и прекрасные длинные черные волосы окутали его тело, будто черное шелковое покрывало. — Как там Учитель?

— Весьма неплохо, и его выдающийся характер также ничуть не изменился.

Ши Мэй: — …

Мо Жань придвинул стул ближе к Ши Мэю и, положив руки на спинку, оседлал его. С ленивой улыбкой на губах какое-то время он любовался Ши Мэем и его длинными и мягкими распущенными волосами.

— Может быть, я должен пойти и проведать его… — сказал Ши Мэй.

— Не делай этого! — Мо Жань закатил глаза. — У него очередной приступ гнева.

— Ты снова его разозлил?

— Разве ему нужен кто-то для этого? Он может злиться сам по себе и без причины. Этот человек, наверное, сделан из дерева, раз загорается от малейшей искры.

Ши Мэй покачал