Поединщик поневоле - Григорий Константинович Шаргородский

– Темного? – тут же подобралась Ивет. – Вы хотите сказать, что сумели определить ученика, находящегося на грани срыва?

Ее тон в принципе был нормальным, но что-то в нем раздражало. Я невольно вскинулся и грубовато сказал:

– Да, я уверен, что сумел определить такого ребенка.

– И кто же это, позвольте поинтересоваться?

– Я не знаю его имени. Группа внешнего кольца одиннадцать дробь пять. Рыжий, с веснушками. Он один там такой.

Ивет недовольно нахмурилась, но, нужно отдать должное, не стала язвить и полезла в свою базу данных. Отыскав нужный файл, она пристально всмотрелась в экран. Затем перевела на меня все еще очень недоверчивый взгляд:

– Рыжий там действительно только один. Эрик Ганн. Нелюдим, скрытен, эмоциональная устойчивость по шкале… – Явно осознав, что информация из личного дела мальчика точно не для моих ушей, Ивет замолчала и опять уставилась на меня не очень любезным взглядом. – Месье Петров, а теперь попытайтесь объяснить мне, как вам удалось определить глубокую психологическую патологию у обычного ребенка, которого я наблюдаю вот уже три года. И отклонений, кроме некоторых, вполне свойственных его возрасту, не замечала. Ни приступов агрессии, ни стремления к манипулированию окружающими.

– Я ничего не определял. – Обычно в подобных разговорах выдержка быстро подводит меня, за исключением случаев, когда приходится иметь дело с откровенно опасными людьми. Там все-таки срабатывает инстинкт самосохранения. Ивет опасений не вызывала – только раздражение, но при этом я с удивлением понял, что короткая педагогическая практика что-то изменила во мне, научив сдерживать неадекватные порывы. – В момент знакомства этой группы с энергетической сущностью я ощутил мощный выброс энергии разрушения, а это признак того, что страх пробудил в ребенке жгучее желание убивать. Не думаю, что подобные всплески свойственны одиннадцатилетним детям, даже таким особенным, как наши подопечные.

Блин, слово «наши» я использовал зря. Похоже, если с детьми у меня получилось более-менее наладить контакт, то с преподавателями сразу все пошло наперекосяк. В принципе, ее раздражение вполне понятно. Они тут годами мучаются, а я явился весь такой «красивый». Полетал вокруг, как беззаботная фуки, вызвал неоднозначную реакцию у детей и свалил в форточку. А еще имею наглость тыкать носом профессионалов в их просчеты.

– Вы утверждаете, что унюхали эту свою мистическую энергию разрушения и на основании этого я должна сделать вывод, что у ребенка возникли серьезное отклонения от нормы? Простите, месье Петров, но я уже сто раз пожалела о том, что поддержала идею ректора привлечь вас к занятиям, якобы для расширения кругозора студентов. А идею подвергнуть детскую психику стрессовому воздействию в угоду непрофессионалу вообще встретила в штыки. Увы, ректор от меня лишь отмахнулся.

Ага, все же идея исходила от Жаккара. Этот старый манипулятор просто вывернул все так, будто Ивет вступила в спор с Карлом, который по-прежнему считает меня шарлатаном. Иногда мы пересекались в столовой, и всякий раз от его кислой рожи у меня начиналась изжога.

– Я ничего не пытаюсь утверждать, и верить в мои способности вы не обязаны. Возможно, мне просто почудилось, но отмахиваться от таких предположений я не имею права. Что с этим делать, решайте сами, потому что вы здесь главный психолог, и это ваша зона ответственности. Думаю, на этом можно закончить наш не очень продуктивный разговор. Жаль, что мы не сумели понять друг друга. Простите, если чем-то обидел. Всего вам доброго. Оревуар.

Я опять сорвался в паясничанье, за которым обычно прячу либо растерянность, либо неприятный даже мне самому приступ злости. Вдобавок не удержался и, изобразив легкий реверанс, вышел из кабинета.

Вот уж действительно, благими намерениями выстлана дорога в ад. С другой стороны, что мне нужно было делать? Промолчать? А может, так было бы правильнее? Следовало дождаться, когда освободится ректор, который наверняка выслушал бы меня более внимательно, а не бежать к этой истеричке. Не исключено, что я сделал только хуже и она сейчас наломает дров. Почему-то появилась надежда, что Ивет плюнет на все мои предостережения и забудет о них, по крайней мере до вечера. А затем ректор разгребет все то, что я наворотил.

Чтобы хоть немного успокоить свою совесть, я дошел до ближайшей лавочки, уселся на нее и быстро накатал краткий отчет ректору в мессенджер. Посидел пару минут в ожидании ответа или хотя бы прочтения, но, похоже, Жаккар действительно очень занят. Потом я не выдержал и набрал Бисквита. Обсуждать по телефону ситуацию с темным я не решился и просто поинтересовался его мнением об Ивет.

– Нормальная девчонка, и психолог хороший. Я однажды у нее консультировался. И с детьми она ладит, – с некоторым удивлением ответил орк.

– А эта нормальная девчонка имела дело с тем, что мы с тобой недавно обговаривали?

В ответ я секунд тридцать слушал лишь сопение орка, явно что-то усиленно обдумывающего. Если гоблины в моменты глубокой задумчивости застывают фарфоровыми истуканчиками, то орки сопят и пыхтят как паровозы.

Бисквит уже давно знает меня и понимает, что просто так я задавать подобные вопросы не стану, поэтому к ответу он подошел очень основательно и осторожно.

– Нет, не имела. Она появилась в академии как раз после того случая, во время которого пострадал ее предшественник. А еще, как я понял, она очень гордится тем, что уже три года ничего подобного не происходило. Приписывает это своему революционному методу.

– Капец, – выдохнул я, осознав, что явно недооценил глубину нашего с Ивет недопонимания, – и тут появляется какой-то залетный шарлатан и утверждает, что она сильно ошибается.

– Получается, так, – поддакнул орк, совсем не улучшая мое дурное настроение. – Хочешь, я приеду, и ты расскажешь, где опять накосячил?

– Почему сразу накосячил? Оно бы неплохо свежую голову подключить… Черт! – выругался я, увидев, как по тропинке в сторону особняка вышагивает один из помощников Жана-Эрика, а рядом с ним семенит уже знакомый рыжий парень. На меня он, слава богу, не посмотрел.

– Что случилось? – встревоженно прогудел орк.

Было желание поделиться с ним и действительно получить свежий взгляд со стороны, но интуиция буквально взревела, что времени у меня на лишние разговоры нет – счет идет буквально на минуты.

– Зеленый, извини, но я очень занят. Потом поговорим. – С этими словами я отключился и вскочил с лавки.

Теперь бы еще понять, о чем вопит забившаяся в припадке чуйка. Можно было бы отмахнуться от тревожного предчувствия, как от строя назойливых мух, но после разговора с фор Симеоном, который неслучайно считается одним из лучших гоблинских пророков, стало понятно, что игнорировать интуицию в моем случае не только неразумно,