Явь (СИ) - Ангелина Авдеева-Рыжикова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дядя Миша пытается идти дальше, навстречу к отцу, но Нина не дает ему передвигать ногами, упирается, плачет. Он не понимает, в чем дело, пытается успокоить, гладит ее по щекам, вытирает слезы, берет высоко на руки, тихо убаюкивая ласковым голосом.
— Все хорошо, у тебя, наверное, ножки устали, я поздороваюсь с твоим папой и отведу тебя к маме, хорошо?
Нина знает, что отец уже совсем близко, и кто знает, дядя Миша сильный мужчина, может быть он сможет ее защитить.
Они идут по тропинке глубоко в сад. Здесь произрастает гордость Ани, абрикосовые деревья, груши и сливы, под ними ряды клубники, где-то прячется крыжовник и смородина, а там, вдоль забора, простирается малина. Около каждого дерева вспахан ровный круг, на котором не растет ни единой лишней травинки, а между кругами вытоптана и выложена камушками тропинка. Дядя опускает Нину на землю, что бы та могла пробегать по саду. Нина любит их сад, знает здесь каждое дерево, знает, где может спрятаться, залезть так высоко на дерево, чтобы никто ее не достал.
Нина живо бежит между деревьями, ловко перебирая ножками в красивых сандаликах, дядя Миша смеясь бежит за ней, оставляет следы на мягкой траве и старательно догоняет. Нина отрывается достаточно далеко от него и скрывается за рядами фруктовых деревьев. Она прячется за большую яблоню, не успевает поднять глаза и врезается во что-то большое и твердое. Падает на землю, бьется затылком о камень, в глаза ей попадает резкий металлический отблеск, все остальное вокруг нее исчезает в плотной тени. Тьма постепенно отступает, расплывается и уходит вдаль, становясь совсем маленькой. Перед ней высится огромный, затмевающий собой солнце, покрытый тьмой отец, держащий в руке заточенный блестящий топор.
Оцепенев от дикого звериного страха, она ждет, что сейчас он убьет ее, ищет его глаза, пытается заглянуть в лицо, но разглядеть ей ничего не удается, его голову полностью поглотила зловещее черное полотно, а вместо глаз видны лишь маленькие красные отблески. Сердце вырывается из груди, она не может вдохнуть, конечности замораживаются, страх поглощает сознание, все вокруг затягивает красной пеленой.
Зловещая жидкая тень отворачивается от Нины, уходит строну. Оно подходит к столу рядом с клетками разведенных кроликов. Там свет падает ярче, под другим углом тьма постепенно рассеивается. Одним движением он ловит кролика за уши, подносит его к столу. Кролик пытается вырваться, но не может, он визжит, очень громко и пронзительно, точно такими же звуками, какими кричал бы ребенок. Отец, в другой руке которого все еще лежит топор, кладет барахтающегося и извивающегося кролика на бревно, замахивается и одним ударом отрубает ему голову. Кролик перестает сопротивляться, его конечности безжизненно болтаются в воздухе, а голова катится к маленьким застывшим ножкам Нины. На безжизненной мордочке открыты глаза. Светлая кровь заливает стол, стекает с его локтей, с бултыхающейся в его руках тушки, блестящего большого топора, с забора, с листьев деревьев, она течет по тропинке, спускаясь к ногам Нины. Все вокруг, даже она в крови, в этой ужасной, вязкой, пахнущей железом крови.
Нина не может произнести ни звука, она не двигается с места, не дышит. Она знает, что следующим кроликом будет неприметно она. Отец резкими шагами приближается к корыту с водой. Нина в мгновение оживает, ее пробивает дрожь, ей становится холодно и жарко одновременно, глаза растерянно бегают в страхе, ищут за что уцепиться. Она отползает назад, цепляясь ногами за траву. Крик предсмертного кролика все еще звенит в голове, она чувствует, что задыхается, жадно хватая воздух.
За спиной Нины раздается голос дяди Миши, он искал ее по всему саду. Он тоже испуган, но лишь из-за того, что Нина упала, ушиблась и испачкала свое новое платье. Он попытается поднять Нину на руки или хотя бы поймать на себе ее взгляд, но оторвать глаза от широкой неопрятной и страшной спины отца она не в силах. Она не разбирает слов, что льются изо рта дяди Миши, пока он отряхивает ее и приводит в порядок. В конце концов, Нина зажмуривает глаза и он все же поднимает девочку на руки. Дядя Миша нежно поглаживает ее по спине и голове, убаюкивает. Маленькое тельце дрожит от страха, ежится и почти не разжимает глаза, залитые слезами.
Гулкие шаги раздаются по земле, Нина чувствует, как земля под ними сотрясается. Рядом с собой она слышит тот самый грубый хриплый голос, наполовину неразборчивые слова. Дядя замечает застывшую в маленьких глазах панику. Отпускает ребенка на землю, прячет за собой. Нина скрывается за длинные стройные ноги, как за высокое тонкое дерево, хватается ручками за штанины и держится изо всех сил. Она не вслушивается в слова, и даже если бы вслушивалась, то не поняла бы ни слова из того, что говорит отец. Они здороваются, дядя Миша любезно задает вопросы, отвечает на встречные односложно, в голосе его звучит уверенность, но с каждой минутой к ней прибавляется неловкость, смятение, недоверие. Отец неустойчив на своих ногах, периодически заваливается в разные стороны, взад и вперед, но вовремя опирается на правую ногу. Речь его звучит прерывисто, отчасти и дядя Миша не понимает его, пытается поддержать разговор, но совершенно не выходит, любезности и манеры ему здесь не помощники. Отец оказывает свое абсолютное безразличие к присутствию маленького прячущегося ребенка за ногами собеседника. Ни один его взгляд не падает на нее, ни одно слово из его уст не говорит о ней. Нины для него просто нет.
Рука отца заносится за головой дяди Миши и грубо падает на его тонкое элегантное и хрупкое плечо, сжимает его пиджак с силой. Нина сотрясается, вжимает голову в плечи. Дядя Миша, чувствует это, заносит руку назад, и незаметно поглаживает маленькую головку напуганного ребенка, постепенно отступает назад.
— Ну что ты, Гриша, понял я тебя, понял! Мы пойдем тогда, ждем тебя за столом, не задерживайся! — аккуратно выбираясь из хватки тяжелой руки, выговаривает дядя
