Российская школа бескорыстия - Евгений Харламов

Елисавета Феодоровна создавала дома призрения для сирот, инвалидов, тяжело больных, находила время для их посещения, постоянно поддерживала материально, привозила подарки.

Об одном из бесчисленных свидетельств ее любви к страждущим вспоминают современники. Одна из сестер обители пришла из бедного квартала и рассказала о безнадежно больной чахоткой женщине с двумя маленькими детьми, живущей в холодном подвале. Великая княгиня сразу же заволновалась, немедленно позвала старшую сестру и приказала устроить мать в больницу для чахоточных, а детей взять в приют; если не найдется кровати, устроить больную на раскладушке. После этого сама взяла для детей одежду, одеяльца и пошла за ними. Она постоянно посещала больную мать до самой ее кончины, успокаивала, обещая, что позаботиться о детях. Великая княгиня надеялась, что созданная ею Марфо-Мариинская обитель милосердия расширится и будет процветать. Со временем она собиралась устроить отделения обители в других городах России.

Современница Великой княгини Нонна Грейтон, фрейлина ее родственницы принцессы Виктории, свидетельствует о Елисавете Феодоровне: «Она обладала замечательным качеством – видеть хорошее и настоящее в людях, и старалась это выявлять. Она также совсем не имела высокого мнения о своих качествах… У нее никогда не было слова «не могу», и никогда ничего не было унылого в жизни Марфо-Мариинской обители. Все было там современно, как внутри, так и снаружи. И кто бывал там, уносил прекрасное чувство».

В Марфо-Мариинской обители Великая княжна вела жизнь подвижницы. Спала на деревянных досках без матраса, тайно носила власяницу и вериги. Об этом рассказала в своих воспоминаниях подвижница Марфо-Мариинской обители Любовь. Привыкшая с детства к труду, Великая княгиня все делала сама и лично для себя не требовала никаких услуг от сестер. Она участвовала во всех делах обители как рядовая сестра, всегда подавая пример остальным.

Митрополит Анастасий вспоминал о Великой княгине, которую лично знал: «Она способна была не только плакать с плачущими, но и радоваться с радующимися, что обыкновенно труднее первого. Не будучи монахинею в собственном смысле этого слова, она лучше многих инокинь соблюдала великий завет святого Нила Синайского: «Блажен инок, который всякого человека почитает как бы Богом, после Бога». Найти хорошее в каждом человеке и «милость к падшим призывать» было всегдашним стремлением ее сердца. Кротость нрава не препятствовала ей, однако, пылать священным гневом при виде несправедливости. Еще более строго она осуждала саму себя, если впадала в ту или другую, даже невольную ошибку…»

Елисавета Феодоровна много ездила по монастырям, была в Сарове и молилась у мощей святого угодника Серафима Саровского, в Новгороде, Пскове, Киеве, Оптиной пустыни, на Соловках. Там беседовала с отшельниками, посещала и самые маленькие монастыри в глухих российских лесах.

С началом Первой мировой войны в 1914 году у Марфо-Мариинской обители прибавилось трудов: необходимо было ухаживать за ранеными в лазаретах, часть сестер работала в полевом госпитале. Под руководством Елисаветы Феодоровны формируются санитарные поезда, устраиваются склады лекарств и снаряжения, на фронт отправляются походные церкви.

Елисавета Феодоровна, движимая христианскими чувствами, первое время навещала пленных немцев, но клевета о тайной поддержке врага заставила ее отказаться от этого. К воротам Марфо-Мариинской обители в 1916 году подходила разъяренная толпа, требовавшая выдать германского шпиона – ее брата. Она вышла одна и предложила осмотреть все помещения общины, но ей было не суждено погибнуть – толпу разогнала полиция. Позже, после Февральской революции, снова у ее обители появилась толпа с винтовками и красными бинтами – она сама открыла ворота. Елисавету Феодоровну называли немецкой шпионкой, к тому же хранящей оружие в монастыре. Ничего не нашли, а в обители тем временем отслужили молебен. Потом она сказала сестрам: «То, что мы живем, является неизменным чудом». Не было никакого озлобления против этих людей: «Народ – дитя, он неповинен в происходящем… он введен в заблуждение врагами России», – говорила Великая княгиня сестрам.

Весной 1917 года к ней приехал шведский министр по поручению кайзера Вильгельма и предложил помощь в выезде за границу. Елисавета Феодоровна ответила, что решила разделить судьбу страны, которую считает своей новой родиной, и не может оставить сестер обители в это трудное время.

Никогда не было в обители столько людей, как перед Октябрьской революцией. Шли не только за тарелкой супа или медицинской помощью, но и за утешением и советом «Великой матушки». Елисавета Феодоровна всех принимала, выслушивала, укрепляла. Люди уходили от нее умиротворенными и ободренными.

Первое время после Октябрьской революции Марфо-Мариинскую обитель не трогали: сестрам оказывали уважение, два раза в неделю к обители подъезжал грузовик с продовольствием, привозил черных хлеб, вяленую рыбу, овощи… Из медикаментов выдавали в ограниченном количестве перевязочный материал и лекарства первой необходимости.

Но покровители и состоятельные люди теперь боялись оказывать помощь обители. Великая княгиня почти не выходила за ворота обители, сестры тоже. Установленный распорядок дня обители не менялся, только длиннее стали службы, усерднее молитва сестер.

Еще раз ей было предложено уехать, германское правительство добилось согласия советской власти на выезд Великой княгини. Шел 1918 год. Посол Германии граф Мирбах пытался дважды увидеться с ней. Она не приняла его и отказалась уехать из России: «Я никому ничего дурного не сделала. Буди воля Господня!» Елисавета Феодоровна написала близким людям:

Господь опять Своей великой милостью помог нам пережить дни внутренней войны, и сегодня я имела безграничное утешение молиться… и присутствовать на Божественной службе, когда наш Патриарх давал благословение. Святой Кремль, с заметными следами этих печальных дней, был мне дороже, чем когда бы то ни было, и я почувствовала, до какой степени Православная Церковь является настоящей Церковью Господней. Я испытывала такую глубокую жалость к России и ее детям, которые в настоящее время не ведают, что творят. Разве это не больной ребенок, которого мы любим во сто крат больше во время его болезни, чем когда он весел и здоров? Хотелось бы понести его страдания, научить его терпению, помочь ему. Вот что я чувствую каждый день. Святая Россия не может погибнуть. Но Великой России, увы, больше нет. Но Бог в Библии показывает, как Он прощал Свой раскаявшийся народ и снова даровал ему благословенную силу.