Заговор красных генералов - Вадим Хлыстов

Голос Нои в голове гневно прокричал:

— Махамайя еще не вырвала тебе горло только потому, что я ее остановила. А встать с колен ты должен сам. Это не ее желание, а твое — стоять на коленях. Ну же!!!

От нее мне передалось такое чувство ненависти, что я, пересиливая себя, приподнял голову и, смотря женщине прямо в глаза, подобрал валяющуюся на полу трехлинейку с примкнутым штыком. Продолжая так же стоять на коленях, как копье, бросил винтовку прямо в грудь этой твари…

Женщина покачнулась, недоуменно взглянула на штык, вошедший по самое основание в грудь, глаза ее закатились, она тихо опустилась на пол и больше не двигалась. Мне до темноты в глазах захотелось сесть рядом с ней и просто плакать от какой-то неописуемой потери…

В себя меня привел рывок за волосы возникшей рядом помощницы:

— Да вставай же скорей, скотина, ОН сейчас уйдет.

Смахивая морок и стараясь не думать о своих друзьях, покачиваясь, я побежал за Ноей к кабинету, в котором закрылся Сталин с охранником и в котором раздавались мощные удары, как будто кто-то молотом крушил стену. Перед несущейся как ураган Ваджрой двери сорвало с петель, и мы ворвались в кабинет.

Возле боковой полутораметровой толщины стены стоял высокий мужчина с длинными седыми волосами и бил в нее кулаком. Стена уже поддалась и пошла трещинами. Увидев нас, длинноволосый зарычал и последний раз ударил. Громадный кусок вырвало, как от взрыва снаряда. Высокий стремительно рванул к генсеку, с удивительным хладнокровием наблюдавшему эту сцену, сидя за столом. Но внезапно наткнулся на невидимый барьер. Перед ним вращались два диска. Он еще раз попытался пробиться к Сталину, но диски, завращавшись быстрее, повисли прямо перед его лицом. Казалось, мужчина начинает, как муха, увязать в какой-то невидимой патоке. Внезапно он болезненно вскрикнул и, развернувшись, прыгнул прямо головой вперед в им же пробитый пролом.

И все сразу закончилось. Наступило какое-то опустошение. Генсек продолжал все так же спокойно сидеть и даже как-то насмешливо смотрел на меня. Ноя, стоявшая рядом со мной, прошептала:

— Едва успели. Еще минута, и он увел бы своего подопечного с собой. Все, теперь ты сам тут разбирайся.

Она ободряюще потрепала меня по плечу и вышла из комнаты. Я, тяжело переводя дух, рухнул на стул напротив стола, за которым сидел Сталин. В кабинет вбежал Берзин в сопровождении Горя и Говоруна. Генсек, только мельком на них взглянув, опять перевел на меня насмешливый взгляд, склонил голову набок, как будто рассматривая нечто забавное:

— Ну и что ты теперь собираешься делать? Вешать меня будешь? И всех остальных тоже повесишь? Ты хоть понимаешь, что ты делаешь? И что теперь начнется?

Я вздохнул. Разговаривать, а тем более спорить с ним у меня не было ни сил, ни желания. Все уже было решено заранее. Но я, пересилив себя, все же хрипло ответил:

— А что начнется? Армия в боевой готовности. ОГПУ стоит и здравствует. Партийные органы на местах продолжают функционировать. Командующие военными округами и члены военных советов — партийцы — арестованы. На их место уже поставлены новые люди, которые находятся под постоянным и пристальным наблюдением особых отделов. Мы просто нальем новое вино в старые мехи. Изменим содержание, временно оставив старую форму. Вот и все. А ты будешь ширмой.

Услышав последние слова, генсек попытался вскочить со своего места, но уже вставший за ним Горе, крепко схватив за плечи, усадил обратно, пробормотав при этом:

— Сиди на заднице ровно, дядя. И не мельтеши…

Я, больше не обращая на арестованного внимания, поднялся:

— Пусть его уводят, Ян Карлович. Как и договаривались, чтобы и волос с головы не упал. Он нам еще долго нужен будет. А вы принимайте хозяйство и начинайте действовать.

Не оглядываясь, я вышел из кабинета. Меня сейчас больше всего интересовали не судьбы страны, а жизнь моих людей.

В коридоре, ведущем к кабинету, было не протолкнуться. Мою команду уже грузили на носилки под руководством захлопотанной Нои. Я окликнул ее:

— Как они?

— Местами живы. Не мешай…

И опять начала раздавать указания. Быстро и слаженно носилки стали уносить. Я уже было пошел за ними, но внезапно остановился, поняв, что упустил нечто очень важное. Медленно повернул голову, и мой взгляд наткнулся на надпись на стене, коряво выведенную кровью: «Я вернусь за тобой и твоей служанкой. Жди». Под надписью, вбитый в стену с нечеловеческой силой, торчал штык от трехлинейки…

Пожав плечами, я устало побрел по пустеющим коридорам на первый этаж. Там уже вовсю распоряжался Эйтингон, под руководством которого сотрудники ОГПУ выводили из зала заседаний арестованных делегатов съезда. Я отозвал его в сторону и, понизив голос, спросил:

— Все по плану, Наум Исаакович?

— Так точно. Сейчас всех отконвоируем во внутреннюю тюрьму и начнем с ними работу. Мои люди уже запустили среди них дезу, что была попытка госпереворота антисталинской группой в ЦК ВКП(б). А сейчас их будут просто проверять на причастность к заговору. Уверен, что все документы к утру они подпишут.

— Хорошо. Продолжайте.

Часто опираясь на стену, я вышел из дворца через парадный вход. Вдалеке, у кремлевского Арсенала, еще слышались выстрелы. Там диверсанты Берзина вместе с бойцами ОДОН добивали разрозненные группы боевиков Коминтерновского «внутряка». Но стрельба постепенно стихала.

К своему удивлению, я сразу увидел Стаса, донельзя грязного и всего в копоти. Он сидел прямо на снегу возле стены, безучастно смотрел куда-то в небо и посвистывал. Возле его ног лежал громадный серый пес, которого подполковник гладил по голове. Судя по виду псины, эта процедура ей чрезвычайно нравилась. Я плюхнулся с ними рядом:

— Где собаку спер, лишенец?

— А нигде. Увязался за мной, когда я сюда бежал. Сам удивляюсь, как он в Кремль попал.

Я протянул руку и погладил пса за ухом. Он взглянул на меня внимательно, обнажил клыки в собачьей усмешке и забил хвостом по снегу.

— Кстати, Станислав Федорович, ты чего здесь делаешь? Ты ведь должен был быть на Шаболовке.

Стас беззаботно махнул рукой:

— Не утерпел. Не мог же я некоего растяпу, который даже разгрузку умудряется задом наперед надеть, одного оставить в этой мясорубке. Но не волнуйся, начальник. Там сейчас по моему приказу Олег заправляет. Ты бы видел, как он сразу всю эту шайку построил. Любо-дорого смотреть. Растет молодежь…

Я толкнул его плечом:

— Сигареты и спирт есть?

Нога порылся в боковом кармане и протянул мне помятую пачку «Герцеговины Флор»:

— На, травись.

— Трофейные?

Подполковник предостерегающе поднял палец:

— Но, но… Попрошу оградить меня от грязных инсинуаций… Все честно. На месте пачки лежит полновесная купюра в три червонца. Я эти сигареты взял на память в буфете, когда мы здание Сената зачищали. Представляешь, для кого они предназначались? То-то…

Он чиркнул зажигалкой, давая мне прикурить, увидел мои трясущиеся руки и, мерзко улыбнувшись, продекламировал:

«Ты после боя,Что живой, не верь.Проверь конечности.И голову. И член проверь».

— Все проверил, командир? А то гляди, того-этого…

И заржал, подавая мне флягу.

Я глотнул из нее и показал шутнику кулак. Эта язва с детства был неисправим. Как его лупили пацаны в нашем дворе за длинный язык… Как лупили… И меня вместе с ним. Я его тоже никогда одного не оставлял…

Снег, шедший с утра, прекратился. Выглянувшая из-за туч луна осветила две мужские фигуры, сидящие на корточках возле исчерченной пулями стены Большого Кремлевского дворца. Фигуры увлеченно спорили и передавали друг другу уже полупустую фляжку… Потом рядом с ними возникла женская фигура, которая подхватила спорщиков под руки и бесцеремонно затолкала в появившуюся прямо за ними дверь…

Пес, оставшись в одиночестве, еще некоторое время лежал на снегу. Потом внезапно вскинул голову, как будто услышал команду. Вскочил и стремительными прыжками унесся в сторону Тайницкой башни Кремля…

Москва, 27 января 1934 года. Экстренный выпуск газеты «Правда».

Постановление Пленума ЦК ВКП(б) о внутрипартийном положении в связи с фракционной работой и нарушением партийной дисциплины со стороны ряда членов политбюро и ЦК ВКП(б).

Пленум Центрального Комитета ВКП(б) на утреннем заседании 27 января 1934 года рассмотрел вопрос об антипартийной группе, образовавшейся внутри политбюро и ЦК ВКП(б).

Эта группа, убедившись в том, что их неправильные выступления и действия получают постоянный отпор в ЦК ВКП(б) и начавшемся XVII съезде ВКП(б), которые последовательно проводят в жизнь линию XVI съезда партии, встала на путь групповой борьбы против руководства партии. Сговорившись между собой на антипартийной основе, члены этой группы поставили перед собою цель изменить политику партии. Они прибегли к интриганским приемам и устроили тайный сговор против Центрального Комитета. Факты, вскрытые на Пленуме ЦК, показывают, что антипартийная группа, встав на путь фракционной борьбы, нарушила Устав партии и выработанное Лениным решение X съезда партии «О единстве партии».