Падение Царьграда. Последние дни Иерусалима - Льюис Уоллес

Магомет вынул из ящика, стоящего на столе, кружевной воротник с булавкой, украшенной камеей.

— Узнаешь, что изображено на этой камее?

Граф пристально посмотрел на камею и сказал дрожащим голосом:

— Это герб Корти.

— А что тут вышито? — спросил Магомет, вынимая из того же ящика и подавая Корти красные сафьяновые детские сапожки.

— Это какое-то имя… Уго.

— Так назвали тебя при рождении.

Корти бросился на колени перед султаном.

— Я не знаю, что мой повелитель хочет сделать со мной, — воскликнул он, — даруешь ли ты мне жизнь или смерть? Умоляю тебя, отошли это моей матери.

— Встань, Мирза, я хочу видеть твое лицо, а не затылок.

Граф снова сел на стул. Тогда Магомет продолжал:

— Я догадался по твоим письмам, что ты любишь княжну. Ведь я послал тебя в Константинополь, чтобы оберегать ее и в случае необходимости умереть за нее. Кто же лучше влюбленного мог исполнить подобное поручение? К тому же, отправляя тебя, я ведь предсказал, что ты полюбишь ее. Посмотри, Мирза, — продолжал Магомет, взглянув на рубин своего перстня, — с тех пор как ты уехал, не проходило часа, чтобы я не смотрел на этот камень, и никогда он не терял своего цвета. Видя это, я говорил себе: Мирза любит ее, потому что он не может не любить ее, но Мирза — сама правда и никогда, как Бог свят, не изменит мне. Он передаст мне ее из рук в руки в Константинополе…

— Но выслушай меня, мой повелитель, я должен тебе все высказать, хотя и боюсь, что вызову твой гнев. Я христианин, и, как Иуда, продавший Христа, я готовлю погибель христианской вере! Я люблю женщину и принял на себя обязательство передать ее невинной, непорочной другому человеку. О, мой повелитель, это не может больше продолжаться. Чувство стыда, как ястреб, терзает мое сердце. Освободи меня от клятвы или предай меня смерти. Если любишь меня, дай мне свободу. Или вели меня убить. Я не боюсь смерти!

— Я удивляюсь, что тот, кого я называл своим братом, так мало меня знает, — отвечал Магомет, сверкая глазами. — Как ты можешь, Мирза, говорить мне такие вещи? Но довольно, я недаром послал за тобою: данное тебе поручение в Константинополе оканчивается в четыре часа наступающего утра. Другими словами, приготовление к войне окончено, и начинается война с гяурами Ты военный человек, ты рыцарь искусный и храбрый. В предпринимаемой мною войне, со всеми ее битвами и единоборствами, ты должен принять участие. Не так ли?

— Конечно, мой повелитель, — произнес Корти, просветлев.

— Но вопрос в том, с кем ты будешь воевать: со мной или с гяурами?

— О, мой повелитель…

— Не перебивай меня. Я предпочту, чтобы ты служил Константину.

— Почему, мой повелитель?

— Я признаю, что ты превосходишь в военном искусстве многих из моих сторонников, но я желаю, чтобы ты вступил в борьбу совершенно свободным, а потому освобождаю тебя не только от данного тебе поручения, но и от всех обязательств относительно меня. Ты теперь вернешься в Константинополь совершенно свободным. И совесть твоя свободна, и меч твой свободен. Будь, если хочешь, христианином и не посылай мне больше известий о том, что делает император.

— А княжна Ирина! — воскликнул граф Корти.

— Погоди, Мирза, очередь дойдет и до нее, — отвечал Магомет с улыбкой. — Деньги, данные тебе, и все, что ты на них купил: галера, лошади, оружие и все прочее, — принадлежат тебе. Ты заслужил все это.

— Я не могу принять этой милости, — произнес, покраснев, Корти. — Моя честь…

— Молчи и слушай меня, эмир, я никогда дешево не ценил твоей чести. Когда ты был Мирзой-эмиром, ты был всем обязан мне, но для графа Корти это положение постыдно. После четырех часов сегодняшнего утра ты перестаешь быть у меня на службе. Мирза, мой сокол, улетит далеко от меня, исчезнет навеки, и если я снова когда увижу его, то уже христианином, графом Корти, чужестранцем, врагом…

— Врагом? Я никогда не буду врагом моего повелителя!

— Это будет зависеть от обстоятельств, а теперь поговорим о княжне Ирине. Да, поговорим о ней, — прибавил Магомет, положив руку на плечо графа Корти. — Я решил дать тебе новое повышение, эмир: с завтрашнего дня мы будем соперниками.

Корти широко раскрыл глаза от изумления.

— Клянусь райской дверью роз, как влюбленный, и этим мечом Соломона, как рыцарь, что я желаю придать нашему соперничеству благородный, справедливый характер. С одной стороны, я имею преимущество над тобой, так как для женщин знатность и богатство все равно что огонь для мотыльков. Но зато ты имеешь двойное преимущество передо мной: ты христианин и можешь видеть ее постоянно. Я отдаю тебе в собственность все, что ты получил от меня, не в виде уплаты за твои услуги, а из гордости. Султан Магомет не может быть соперником простого рыцаря, имеющего только свой меч.

— У меня есть поместья в Италии.

— Это все равно, как если бы они были на Луне. Я окружу со всех сторон Константинополь, прежде чем тебе удастся занять хоть один грош у евреев. Но предположим, что ты мог бы продать и свою галеру и своих лошадей, то что бы ты ответил на вопрос императора, куда ты их дел.

— Я не понимаю моего повелителя, — произнес граф Корти. — Я никогда не слыхивал ни о чем подобном.

— Неужели я не могу выстроить мечети с пятью минаретами только потому, что их строили всегда с тремя! — воскликнул султан. — Ну, да не в этом дело, ты согласен, все равно, христианин ли ты или мусульманин, возложить на Бога разрешение нашего соперничества?

— Я все более и более удивляюсь тебе, мой повелитель.

— Тебя это удивляет, потому что ново для тебя, но я думал об этом месяцами. Мне нелегко было дойти до этого Я согласен отдать наш спор на суд Божий: пусть небо решит, чья будет княжна, моя или твоя. Согласен?

— Когда и где будет угодно моему повелителю. Я всегда готов, ему только стоит назначить своего заместителя.

— Нет, я не согласен на поединок. Константинополь еще никогда не брали враги, и всякий, кто осаждал его, принужден был отступать. Быть может, меня ждет подобная же участь, но все-таки я пойду на приступ, а ты защищай константинопольские стены, как умеешь. Если я потерплю поражение, то мы признаем это судом Божиим, и княжна будет твоей. Но если я одержу успех и возьму город, то…

— То что, мой повелитель?

— Ты отведешь ее перед последним боем в святую Софию и там передашь ее мне из рук в руки по воле Божией.

Граф Корти побледнел, потом покраснел и задрожал.

— С кем я говорю: с Мирзой или с графом Корти? — произнес с усмешкой Магомет. — Разве христиане не доверяют суду своего Бога?

— Но ты предлагаешь мне, мой повелитель, разыграть в кости княжну Ирину.

— Положим, что так.

— И победителю достанется княжна, как рабыня. Это унизительно. Каков бы ни был исход осады, пусть Ирина сама отдаст свою руку тому, кому захочет.

Султан ничего не ответил.

— Хорошо, — сказал он наконец, — я согласен.

Корти хотел уже удалиться, но Магомет его остановил.

— Граф, быть может, для защиты и спасения княжны Ирины тебе придется связаться со мною. Как ты это сделаешь?

Корти задумался.

— Когда ты увидишь меня с черным щитом в руках и с особым значком на копье, то знай, что я хочу тебе что-то сообщить. Я тогда пущу в твой лагерь черную стрелу, внутри нее ты найдешь записку.

— Хорошо. Еще раз прощай.

Выйдя из комнаты, граф Корти встретил в коридоре князя Индии.

— Час тому назад я назвал бы тебя эмиром, — сказал он с улыбкой, — а теперь я знаю, что ты граф Корти, и я нарочно остался поджидать тебя, чтобы выразить благодарность за моего друга Нило. Если ты, граф, желаешь окончательно меня облагодетельствовать, то пришли Нило с Али, который вернется сюда сегодня же ночью.

— Хорошо. Я пришлю его.

Корти посмотрел прямо в глаза старику, ожидая, что он спросит о Лаели, но тот только поклонился и сказал:

— Мы еще увидимся.

Отвезя в Константинополь графа Корти, Али немедленно вернулся к султану, захватив с собою Нило, который был вне себя от радости, что увидит своего старого господина.

III. Кровавая жатва

В четыре часа утра множество лодок с тысячей каменщиков и шестью тысячами рабочих отчалила от азиатского берега и направилась к Европе.

— Нет Бога, кроме Бога, и Магомет его пророк! — раздавалось на всех этих лодках, за которыми двинулись суда с камнем, известью и деревом.

Прежде чем взошло солнце, на земле был начертан трехугольный форт, и рабочие принялись за дело. Три паши: Халил, Сарудже и Саганос — руководили работами на каждой стороне форта, а всем распоряжался Магомет, держа в руках меч Соломона.

Хотя постройка была громадная, но не было недостатка в материале, его поставляла Азия, и даже христианские церкви на Босфоре безжалостно разбирались на камень.