Принцесса Клевская (сборник) - Мари Мадлен де Лафайет

Королева-мать слово в слово поведала содержание письма королю, чтобы дать ему понять, что графиня де Суассон обманывает его, и в тот же вечер, получив письмо и обнаружив в нем то, о чем было сказано, король сжег его, порвал с Ламотт и попросил у Лавальер прощения, признавшись ей во всем; с тех пор у Лавальер не осталось поводов для беспокойства. А Ламотт внезапно воспылала к королю страстью, сделавшей ее весталкой для остальных мужчин[154].

История с Ламотт – самое значительное событие из того, что произошло в Сен-Жермене. В глазах людей проницательных Вард уже тогда был влюблен в Мадам, однако Месье не испытывал ревности, а, напротив, был очень доволен, что Мадам доверяет Варду.

Другое дело королева-мать. Она ненавидела Варда и не хотела, чтобы Вард завладел помыслами Мадам.

Вернулись в Париж. Лавальер по-прежнему находилась в Пале-Рояле, но при Мадам, с которой она виделась очень редко. Артиньи, враждовавшая с Монгале, заняла между тем ее место рядом с Лавальер; она пользовалась безраздельным ее доверием и постоянно поддерживала связь между нею и королем.

Монтале ревниво следила за процветанием своего недруга, ожидая случая отомстить за себя, а вместе с тем и за Мадам, в дела которой осмелилась вмешаться Артиньи.

Когда Артиньи явилась ко двору, она была беременна, причем беременность ее была уже настолько очевидна, что король, ничего не зная, сам это заметил. Приехала ее мать, чтобы, сославшись на болезнь, забрать Артиньи. История эта не наделала бы много шума, но Монтале приложила все старания, дабы найти способ заполучить письма, которые Артиньи во время беременности писала отцу ребенка, а затем вручила эти письма Мадам, и тогда Мадам, имея вполне оправданную причину прогнать особу, которая дала столько оснований для недовольства ею, заявила, что хочет удалить Артиньи, и выдвинула свои резоны. История получила широкую огласку и стала даже причиной ссоры между нею и королем. Письма были переданы в руки госпожи де Монтозье и госпожи де Сен-Шомон[155] для сличения почерка. Но тут Вард, желая сделать приятное королю, дабы тот не имел оснований возражать против его отношений с Мадам, всеми силами постарался убедить Мадам оставить Артиньи, и, так как Мадам была очень молода, а он – очень ловок, да к тому же имел на нее огромное влияние, ему это действительно удалось.

Артиньи рассказала королю всю правду о себе. Король был тронут ее доверием. И хотя особа эта не отличалась чрезмерными достоинствами, с тех пор, полагаясь на ее добрые намерения, в которых она призналась, король всегда хорошо к ней относился и устроил ее судьбу, о чем мы поведаем далее[156].

Мадам помирилась с королем. Зимой танцевали премилый балет[157]. Королева по-прежнему не знала, что король влюблен в Лавальер, все еще думая, что он влюблен в Мадам.

Месье страшно ревновал к принцу де Марсийаку, старшему сыну герцога де Ларошфуко[158], тем более что, несомненно, имел к нему влечение, вселявшее в него уверенность, будто того должны любить все.

Марсийак и в самом деле был влюблен в Мадам. Но выражал это лишь глазами да несколькими словами, слышать которые могла одна она. Мадам не отвечала на его страсть взаимностью. Ее гораздо более занимали дружеские чувства, которые питал к ней Вард, походившие, правда, скорее на любовь, нежели на дружбу, но, так как Варда смущал долг перед графом де Гишем да к тому же останавливали обязательства, которые связывали его с графиней де Суассон, он не знал, как быть: пойти ли до конца в своих отношениях с Мадам или оставаться всего лишь ее другом.

Месье так сильно ревновал Мадам к Марсийаку, что заставил его уехать в свое поместье. И как раз в это время произошло событие, наделавшее много шума, хотя истинный смысл его был какое-то время скрыт[159].

В начале весны король решил провести несколько дней в Версале[160]. Тяжело заболев корью, он почувствовал себя так плохо, что отдал необходимые государственные распоряжения и препоручил монсеньора дофина заботам принца де Конти[161], прослывшего за свою набожность одним из самых честных людей Франции. Болезнь представляла опасность лишь в течение сорока восьми часов, и хотя окружающие могли заразиться, это никого не остановило.

Посетив короля, герцог[162] заболел корью. Мадам тоже навестила короля, хотя очень боялась болезни. Именно там Вард впервые достаточно ясно признался в своей страсти к ней. Мадам не оттолкнула его бесповоротно: нелегко обидеть любезного наперсника в отсутствие возлюбленного.

Госпожа де Шатийон, наиболее приближенная в ту пору к Мадам особа, заметила влечение к ней Варда и, хотя в свое время сама она с ним поссорилась, нарушив связывавшую их близость, теперь решилась на примирение, отчасти чтобы завоевать доверие Мадам, а отчасти ради удовольствия часто видеть человека, который ей очень нравился.

Граф Дюплесси, первый камергер Месье[163], проявлявший необычайную снисходительность к Мадам, всегда доставлял письма, которые она писала Барду, и те, что Бард писал ей, и, наверняка понимая, что переписка касалась графа де Гиша, а затем и самого Варда, продолжал это делать.

Тем временем Монтале по-прежнему оставалась своего рода пленницей в Фонтевро. Маликорн и некий Корбинелли[164], весьма достойный и умный молодой человек, оказавшийся посвященным в секреты Монтале, держали в своих руках все письма, отданные ей на хранение. Письма эти могли иметь чрезвычайные последствия как для графа де Гиша, так и для Мадам, ибо во время своего пребывания в Париже (король, естественно, не жаловал его тогда, и потому у графа де Гиша были основания сетовать) он в письмах к Мадам, не стесняясь, позволял себе множество шуток и оскорбительных для короля насмешек. Понимая, что Монтале не только всеми покинута, но и забыта, и опасаясь, что со временем находившиеся в их руках письма утратят свое значение, Маликорн и Корбинелли решили проверить, нельзя ли незамедлительно извлечь из них какую-то пользу для Монтале, улучив момент, когда ее не смогут обвинить в соучастии.

Поговорить об этих письмах с Мадам они поручили матушке де Лафайет, настоятельнице Шайо[165], а кроме того, довели до сведения маршала де Грамона, что ему следует подумать об интересах Монтале, коль скоро в ее руках находятся столь важные секреты.

Вард хорошо знал Корбинелли. Монтале говорила о своих дружеских чувствах к нему, и, так как в намерения Варда входило завладеть письмами, он весьма осторожно обращался с Корбинелли, пытаясь уговорить его передать письма только через него.

От Мадам ему стало известно, что вернуть ей письма предлагали и другие лица; тогда он пришел к Корбинелли с видом отчаявшегося человека, и Корбинелли, не признавшись ему, что такие предложения делались им самим, пообещал Варду, что письма будут отданы ему в руки.

После того как прогнали Марсийака, Вард, который уже тогда собирался окончательно поссорить графа де Гиша с Мадам, написал графу, что у нее были галантные отношения с Марсийаком. Граф де Гиш, сопоставив то, что сообщил ему лучший друг, который своими глазами видел Мадам при дворе, и ходившие на сей счет слухи, ничуть не усомнился в их правдивости и написал Барду письмо, выражавшее его мысли о неверности Мадам.

Незадолго до этого Вард, стараясь добиться благосклонности Мадам, сказал, что следует также вернуть письма, полученные от нее графом де Гишем. И написал графу де Гишу, что появился способ извлечь те письма, которые граф писал Мадам, а посему и он должен вернуть ее письма к нему. Граф де Гиш сразу же согласился и попросил свою мать вручить Варду шкатулку, которую перед отъездом оставил ей.

Из-за связанных с письмами переговоров у Варда с Мадам возникла необходимость встретиться, и мать настоятельница де Лафайет, полагая, что речь идет о возвращении писем, согласилась на то, чтобы Вард тайно пришел в приемную Шайо поговорить с Мадам. У них состоялась долгая беседа. Вард сообщил Мадам, что граф де Гиш уверен, будто ее с Марсийаком связывают галантные отношения. Он даже показал ей письма от графа де Гиша, из которых, однако, не явствовало, что он сам и подсказал ему эту мысль; воспользовавшись обстоятельствами, Вард выложил все, что может сказать человек, который желает занять место друга. А так как ум и молодость Варда делали его весьма обаятельным, да к тому же влечение к нему Мадам казалось более естественным, чем к графу де Гишу, было бы странно, если бы он не преуспел в какой-то мере в завоевании ее сердца.

Во время этой встречи решено было заполучить письма, находившиеся в руках у Монтале. Те, у кого они хранились, действительно возвратили письма, сохранив, однако, самые важные из них. У графини де Суассон Вард вручил эти письма Мадам вместе с теми, которые она сама писала графу де Гишу, и они были в тот же час сожжены.

Через несколько дней Мадам и Вард договорились снова встретиться в Шайо. Мадам пришла, но Вард не явился, сославшись на очень серьезные причины. Дело в том, что король узнал о первом свидании, и то ли Вард, сам сказавший ему об этом, опасался, что король не одобрит второго, то ли он боялся графини де Суассон, во всяком случае, Вард туда не пришел. Мадам была крайне возмущена. Она написала ему письмо, исполненное печали и высокомерия.