Кто оставил «варяжский след» в истории Руси? Разгадки вековых тайн - Николай Крюков

Однако влияние иностранной «партии» в Археолого-Нумизматическом обществе все же сказалось, особенно в методике археологических исследований.

В начале 1847 г. на одном из заседаний Общества встал вопрос о необходимости выезда на юг России, дабы «восполнить сведения о сохранившихся там памятниках древности». На это предложение откликнулся молодой граф Алексей Уваров. В сопровождающие к нему напросился П. Сабатье137.

О целях его путешествия к скифским курганам и его впечатлениях в книге о Керчи уже говорилось выше. Уварову же доверили столь ответственное задание не только потому, что он вызвался поехать за свой счет, но и потому, что имел прямой доступ к высшим сферам. Напомним, его отец в тот период был министром народного просвещения, а в министерстве проявляли крайнюю заинтересованность в объективной информации о состоянии керченских курганов. Задачу перед младшим Уваровым ставили конкретную: следовало выяснить, все ли курганы уже хищнически разрыты и разграблены или все-таки целесообразно возобновить археологические раскопки? Ведь курганы разрывались повсеместно. При этом было известно, что похожих курганов, пусть более позднего времени, очень много и в центральной части России. По сложившимся представлениям они делились на три разряда: норманнские, мерянские и боевые. Больше всего, по идее, должно было быть курганов норманнских, так как «норманны, проходившие чрез древнюю Русь по направлению водяных сообщений, воздвигали свои курганы на берегах рек»138. Отсюда возникал логический вывод: норманнские ценности, подобно скифским, могут быть зарыты и в этих курганах. Но трудно было определить, какие из них мерянские, а какие норманнские или боевые. Хотя уже появилось много желающих, особенно среди помещиков, проводить такие раскопки за свой счет. По селениям и ярмаркам стали разъезжать скупщики древностей. Так назревало решение о санкционированных масштабных раскопках курганов в зоне предполагаемого нахождения норманнов.

Глава 3

Правительственные раскопки XIX столетия: по правилам или не по правилам?

В 1851 г. во Владимирской губернии начались массовые археологические раскопки. За четыре летних сезона, по сведениям одного из наблюдателей К.Н. Тихонравова, от Суздальского уезда по направлению к Плещееву озеру было срыто более 13 тысяч курганов139. Руководителем тех раскопок на начальной стадии являлся А.С. Уваров. В связи с этим в исторической науке возникло много спекуляций вокруг его имени. Уварова объявляли главным виновником утерянных для науки курганов, обвиняли в торопливости, некомпетентности и прочих грехах. Отчасти повод к таким выводам дал сам Уваров. К I Археологическому съезду он подготовил материал на тему: «Меряне и их быт по курганным раскопкам», где пересказывал свою беседу с министром внутренних дел Л.А. Перовским. Между ними обсуждалась необходимость проведения археологических исследований в центральной и северной части России. Перовский тогда предложил начать раскопки с Новгорода. По мнению же Уварова, исследования там уже проводились, но нужных результатов не дали. Кроме того, по замыслу Уварова копать следовало не сами городища, а курганы в окрестностях тех древних городов, которые, как записано в летописи, Рюрик раздавал своим варягам и с них же собирал дань. То есть там, где «наследили» варяги. Особенно много курганов располагалось по направлению Новгород-Суздаль. Значит, и исследовать нужно в первую очередь какой-то из районов этого региона. Предпочтительнее всего местности Суздаля и Переславля-Залесского.

Каких-либо специальных указов, разрешающих проведение раскопок, Уварову не давалось. Но понятно, что решение о тех раскопках принималось не одним молодым 26-летним Уваровым, а на самом высшем уровне. Позднее в Археологическом обществе будут прямо говорить о том, что Общество средства на эти цели не выделяло и что вообще это – правительственное мероприятие.

На самом же деле массовые раскопки курганов уже давно велись. Во многих губернских, да и в уездных городах с 1840-х гг. становится престижным иметь свои краеведческие музеи. При них создаются так называемые штатные Комиссии с правом ведения археологических исследований в своих местностях, скупки у населения предметов старины, публикации отчетов. С музеями начинают делиться своими экспонатами частные коллекционеры. Собирательство, перепродажа предметов древности для простых граждан становится модным и выгодным увлечением. Конечно же, находились люди, понимавшие всю пагубность ситуации с беспорядочными раскопками для научного осмысления прошлого. Предпринимались попытки создания каких-то органов, которые бы контролировали незаконные раскопки древних могил. Наконец, обсуждались вопросы по написанию единых правил отчетности, учета и хранения для тех же членов местных комиссий, которые самостоятельно проводили подобные исследования. Однако повлиять на ситуацию оказалось крайне сложно.

На ученом совете III Археологического съезда, состоявшегося в Киеве в 1874 г., была избрана уже специальная Комиссия «для выработки правил научной раскопки древних могил и описания и хранения могильных древностей». В преамбуле документа подробно говорится о мотивах, побудивших к созданию Комиссии. В 1840-х гг. было раскопано много курганов в юго-западных губерниях исправниками, становыми приставами, волостными писарями, помещиками: «Раскопки поручались без какой бы то ни было инструкции каждому, кто изъявлял желание производить их и доставлять найденное в то или другое учреждение…» И далее курганы раскапываются «…во многих местностях, где были тысячи курганов, остаются только сотни и десятки, а есть и такие местности, где от бывших курганных могильников не сохранилось никаких признаков»140. По свидетельствам местных жителей, раскопки велись по распоряжению начальства.

Такая «практика археологических раскопок… не дает возможности пользоваться могильными древностями с историческими целями». В основу инструкции должно положить «следующие правила: 1) могила, при раскопке которой дневник не был составлен по правилам инструкции, признается потерянною для науки; 2) все находки из данной могилы должны быть означены ее номером и хранимы отдельно по могилам…»141. А кроме того, следует признать величайшим злом современной русской археологии практику покупки правительственными и общественными музеями предметов у промышленников могильных древностей, не имеющих раскопочных дневников. Музеи переполнены древними бытовыми изделиями, неизвестно кем, когда и при каких условиях выкопанными. Древности сортируются под влиянием художественного вкуса, а не по требованиям историко-археологической науки. Бытовые изделия могил разных местностей, времен и народов смешиваются и разбиваются произвольно, группируются не по могилам, а по составу, формам и значению предметов.

Такое беспорядочное собирание и безответственное хранение древностей приводит к неверным историческим выводам. Например, о якобы своеобразном обычае погребения с присыпками костей покойников возле курганов. После повторного же исследования выяснилось, что останки присыпались расхитителями гробниц. Случалось это после того, как они выносили из гробниц все содержимое на дневной свет. А что представляет собой коллекция К.И. Ольшевского по Суоргомскому катакомбному могильнику, составленная по покупкам у промышленников? В ней содержатся бытовые изделия пяти исторических эпох, тогда как в действительности все изделия этого могильника определяются многочисленными монетами, датированными одной эпохой.

Предложения Комиссии сводились к следующему: создалась «потребность немедленно приступить к систематическому поуездному исследованию по правилам инструкции курганов и городищ, сохранившихся в центральных губерниях России»142.

Фактически Комиссия в составе Антоновича, Ивановского и Самоквасова предлагала радикальное решение: признать все предыдущие раскопки курганоманией, отказаться от выводов, какие строились на основе несистематизированного отбора древностей, и начать новые раскопки по единым правилам инструкции. Провозглашалось, что эти правила призваны служить нравственным законом для всех лиц, раскапывающих древние земляные насыпи. Проект инструкции обсуждался на собрании съезда 21 августа. И что интересно: был принят единогласно. Оставался вопрос: насколько серьезно отнеслись участники Археологического съезда к принятому ими решению?

С одной стороны «неправильность» проведения раскопочных работ осознавалась всеми. Идея совершенствования методики полевых исследований, а также систематического и осторожного производства работ при открытии древностей обсуждалась еще в 30-х гг. В 1859 г. создается Императорская Археологическая комиссия, в задачи которой входит сбор сведений о памятниках древности и пресечение незаконных раскопок. Однако следует заметить, что эта комиссия возникла в момент наибольшего спада активности Археологического общества. Формально никакие археологические раскопки в те годы не производились. Заседания Общества проходили по одному разу в год. Поэтому перспективы прекращения незаконных раскопок казались вполне уместными. С другой стороны, сохранялось убеждение, что ценности, подобные скифским, все-таки еще не найдены и они обязательно есть. Все эти годы и вплоть до III Археологического съезда не прекращались дискуссии о сущности самой археологии как науки. Что именно является предметом ее изучения? Как она соотносится с другими науками? Где готовить специалистов-археологов?