Свечная башня - Татьяна Владимировна Корсакова

– Мира, нам надо уходить.

Она не хотела, ему пришлось сгрести ее в охапку и силой вытащить из башни.

Он не ошибся, по подъездной аллее медленно ехала машина «Скорой помощи», впереди трусцой бежал дежуривший в ту ночь охранник, показывал путь. Они наблюдали за происходящим из-за кустов сирени, и лишь когда носилки с Лёхой погрузили в «Скорую», Артём сказал:

– Мира, все, нам нужно уходить.

– Ему же помогут, да? – Она куталась в его олимпийку, переступала с ноги на ногу. – Мы же все сделали правильно, да?

Артём не знал ответа ни на первый, ни на второй вопрос, но сказал то, что Мирослава хотела услышать.

– Все будет хорошо. Пойдем, пока нас не увидели.

Им удалось добраться до административного крыла незамеченными. В комнату Мирославы они залезли через окно и тут же это окно закрыли. Несколько мгновений они молча стояли друг напротив друга, а потом Мирослава легонько коснулась его руки:

– Тебе надо идти, Тёма. Сейчас проснется Лисапета.

Он знал, что так и будет, но все равно медлил. Ей пришлось толкнуть его в грудь.

– Иди! Встретимся утром.

И он ушел. Ему, как и ей, хотелось побыть одному. Им нужно было подумать над тем, что случилось. Спать никто из них не собирался. Да им бы и не дали.

Сначала Артём услышал осторожные крадущиеся шаги. Они принадлежали тому человеку, который заходил ночью в башню, который не позвал на помощь и бросил Лёху умирать. Вывод напрашивался очевидный: этот негодяй живет где-то тут, в крыле для персонала. А потом, буквально через четверть часа, началась суета с топотом и криками, поднявшая на ноги всех, кто еще спал. В коридор вышли все. Артём тоже вышел. Не потому, что не понимал, что происходит, а потому, что появилась возможность узнать, кто же живет в комнатах по соседству.

Жильцов оказалось не так и много. На крики охранника, а это был именно он, вышло всего четыре человека, не считая их с Мирославой. Лисапета с бигуди на голове зябко куталась в цветастый халат и пыталась стряхнуть с себя остатки самого крепкого предрассветного сна. Старший повар, грузный дядька предпенсионного возраста, был уже полностью одет. Впрочем, ничего удивительного, кухня начинала работу на рассвете. Реставратор Разумовский, всклокоченный и помятый, но тоже полностью одетый, переводил подслеповатый взгляд с охранника на Лисапету, пытаясь понять, что же такое происходит. Последним в коридор вышел дядя Митя. То есть, тогда он еще не был дядей Митей. Мирослава и Артём видели его в усадьбе мельком и даже не знали, какую должность он занимает. Дядя Митя, так же, как и повар, был полностью одет и собран. Как-то так вышло, что инициативу на себя взял именно он, а не вконец растерявшаяся Лисапета. Первым делом он шуганул Артёма и Мирославу, избавился от ненужных свидетелей, так сказать. А потом пригласил всех на улицу перекурить, а некурящих подышать свежим воздухом. Причем, выбрал для этого уединенно стоящую беседку, от которой не доносилось ни единого звука, как бы Артём не напрягал слух.

Наступивший день был сумрачен и сочился мелким дождем, наверное, поэтому все занятия были перенесены со свежего воздуха в классы. Артёма и Мирославу сразу же после завтрака развели по разным кабинетам. У него был урок музыки, у нее – урок живописи. И ни у одного из них не было ни малейшей возможности узнать, как дела у Лёхи.

Слухи начали просачиваться в усадьбу ближе к обеду. Они были настолько ужасны, что затмили историю с несчастным случаем в башне. Да, падение Лёхи посчитали несчастным случаем, Всеволод Мстиславович Горисветов собственнолично сопроводил напуганного, еще не до конца протрезвевшего Лехиного батю в Чернокаменскую больницу. Кажется, как только они уехали, пришла еще одна дурная весть…

В овраге нашли мертвое тело. Взрослые шептались об этом с испуганными лицами, то и дело оглядываясь по сторонам, словно бы Свечной человек мог подкрасться к ним в эту самую минуту, подкрасться, накинуть удавку на шею, задушить, а потом залить лицо воском.

Да, все в округе знали, как действует этот сумасшедший. Как сказал Исаак Моисеевич: «Один раз – случайность, второй – совпадение, а третий – уже закономерность». Сказал он это заглянувшей в класс Амалии Ивановне. Сказал ей, а посмотрел на Артема. В его взгляде была тревога. Наверное, сейчас Исаак Моисеевич сказал бы не «закономерность», а «серия». По крайней мере, Фросту так думалось. Но тогда это было «ужасное происшествие, которое не укладывалось в голове». Наверное, потому что никто из них никогда раньше не сталкивался с серийными преступлениями. Или просто из-за неприспособленности к жестоким реалиям жизни.

Про реалии все четко понимала Мирославина бабушка. Это была решительного вида женщина, назвать которую старухой не поворачивался язык. Бабушка позвонила в Горисветово сразу же, как только по деревне пронеслась первая волна слухов, велела внучке возвращаться домой, как только закончатся занятия. Кружной дорогой возвращаться! Чтобы никаких оврагов!

В том, что Мирослава выберет короткий путь, Артём не сомневался, поэтому подошел к ней сразу же после обеда. К тому времени от вернувшегося из Чернокаменска Лехиного бати они уже знали, что Лехе сделали трепанацию черепа, и сейчас все в руках Господа. Говорил это батя, дрожащими руками откупоривая бутылку «чернил»…

– Не уходи без меня, – сказал Артем, глядя поверх Мирославиного плеча.

Этот тяжелый день одновременно отдалил и сблизил их. Им хотелось быть вместе, но чувство вины выбивало почву у них из-под ног. Вот такой парадокс.

– Куда? – спросила она, тоже не глядя ему в глаза.

– Никуда не уходи. Я провожу тебя до дома.

Она молчала, а он начинал злиться. Слишком многое ему предстояло решить и обдумать. То, что кто-то из обитателей Горисветово бросил Лёху умирать, мучило его и не давало покоя. Он хотел докопаться до правды. А чтобы докапываться до правды, он не должен бояться еще и за Мирославу. Очень плохо, что она этого не понимает.

О том, что разбираться придется еще и с тем, что он увидел у Свечной башни, Артём старался пока не думать. Потому что случившееся никак не укладывалось в его картину мира. А значит, начинать нужно с чего-то более понятного и материального, постепенно переходя к необычному. Но к Свечной башне он все равно решил наведаться. Подумалось, что при свете дня все тайное сразу же станет явным, а мистическим событиям найдется логическое объяснение.

Ничего не вышло. Дверь, ведущая в башню, была заперта. В обычные дни там всегда находился Разумовский, но этот день явно выбивался из череды обычных…

…По плечу похлопали, и божий день в