Хозяйка Рима - Кейт Куинн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А ведь она не такая уж и красавица! Интересно, что он в ней нашел?
Согласна. Для меня это тоже загадка.
— Почему? — спросила я как-то раз у Домициана, но он лишь пожал плечами. Он посылал за мной раз в пять в неделю, а то и больше. Я обычно оставалась у него на ночь, а утром, зевая, возвращалась пешком в дом Ларция.
— Тсс! Она услышит, — голос принадлежал прачке.
— Не бойся, не услышит. Она не сомкнула глаз всю ночь, а чем они там занимались, ведают только боги. Так что она проспит самое малое до полудня.
На самом же деле я, распустив по плечам волосы, сидела в постели в просторном греческом хитоне, который служил мне ночной сорочкой, и задумчиво жевала кончик пера, пытаясь сочинить песню. Домициану нравилась моя музыка — та, которую я сочиняла сама.
— В один прекрасный день ты сочинишь что-нибудь по-настоящему великое. — Это была его обычная похвала.
— Представляешь? Он ведет с ней беседы! Не удивлюсь, если она дает ему советы. Этакий голос за троном, и все такое прочее.
Я про себя расхохоталась. Ни о каком влиянии на Домициана не могло быть и речи. Это он дал мне понять в самый первый вечер.
— Только не вздумай вмешиваться в придворные дела, — невозмутимым тоном произнес он, когда я впервые получила приглашение к нему во дворец. — Я не спрашиваю у женщин совета и во всем придерживаюсь следующих правил: никогда не гневи богов и не делай ставки на гладиаторов.
О последнем правиле мне уже было известно.
— Как вы думаете, она ему скоро наскучит? — а это уже была рабыня.
Даже если и скоро, то безбедное будущее мне обеспечено. В Брундизии найдется не один десяток мужчин, которые наверняка пожелают услышать голос, который заворожил повелителя целого мира. Куда бы я ни пошла, на меня как из рога изобилия сыпались комплименты и поздравления. Один лишь Ларций, похоже, не разделял всеобщей радости.
— Мне больно видеть все это, дитя мое, — в его голосе слышались тревожные нотки. — Ты певица, артистка, а не гетера.
— Император это понимает. Он даже подарил мне струны для моей лиры! Мне их теперь хватит до старости.
— Держись как можно скромнее. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я.
Я улыбнулась. Какая-то часть этой улыбке была позаимствована у моего сына, но что поделать, я не смогла сдержаться. Ларций вздохнул.
— Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь. Ты пропускаешь важные приглашения. Центурион Денс и достопочтенная Корнелия Прима просили тебя спеть на свадьбе их старшей дочери. Напоминаю, что они всегда были главными почитателями твоего таланта.
— Скажи им, что я не могу.
Домициан не любил делить меня с кем-то еще. В некотором роде это было даже приятно. Император заметил меня, выделил из ряда других артистов, так что теперь мне нет необходимости выступать перед первым, кто поманит меня пальцем. Теперь я могла петь лишь для него.
Мелодия, которую я пыталась сочинить, наконец оформилась у меня в голове и плавно перетекла на мое перо. По-моему очень даже красивая мелодия. На нее хорошо ляжет один греческий стих, который я знаю наизусть. Кто знает, вдруг император на этот раз расщедрится на похвалу.
— Не скажу, что я в восторге, однако неплохо.
— Тея! — ко мне в комнату вбежала Пенелопа и, увидев меня, сердито тряхнула седыми локонами. — Тея, твой несносный мальчишка снова подрался с сыном Хлои.
К тому моменту, когда я, в одной ночной сорочке, добежала до конца коридора, дом уже наполнился возмущенными криками Викса.
— Он назвал мою мать дешевой шлюхой!
Мой сын и сын Хлои кругами ходили по атрию, замахиваясь друг на друга.
— Неправда, никакая она не дешевая! Она очень даже дорогая! Ей цены нет! Это твоя мать готова на все задаром!
И они, сцепившись, рухнули вдвоем в бассейн в центре атрия. Впрочем, вскоре Викс вскочил на ноги — отплевываясь, что-то сердито бормоча и потрясая кулаками. Я схватила его за руку и, вытащив из бассейна, заставила извиниться за свои слова, после чего потащила вслед за собой по коридору.
— Смотрю, у тебя слишком часто чешутся кулаки. Что такого сказал тебе сын Хлои?
— Он сказал, что ты Домицианова шлюха!
— Так оно и есть, да, я Домицианова шлюха, Викс, — с этими словами я затащила его к себе в комнату.
— Но он еще сказал, что никакая ты не певица. Сказал, что ты за медную монету готова на что угодно. Сказал…
— Это не оправдание. А теперь нагнись-ка.
Я достала видавшую виды розгу, и Викс испустил леденящий душу вопль.
— Викс, успокойся. Я еще даже не прикоснулась к тебе.
— Тогда давай поскорее заканчивай с этим делом, — ухмыльнулся мой несносный сын.
Я всыпала ему около дюжины раз по его мокрому мягкому месту. Он орал так, будто его резали. Не скажу, чтобы он терпел настоящие мучения. Скорее, криком он показывал свое несогласие. Впрочем, я тоже устроила ему порку скорее для острастки, а не потому, что была на него сердита. Просто мне нужно было доказать самой себе, что я строгая, но справедливая мать.
— Даже если ты Домицианова шлюха, какая мне от этого польза? — спросил Викс, выпрямляясь и потирая зад. Я отложила розгу в сторону. — Он возьмет тебя вместе с собой на игры? Я бы не отказался посмотреть на гладиаторов! Представляешь, я бы сидел в императорской ложе рядом с самим…
— Ты не пойдешь ни на какие игры.
— Пойду, вот увидишь! Потому что, когда вырасту, я тоже стану гладиатором!
— Забудь об этом. Никаким гладиатором ты не станешь!
У моего народа есть поговорка, что грехи родителей ложатся на плечи детей. Раньше мне казалось, что это все ерунда. И вот теперь, ну кто бы мог подумать!
— Что ж, неплохая песня, — произнес император. — Не такая слащавая, как обычно.
— Я так и думала, что ты это скажешь, — ответила я, откладывая лиру.
— Тебе так важно мое мнение?
Было уже поздно. Факелы горели тусклым светом, и императорскую опочивальню наполнили тени. Это была очень простая опочивальня, я бы даже сказала, скромная, — воплощение непритязательных вкусов Домициана: никаких шелковых занавесей на стенах, никаких бархатных подушек на ложе, никаких драгоценных камней в глазах небольшой мраморной статуи Минервы в углу.
Я протянула руку за моей ночной сорочкой, натянула ее на себя через голову и, лишь облачившись в нее, сбросила с себя одеяло. Домициан не любил, чтобы я долго оставалась обнаженной, даже в постели.
— Не позволю ни одной женщине расхаживать по моей спальне, словно Клеопатра, в чем мать родила, — как-то раз заявил он. — Если только я сам не потребую, чтобы ты разделась, ты должна быть одета, как и всякая уважающая себя женщина.